Культура
КАК ЛЕНИНГРАД НЕ СТАЛ "БЕЛЫМ ГОРОДОМ"
28 января
История, которую я хочу вам рассказать, имеет прямое отношение к теме блокады. И случилась она тогда, когда вся страна готовилась отметить сорокалетие Победы в Великой Отечественной войне. Стоял апрель 1985 года. Михаил Горбачев еще не успел произнести свои знаменитые слова "перестройка" и "гласность". Зато, как водится в советской стране, все учреждения культуры и искусства готовились отрапортовать к юбилейной дате новыми творческими работами. Например, в театральном обиходе подобные спектакли называли "датскими". Автор этих строк мог прекрасно видеть, как старался каждый коллектив отметиться соответствующим произведением. Все это происходило на моих глазах, потому что довелось мне в те годы служить в Главном управлении культуры исполкома Ленсовета в качестве старшего инспектора отдела драматических театров.
Не были исключением и театры Ленинграда. Каждый из художественных руководителей и главных режиссеров пытался найти компромисс между художественным качеством и идеологическим значением готовившихся постановок. В Академическом театре имени Ленсовета Игорь Владимиров задолго до юбилея решил ставить на сцене "Блокадную книгу" Алеся Адамовича и Даниила Гранина. В главке, зная непредсказуемый характер Игоря Петровича и его невероятные сценические решения, были от этой идеи не в восторге. Все поняли, что документальное повествование о тяготах и страданиях ленинградцев во время блокады вряд ли позволит создать пафосное, жизнеутверждающее творение.
Сам Владимиров, чувствуя ответственность и страстно желая рассказать о том, чему сам в годы войны был свидетелем, мучительно искал тот режиссерский ход, который мог бы помочь выделить в тексте ставшей знаменитой книги главное. Как потом признавался сам худрук Театра имени Ленсовета, решение спектакля родилось... с финала. "Я увидел, как женщины моют завернутую в лохмотья старушку, она освобождается от тряпья, и из потоков омывающей ее воды появляется фигура молодой и красивой девушки, - комментировал видение Игорь Петрович. - Cловно город очищается от ужасов и страхов". Понятно, что театральная фантазия известного режиссера имела касательное отношение непосредственно к тому, что описывалось в "Блокадной книге". Однако Владимиров твердо направил свое решение в сторону поиска соответствующих поэтических образов.
Приглашенный драматург Юрий Волков сочинил написанную белым стихом пьесу, где было немало пронзительных моментов. Например, монолог ленинградки, ждущей с фронта любимого мужа. Его под музыку речитативом исповедально произносила Елена Соловей. Главной сценой спектакля стал эпизод "Экскурсия по Эрмитажу", в основу которого был положен известный факт: посетителей музея водили по залам и рассказывали о картинах, вместо которых на стенах висели лишь пустые рамы. Игорь Владимиров блистательно играл роль экскурсовода. На предварительных прогонах эта сцена неизменно вызывала аплодисменты, несмотря на требования тишины. Казалось, что театр решил задачу "датского" спектакля. Название ему дали вполне оптимистичное - "Сильнее смерти". К премьере даже успели напечатать тираж программок. Как оказалось чуть позже, директор Театра имени Ленсовета поторопился. Ибо предстояло еще сдать спектакль главку и партийным органам.
Мне пришлось вести протокол того обсуждения. Жалею, что не сохранил его в архиве. Нынче это был бы удивительный документ о том, как боялись в те времена всего, что не вписывалось в официальную идеологию. А блокада Ленинграда сама по себе уже была тем фактом истории, который укладывался в советскую мифологию, но при этом вызывал подозрение возможностью рассказа о страданиях и трудностях тех, кто оказался в осажденном городе. Сейчас это даже трудно себе представить, но так было. И вот руководители главка вместе с инструкторами обкома и горкома КПСС пришли на просмотр. При советской власти спектакли сдавались в отсутствие зрителей. В зале сидели только создатели спектакля и члены комиссии. Жутковатое, скажу вам, было зрелище.
Спектакль ленсоветовцев был недолгим, хотя в гнетущей тишине почти пустого зала казалось, что он тянется бесконечно. Наличие музыки (ее сочинила Ольга Петрова) не спасало положение. Все привыкли, что в Театре имени Ленсовета, как правило, спектакли были яркими, красочными, с изрядной долей оптимизма. А здесь - блокада, люди в ватниках на сцене, рассказы о голоде и холоде. Как-то все было не так. Да еще актеры говорили какими-то нерифмованными стихами.
