Общество
ЕЕ ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА
20 января
Это был крейсер "Аврора", участник Цусимской битвы, живая легенда революции, а теперь - учебный корабль курсантов Высшего военно-морского училища имени Фрунзе.
Учебная программа на летний сезон 1941 года была расписана весьма плотно. Каждый день для первокурсников - практика по навигации, наглядные уроки механики, шлюпочные учения, спортивные занятия. Для тех, кто постарше, для гардемаринов, как сказали бы в прошлые годы, - обязательная школа артиллерийских стрельб. С мая по октябрь "Аврора" почти не покидала полигона поблизости от Восточного Кронштадского рейда, и такие ночи, как эта - ночь на 22 июня, - были редкостью. Сегодня, наверное, не будет учебной тревоги. И рота стриженых мальчишек, которым через несколько лет предстоит стать офицерами Красного флота, без помех досмотрит в своих кубриках зыбкие предрассветные сны...
КРЕЙСЕР НАКАНУНЕ ОТСТАВКИ
Крейсера - элита военного флота, в середине двадцатого века они представляли собой второй по значению класс "капитальных" кораблей после линкоров. Крейсеру надлежит быть "всегда на ходу и готову к делу", как писалось в старых морских уставах. Но как быть, если кораблю - сорок лет со дня спуска? Несмотря на своевременные ремонты и хороший уход, машины уже не держат былой скорости, артиллерия устарела, ослабли конструктивные связи некогда выносливого корпуса.
Крейсера с паровыми ходовыми системами служат в среднем по двадцать - двадцать пять лет. Ровесница века, "Аврора" еще в середине двадцатых исчерпала свой строевой ценз. 16 мая 1941 года нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов подписал приказ о том, чтобы наречь именем "Аврора" один из строящихся в Ленинграде крейсеров нового проекта. А такие приказы обыкновенно означают, что предыдущему носителю имени "светит" скорая отставка со списанием.
Но пока бумаги ходили по штабным канцеляриям, началась война. Германские войска уже взяли Таллин - главную базу Балтийского флота на тот момент - и уцелевшим советским кораблям с трудом удалось отступить в Кронштадт. Как раз во время таллинской операции с "Авроры" ушли на фронт последние курсанты. Завершенный до срока учебный курс, погоны лейтенантов ускоренного выпуска - и первая в жизни командная должность где-нибудь на береговой батарее Сааремаа или на борту ладожской канонерки. Редел и собственный экипаж крейсера, поскольку все больше моряков добивались перевода на действующие эскадры. Добровольцы с "Авроры" просились даже в отряды береговой обороны, полагая службу на устаревшем учебном корабле, давно не выходившем в открытое море, слишком "тыловой" для себя.
А линия фронта угрожала подступить к городу вплотную, стиснуть предместья железной удавкой окружения. В такой обстановке каждый орудийный ствол - на счету. Артиллерия "Авроры" включала десять 130-миллиметровых пушек, установленных на крейсере еще в годы Первой мировой, две более новые универсальные трехдюймовки, пару зенитных орудий системы Лендера калибром 76,2 мм, несколько малокалиберных установок и пулеметы. Таким роскошным арсеналом командование Балтфлота не намерено было пренебрегать. Но тот факт, что эти пушки носил слишком старый корабль, резко ограничивал возможности их употребления. Оставалось одно: взять орудия с крейсера вместе с расчетами и установить на важных участках обороны, оставив самой "Авроре" только необходимый для самозащиты минимум.
Первый приказ об отправке части авроровской артиллерии на Чудскую флотилию пришел еще 7 июля. Тридцать пять зенитчиков под командованием лейтенанта Якова Музыри демонтировали пять легких орудий и погрузили их на специальный понтон для перевозки на берег. Следом уехали и сами - вооружать на Чудском озере мобилизованные вспомогательные суда.
Потом стали снимать и главный калибр - для установки на береговой позиции Воронья гора под Дудергофом. Батарея "А" - девять 130-миллимеровых пушек с "Авроры" - целую неделю, с 6 по 13 сентября, сдерживала наступление врага. Казалось бы, это немного - всего семь дней в войне, которой было суждено продлиться четыре года. Но за эти семь дней немцы ни на метр не продвинулись к городу. Только подход к Дудергофу мощного подкрепления с тяжелыми танками и многочасовой артобстрел, превративший всю позицию батареи в груду искореженного металла, позволили врагу подавить сопротивление авроровцев. Из расчетов мало кто уцелел, а когда немцам все-таки удалось ворваться на батарею, последние оставшиеся в живых офицеры - лейтенант А. Антонов и политрук А. Скулачев - подорвали связкой гранат и себя, и подступивших врагов.
КРЕЙСЕР НЕ УХОДИТ В ОТСТАВКУ
Согласно штатному расписанию, экипаж учебного крейсера в мирное время мог составлять 500-600 человек. К осени на борту "Авроры", стоявшей в Ораниенбауме, осталось всего тридцать моряков. В командование крейсером, все еще считавшимся официально в строю, вступил старший лейтенант М.К. Крылов. Первая задача, которую пришлось выполнять новому командиру, состояла в противодействии неприятельским налетам и артобстрелам. Немцы стояли уже под Петергофом, а 16 сентября из-за пасмурной дымки над Ораниенбаумом донесся тугой отдаленный гул...
Первый "Юнкерс" сверкнул в разрыве меж облаков длинными, искривленными по-чаячьи крыльями. Опустил острое рыло, переходя в пикирование, с визгом и свистом устремился к воде, где оцепенев, замер на рейде, вцепившись якорями в грунт, военный транспорт "Леваневский". Вот сейчас от поджарого фюзеляжа оторвется масляно-черная капля бомбы.
Транспорту "Леваневский" было смертельно опасно попадание даже одной бомбы, поскольку его грузовые трюмы были буквально набиты резервным боезапасом, доставленным в Ораниенбаум на случай отступления - чтобы было чем взрывать промышленные предприятия. По сути дела, злосчастный пароход представлял собой гранату в несколько тысяч тонн водоизмещением, при взрыве которой мало что останется от города и уж точно никто не уцелеет в гавани.
Береговые зенитчики не успели отразить крылатую погибель. Но за мгновение до того, как могли быть сброшены бомбы, прямо под "брюхом" самолета вспух дымный султан зенитного разрыва. И враг навсегда исчез в ослепительной вспышке, так что лишь несколько мелких обломков упали на палубу "Леваневского"...
Стреляла трехдюймовка "Авроры".
Налет продолжался, пикировщики шли волнами. Но город уже стряхнул с себя первый приступ смертельной паники. Захлопали залпы зенитных батарей на берегу, сухо затрещали пулеметы кораблей в гавани. И атака захлебнулась, а врагу осталось только отступить. В городе пострадали единичные здания - вместо почти полного разрушения портовой инфраструктуры.
С 21 сентября 1941 года налеты и обстрелы Ораниенбаума стали почти ежедневными. Причем, обнаружив, что одним из самых активных элементов обороны гавани является "Аврора", немцы начали устраивать на нее целевые атаки, продолжавшиеся до самых декабрьских непогод.
ГЛУБЖЕ ДНА НЕ УТОНЕШЬ...
Еще осенью в результате одного из обстрелов "Аврора" получила тяжелую пробоину от 152-миллиметрового снаряда, попавшего в борт правого машинного отделения. Рваную дыру удалось наскоро загерметизировать, но через несколько дней близкий разрыв авиабомбы снес гидродинамическим ударом временный пластырь, в один из самых крупных отсеков крейсера прорвалась вода. Малочисленному экипажу не удалось провести полный комплекс мер борьбы за живучесть, и к утру крен корабля достиг 23 градусов. Если попытаться, например, двигаться в таком состоянии, можно потерять остойчивость и затонуть.