"Наехали" cразу. И все упреки в пессимизме и отсутствии героического начала сыпались как из рога изобилия. Седой красавец Владимиров отбивался как мог. Непринятый спектакль к юбилейной дате грозил не только политическими, но и экономическими последствиями: театр не выполнял план и лишался премии. В конце концов, после острой дискуссии было принято решение, что постановку надо доработать. А показывать ее в канун 9 мая никак нельзя. "А после 9-го?" - поинтересовался Владимиров. "Где-нибудь после 20 мая..." - туманно намекнул один из руководителей главка. "Вы что, не знаете, КТО приедет в город сразу после Дня Победы?" - cо значением в голосе поинтересовалась инструктор из Смольного. "Неужели Горбачев?" - cыграл в наивность великий актер Владимиров. "Вот именно! - погрозила пальцем барышня-инструктор. - Поэтому подумайте, пожалуйста, Игорь Петрович, над более оптимистичным названием. Желательно без слова "смерть". На том и расстались.
40-летие Победы отметили душевно и торжественно. Горбачев приехал вовремя. Его не запланированный чиновниками ЦК и Смольного выход к людям у Московского вокзала стал сигналом к началу перемен. Правда, через несколько дней грянула антиалкогольная кампания. Но все равно стало ясно, что перемены начались.
И вот - новая приемка. Та же барышня-инструктор придирчиво сверяла прежние впечатления и нынешние. Хотя я-то видел, что Владимиров схитрил и практически ничего не изменил ни в тексте пьесы, ни в мизансценах. Зато он изменил название спектакля, как и требовалось. Казалось, что все обойдется. Не тут-то было. Партийная дама, получив в руки новую программку к спектаклю, удивленно вскинула брови: "Что это, Игорь Петрович!" - "Что?" - не понял Владимиров. - "Я имею в виду название", - растревожилась партийная гостья. - "Вы же сами сказали заменить название. Вот мы и заменили. Теперь спектакль называется более образно - "Белый город", - отбил вопрос Игорь Петрович. - "Это я вижу, но Ленинград, а тем более Петроград всегда называли "Красным". Он не может быть белым", - провела спектральный блиц-анализ партийный инструктор. - "Да, - защищался Владимиров. - А вот я помню, как в Ленинграде во время блокадной зимы был чистый-чистый снег. Сейчас такого просто нет. А такое название спектакля очень образное". - "Давайте не будем cпорить, Игорь Петрович! - выносила вердикт дама из Смольного. - Спектакль ведь стал значительно лучше. Надо заменить название и тогда его можно выпускать на публику...".
Через несколько дней на афише Театра имени Ленсовета значилось: "Премьера! "Песнь о городе" (по мотивам "Блокадной книги")".
Спектакль сняли с репертуара буквально через несколько лет. Кое-кого из участников этой истории уже нет на свете. Ушел из жизни и сам Владимиров, который после этого случая никогда уже не брался за постановку спектаклей к датам и съездам. А потом в этом отпала необходимость. И никто сейчас даже и не задумывается над тем, чтобы рассказать со сцены новому поколению о том, что "была война, была блокада".
Сергей ИЛЬЧЕНКО
Не были исключением и театры Ленинграда. Каждый из художественных руководителей и главных режиссеров пытался найти компромисс между художественным качеством и идеологическим значением готовившихся постановок. В Академическом театре имени Ленсовета Игорь Владимиров задолго до юбилея решил ставить на сцене "Блокадную книгу" Алеся Адамовича и Даниила Гранина. В главке, зная непредсказуемый характер Игоря Петровича и его невероятные сценические решения, были от этой идеи не в восторге. Все поняли, что документальное повествование о тяготах и страданиях ленинградцев во время блокады вряд ли позволит создать пафосное, жизнеутверждающее творение.
Сам Владимиров, чувствуя ответственность и страстно желая рассказать о том, чему сам в годы войны был свидетелем, мучительно искал тот режиссерский ход, который мог бы помочь выделить в тексте ставшей знаменитой книги главное. Как потом признавался сам худрук Театра имени Ленсовета, решение спектакля родилось... с финала. "Я увидел, как женщины моют завернутую в лохмотья старушку, она освобождается от тряпья, и из потоков омывающей ее воды появляется фигура молодой и красивой девушки, - комментировал видение Игорь Петрович. - Cловно город очищается от ужасов и страхов". Понятно, что театральная фантазия известного режиссера имела касательное отношение непосредственно к тому, что описывалось в "Блокадной книге". Однако Владимиров твердо направил свое решение в сторону поиска соответствующих поэтических образов.
Приглашенный драматург Юрий Волков сочинил написанную белым стихом пьесу, где было немало пронзительных моментов. Например, монолог ленинградки, ждущей с фронта любимого мужа. Его под музыку речитативом исповедально произносила Елена Соловей. Главной сценой спектакля стал эпизод "Экскурсия по Эрмитажу", в основу которого был положен известный факт: посетителей музея водили по залам и рассказывали о картинах, вместо которых на стенах висели лишь пустые рамы. Игорь Владимиров блистательно играл роль экскурсовода. На предварительных прогонах эта сцена неизменно вызывала аплодисменты, несмотря на требования тишины. Казалось, что театр решил задачу "датского" спектакля. Название ему дали вполне оптимистичное - "Сильнее смерти". К премьере даже успели напечатать тираж программок. Как оказалось чуть позже, директор Театра имени Ленсовета поторопился. Ибо предстояло еще сдать спектакль главку и партийным органам.