Но ораниенбаумская гавань мелководна, а всякий моряк "дивизиона живучести" свято помнит заповедь великого кораблестроителя Н. Крылова: "Не бойся мели, получив пробоину. То, что иной раз убьет, может и спасти, ибо глубже дна не утонешь". Старшина машинной группы "Авроры" П. Васильев рассчитал, что открытие кингстонов крейсера на противоположном борту и подтопление части топливных бункеров выровняет крен. Правда, при этом корабль встанет килем на грунт, окончательно лишившись возможности двигаться. Зато останется над водой верхняя палуба с орудиями - и можно будет даже продолжать стрелять.
В таком виде - погрузившись в воду на две трети высоты борта, без движения, без выработки пара и электричества - крейсер встретил первую блокадную зиму. И оказалось, что страшнее смерти от вражеского обстрела на этой войне - тихая, медленная смерть от голода и холода.
На борту оставалось двадцать человек. Лейтенант М. Крылов был ранен и попал в госпиталь, новым командиром стал лейтенант П. Гришин. Теперь боевая задача "Авроры" была уже не столько защитить себя и город, сколько просто выжить.
Зимой находиться на корабле стало практически невозможно: в стылых кубриках не было никакого отопления и освещения, а близость подтопленных отсеков порождала вечную промозглую влажность, от которой и заболеть недолго. Поэтому с наступлением морозов командир скрепя сердце принял решение переселить свою поредевшую команду на берег - в построенные своими силами времянки, которые легче отапливать самодельными печами. Но вахта у флага отменена не была, и по-прежнему при каждом обстреле вставали комендоры к уцелевшим орудиям, покуда не было решено отдать последние пушки на бронепоезд "Балтиец", громивший врага на подступах к Ораниенбауму.
Чего стоила оголодавшим и обессилевшим людям разборка вручную и выгрузка с полумертвого корабля этих пушек - одному Богу известно. По окончании очередного налета спускали на воду легкий ял, и медленно лавируя меж колотых льдин, собирали в гавани оглушенную взрывами рыбу. Уха из этой рыбы, слегка приправленная отрубями или мукой, называлась УДП - усиленный дополнительный паек. "Умрешь днем позже",- горько шутили в порту.
А немцы так и не оставили полузатопленный крейсер в покое, обстреливая его при каждом подвернувшемся случае. И каждый обстрел приносил новые раны. Не в этом ли бессилие врага - вымещать досаду на небоеспособных, но не сдавшихся?..
БЫЛА ВЕСНА 1944-ГО...
Война еще огрызалась огненными сполохами ночной канонады, но блокада была уже прорвана, и Ленинград мало-помалу возвращался к жизни. В Ораниенбаумской гавани днем и ночью кипела работа - порт принимал транспорты с продовольствием, формировал конвои с боеприпасами для вышедшего на оперативный простор Балтийского флота, ремонтировал корабли. Но посреди бухты, словно серая глыба обдымленного льда, оставшегося со времен суровой зимы, безучастно ко всему происходящему замер полузатопленный крейсер. Его судьба была все еще не ясна - слишком много боевых повреждений получено, слишком много прожито лет...
Но однажды в середине лета 1944 года у самого пирса в Ораниенбауме скрипнула тормозами запыленная черная "эмка". Шофер - старшина в морской форменке - распахнул дверцу перед выбирающимся из автомобиля сухощавым седым человеком с погонами капитана первого ранга на мундире. Прищурившись, капитан посмотрел на рейд - туда, где яркие блики играли на холодной зыби у борта казавшегося мертвым корабля.
Судьба капитана первого ранга Льва Андреевича Поленова еще с гардемаринских времен была самым тесным образом переплетена с судьбой "Авроры". И теперь именно ему удалось убедить заместителя наркома флота адмирала Исакова не списывать исторический корабль, а в очередной раз попытаться восстановить.
Два моряка - пожилой, отдавший морю без малого тридцать лет, и юный, надевший робу с бело-синим воротником-гюйсом уже во время этой войны, стояли на пирсе рядом и смотрели в ослепительную синеву июльского дня. Туда, где швартовались к борту "Авроры" два некрупных, но мощных водоотливных буксира с вымпелами ЭПРОНа.
Для старого корабля открывалась новая страница истории.
Светлана САМЧЕНКО
Учебная программа на летний сезон 1941 года была расписана весьма плотно. Каждый день для первокурсников - практика по навигации, наглядные уроки механики, шлюпочные учения, спортивные занятия. Для тех, кто постарше, для гардемаринов, как сказали бы в прошлые годы, - обязательная школа артиллерийских стрельб. С мая по октябрь "Аврора" почти не покидала полигона поблизости от Восточного Кронштадского рейда, и такие ночи, как эта - ночь на 22 июня, - были редкостью. Сегодня, наверное, не будет учебной тревоги. И рота стриженых мальчишек, которым через несколько лет предстоит стать офицерами Красного флота, без помех досмотрит в своих кубриках зыбкие предрассветные сны...
КРЕЙСЕР НАКАНУНЕ ОТСТАВКИ
Крейсера - элита военного флота, в середине двадцатого века они представляли собой второй по значению класс "капитальных" кораблей после линкоров. Крейсеру надлежит быть "всегда на ходу и готову к делу", как писалось в старых морских уставах. Но как быть, если кораблю - сорок лет со дня спуска? Несмотря на своевременные ремонты и хороший уход, машины уже не держат былой скорости, артиллерия устарела, ослабли конструктивные связи некогда выносливого корпуса.
Крейсера с паровыми ходовыми системами служат в среднем по двадцать - двадцать пять лет. Ровесница века, "Аврора" еще в середине двадцатых исчерпала свой строевой ценз. 16 мая 1941 года нарком ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов подписал приказ о том, чтобы наречь именем "Аврора" один из строящихся в Ленинграде крейсеров нового проекта. А такие приказы обыкновенно означают, что предыдущему носителю имени "светит" скорая отставка со списанием.
Но пока бумаги ходили по штабным канцеляриям, началась война. Германские войска уже взяли Таллин - главную базу Балтийского флота на тот момент - и уцелевшим советским кораблям с трудом удалось отступить в Кронштадт. Как раз во время таллинской операции с "Авроры" ушли на фронт последние курсанты. Завершенный до срока учебный курс, погоны лейтенантов ускоренного выпуска - и первая в жизни командная должность где-нибудь на береговой батарее Сааремаа или на борту ладожской канонерки. Редел и собственный экипаж крейсера, поскольку все больше моряков добивались перевода на действующие эскадры. Добровольцы с "Авроры" просились даже в отряды береговой обороны, полагая службу на устаревшем учебном корабле, давно не выходившем в открытое море, слишком "тыловой" для себя.
А линия фронта угрожала подступить к городу вплотную, стиснуть предместья железной удавкой окружения. В такой обстановке каждый орудийный ствол - на счету. Артиллерия "Авроры" включала десять 130-миллиметровых пушек, установленных на крейсере еще в годы Первой мировой, две более новые универсальные трехдюймовки, пару зенитных орудий системы Лендера калибром 76,2 мм, несколько малокалиберных установок и пулеметы. Таким роскошным арсеналом командование Балтфлота не намерено было пренебрегать. Но тот факт, что эти пушки носил слишком старый корабль, резко ограничивал возможности их употребления. Оставалось одно: взять орудия с крейсера вместе с расчетами и установить на важных участках обороны, оставив самой "Авроре" только необходимый для самозащиты минимум.
Первый приказ об отправке части авроровской артиллерии на Чудскую флотилию пришел еще 7 июля. Тридцать пять зенитчиков под командованием лейтенанта Якова Музыри демонтировали пять легких орудий и погрузили их на специальный понтон для перевозки на берег. Следом уехали и сами - вооружать на Чудском озере мобилизованные вспомогательные суда.