Мне пришлось вести протокол того обсуждения. Жалею, что не сохранил его в архиве. Нынче это был бы удивительный документ о том, как боялись в те времена всего, что не вписывалось в официальную идеологию. А блокада Ленинграда сама по себе уже была тем фактом истории, который укладывался в советскую мифологию, но при этом вызывал подозрение возможностью рассказа о страданиях и трудностях тех, кто оказался в осажденном городе. Сейчас это даже трудно себе представить, но так было. И вот руководители главка вместе с инструкторами обкома и горкома КПСС пришли на просмотр. При советской власти спектакли сдавались в отсутствие зрителей. В зале сидели только создатели спектакля и члены комиссии. Жутковатое, скажу вам, было зрелище.
Спектакль ленсоветовцев был недолгим, хотя в гнетущей тишине почти пустого зала казалось, что он тянется бесконечно. Наличие музыки (ее сочинила Ольга Петрова) не спасало положение. Все привыкли, что в Театре имени Ленсовета, как правило, спектакли были яркими, красочными, с изрядной долей оптимизма. А здесь - блокада, люди в ватниках на сцене, рассказы о голоде и холоде. Как-то все было не так. Да еще актеры говорили какими-то нерифмованными стихами.
"Наехали" cразу. И все упреки в пессимизме и отсутствии героического начала сыпались как из рога изобилия. Седой красавец Владимиров отбивался как мог. Непринятый спектакль к юбилейной дате грозил не только политическими, но и экономическими последствиями: театр не выполнял план и лишался премии. В конце концов, после острой дискуссии было принято решение, что постановку надо доработать. А показывать ее в канун 9 мая никак нельзя. "А после 9-го?" - поинтересовался Владимиров. "Где-нибудь после 20 мая..." - туманно намекнул один из руководителей главка. "Вы что, не знаете, КТО приедет в город сразу после Дня Победы?" - cо значением в голосе поинтересовалась инструктор из Смольного. "Неужели Горбачев?" - cыграл в наивность великий актер Владимиров. "Вот именно! - погрозила пальцем барышня-инструктор. - Поэтому подумайте, пожалуйста, Игорь Петрович, над более оптимистичным названием. Желательно без слова "смерть". На том и расстались.
40-летие Победы отметили душевно и торжественно. Горбачев приехал вовремя. Его не запланированный чиновниками ЦК и Смольного выход к людям у Московского вокзала стал сигналом к началу перемен. Правда, через несколько дней грянула антиалкогольная кампания. Но все равно стало ясно, что перемены начались.
И вот - новая приемка. Та же барышня-инструктор придирчиво сверяла прежние впечатления и нынешние. Хотя я-то видел, что Владимиров схитрил и практически ничего не изменил ни в тексте пьесы, ни в мизансценах. Зато он изменил название спектакля, как и требовалось. Казалось, что все обойдется. Не тут-то было. Партийная дама, получив в руки новую программку к спектаклю, удивленно вскинула брови: "Что это, Игорь Петрович!" - "Что?" - не понял Владимиров. - "Я имею в виду название", - растревожилась партийная гостья. - "Вы же сами сказали заменить название. Вот мы и заменили. Теперь спектакль называется более образно - "Белый город", - отбил вопрос Игорь Петрович. - "Это я вижу, но Ленинград, а тем более Петроград всегда называли "Красным". Он не может быть белым", - провела спектральный блиц-анализ партийный инструктор. - "Да, - защищался Владимиров. - А вот я помню, как в Ленинграде во время блокадной зимы был чистый-чистый снег. Сейчас такого просто нет. А такое название спектакля очень образное". - "Давайте не будем cпорить, Игорь Петрович! - выносила вердикт дама из Смольного. - Спектакль ведь стал значительно лучше. Надо заменить название и тогда его можно выпускать на публику...".
Через несколько дней на афише Театра имени Ленсовета значилось: "Премьера! "Песнь о городе" (по мотивам "Блокадной книги")".
Спектакль сняли с репертуара буквально через несколько лет. Кое-кого из участников этой истории уже нет на свете. Ушел из жизни и сам Владимиров, который после этого случая никогда уже не брался за постановку спектаклей к датам и съездам. А потом в этом отпала необходимость. И никто сейчас даже и не задумывается над тем, чтобы рассказать со сцены новому поколению о том, что "была война, была блокада".
Сергей ИЛЬЧЕНКО