Потом стали снимать и главный калибр - для установки на береговой позиции Воронья гора под Дудергофом. Батарея "А" - девять 130-миллимеровых пушек с "Авроры" - целую неделю, с 6 по 13 сентября, сдерживала наступление врага. Казалось бы, это немного - всего семь дней в войне, которой было суждено продлиться четыре года. Но за эти семь дней немцы ни на метр не продвинулись к городу. Только подход к Дудергофу мощного подкрепления с тяжелыми танками и многочасовой артобстрел, превративший всю позицию батареи в груду искореженного металла, позволили врагу подавить сопротивление авроровцев. Из расчетов мало кто уцелел, а когда немцам все-таки удалось ворваться на батарею, последние оставшиеся в живых офицеры - лейтенант А. Антонов и политрук А. Скулачев - подорвали связкой гранат и себя, и подступивших врагов.
КРЕЙСЕР НЕ УХОДИТ В ОТСТАВКУ
Согласно штатному расписанию, экипаж учебного крейсера в мирное время мог составлять 500-600 человек. К осени на борту "Авроры", стоявшей в Ораниенбауме, осталось всего тридцать моряков. В командование крейсером, все еще считавшимся официально в строю, вступил старший лейтенант М.К. Крылов. Первая задача, которую пришлось выполнять новому командиру, состояла в противодействии неприятельским налетам и артобстрелам. Немцы стояли уже под Петергофом, а 16 сентября из-за пасмурной дымки над Ораниенбаумом донесся тугой отдаленный гул...
Первый "Юнкерс" сверкнул в разрыве меж облаков длинными, искривленными по-чаячьи крыльями. Опустил острое рыло, переходя в пикирование, с визгом и свистом устремился к воде, где оцепенев, замер на рейде, вцепившись якорями в грунт, военный транспорт "Леваневский". Вот сейчас от поджарого фюзеляжа оторвется масляно-черная капля бомбы.
Транспорту "Леваневский" было смертельно опасно попадание даже одной бомбы, поскольку его грузовые трюмы были буквально набиты резервным боезапасом, доставленным в Ораниенбаум на случай отступления - чтобы было чем взрывать промышленные предприятия. По сути дела, злосчастный пароход представлял собой гранату в несколько тысяч тонн водоизмещением, при взрыве которой мало что останется от города и уж точно никто не уцелеет в гавани.
Береговые зенитчики не успели отразить крылатую погибель. Но за мгновение до того, как могли быть сброшены бомбы, прямо под "брюхом" самолета вспух дымный султан зенитного разрыва. И враг навсегда исчез в ослепительной вспышке, так что лишь несколько мелких обломков упали на палубу "Леваневского"...
Стреляла трехдюймовка "Авроры".
Налет продолжался, пикировщики шли волнами. Но город уже стряхнул с себя первый приступ смертельной паники. Захлопали залпы зенитных батарей на берегу, сухо затрещали пулеметы кораблей в гавани. И атака захлебнулась, а врагу осталось только отступить. В городе пострадали единичные здания - вместо почти полного разрушения портовой инфраструктуры.
С 21 сентября 1941 года налеты и обстрелы Ораниенбаума стали почти ежедневными. Причем, обнаружив, что одним из самых активных элементов обороны гавани является "Аврора", немцы начали устраивать на нее целевые атаки, продолжавшиеся до самых декабрьских непогод.
ГЛУБЖЕ ДНА НЕ УТОНЕШЬ...
Еще осенью в результате одного из обстрелов "Аврора" получила тяжелую пробоину от 152-миллиметрового снаряда, попавшего в борт правого машинного отделения. Рваную дыру удалось наскоро загерметизировать, но через несколько дней близкий разрыв авиабомбы снес гидродинамическим ударом временный пластырь, в один из самых крупных отсеков крейсера прорвалась вода. Малочисленному экипажу не удалось провести полный комплекс мер борьбы за живучесть, и к утру крен корабля достиг 23 градусов. Если попытаться, например, двигаться в таком состоянии, можно потерять остойчивость и затонуть.
Но ораниенбаумская гавань мелководна, а всякий моряк "дивизиона живучести" свято помнит заповедь великого кораблестроителя Н. Крылова: "Не бойся мели, получив пробоину. То, что иной раз убьет, может и спасти, ибо глубже дна не утонешь". Старшина машинной группы "Авроры" П. Васильев рассчитал, что открытие кингстонов крейсера на противоположном борту и подтопление части топливных бункеров выровняет крен. Правда, при этом корабль встанет килем на грунт, окончательно лишившись возможности двигаться. Зато останется над водой верхняя палуба с орудиями - и можно будет даже продолжать стрелять.
В таком виде - погрузившись в воду на две трети высоты борта, без движения, без выработки пара и электричества - крейсер встретил первую блокадную зиму. И оказалось, что страшнее смерти от вражеского обстрела на этой войне - тихая, медленная смерть от голода и холода.
На борту оставалось двадцать человек. Лейтенант М. Крылов был ранен и попал в госпиталь, новым командиром стал лейтенант П. Гришин. Теперь боевая задача "Авроры" была уже не столько защитить себя и город, сколько просто выжить.
Зимой находиться на корабле стало практически невозможно: в стылых кубриках не было никакого отопления и освещения, а близость подтопленных отсеков порождала вечную промозглую влажность, от которой и заболеть недолго. Поэтому с наступлением морозов командир скрепя сердце принял решение переселить свою поредевшую команду на берег - в построенные своими силами времянки, которые легче отапливать самодельными печами. Но вахта у флага отменена не была, и по-прежнему при каждом обстреле вставали комендоры к уцелевшим орудиям, покуда не было решено отдать последние пушки на бронепоезд "Балтиец", громивший врага на подступах к Ораниенбауму.
Чего стоила оголодавшим и обессилевшим людям разборка вручную и выгрузка с полумертвого корабля этих пушек - одному Богу известно. По окончании очередного налета спускали на воду легкий ял, и медленно лавируя меж колотых льдин, собирали в гавани оглушенную взрывами рыбу. Уха из этой рыбы, слегка приправленная отрубями или мукой, называлась УДП - усиленный дополнительный паек. "Умрешь днем позже",- горько шутили в порту.
А немцы так и не оставили полузатопленный крейсер в покое, обстреливая его при каждом подвернувшемся случае. И каждый обстрел приносил новые раны. Не в этом ли бессилие врага - вымещать досаду на небоеспособных, но не сдавшихся?..
БЫЛА ВЕСНА 1944-ГО...
Война еще огрызалась огненными сполохами ночной канонады, но блокада была уже прорвана, и Ленинград мало-помалу возвращался к жизни. В Ораниенбаумской гавани днем и ночью кипела работа - порт принимал транспорты с продовольствием, формировал конвои с боеприпасами для вышедшего на оперативный простор Балтийского флота, ремонтировал корабли. Но посреди бухты, словно серая глыба обдымленного льда, оставшегося со времен суровой зимы, безучастно ко всему происходящему замер полузатопленный крейсер. Его судьба была все еще не ясна - слишком много боевых повреждений получено, слишком много прожито лет...
Но однажды в середине лета 1944 года у самого пирса в Ораниенбауме скрипнула тормозами запыленная черная "эмка". Шофер - старшина в морской форменке - распахнул дверцу перед выбирающимся из автомобиля сухощавым седым человеком с погонами капитана первого ранга на мундире. Прищурившись, капитан посмотрел на рейд - туда, где яркие блики играли на холодной зыби у борта казавшегося мертвым корабля.
Судьба капитана первого ранга Льва Андреевича Поленова еще с гардемаринских времен была самым тесным образом переплетена с судьбой "Авроры". И теперь именно ему удалось убедить заместителя наркома флота адмирала Исакова не списывать исторический корабль, а в очередной раз попытаться восстановить.
Два моряка - пожилой, отдавший морю без малого тридцать лет, и юный, надевший робу с бело-синим воротником-гюйсом уже во время этой войны, стояли на пирсе рядом и смотрели в ослепительную синеву июльского дня. Туда, где швартовались к борту "Авроры" два некрупных, но мощных водоотливных буксира с вымпелами ЭПРОНа.
Для старого корабля открывалась новая страница истории.
Светлана САМЧЕНКО
