Культура
НЕУКРОТИМЫЙ МЕЙЕРХОЛЬД
05 февраля
Он родился в провинциальной Пензе, и по официальным документам его звали Карл Теодор Казимир Мейергольд. Прусский подданный, он в 21 год ушел из строгой, благопристойной, зажиточной немецкой семьи, отказался от прусского подданства, принял православие, сменил имя Карл на Всеволод в честь своего любимого писателя Всеволода Гаршина, стал называться Всеволод Мейерхольд и навсегда покинул Пензу.
Покинул для того, чтобы стать сначала актером только что родившегося Московского художественного общедоступного театра - МХАТа, а потом, несмотря на успех, уйти и оттуда. Организовать собственную молодую труппу и устроить головокружительные гастроли по провинции и своими спектаклями вздыбить, возмутить и восхитить русское захолустье, а потом Петербург и Москву. Сделать так, чтобы имя Мейерхольд стало в короткое время синонимом театральной игры, авангарда, дерзости и отрицанием театральной рутины.
Он жил в каком-то невероятном по насыщенности творческом темпе. Создавал свои спектакли на сценах императорских и дачных театров. Репетировал с прославленными актерами и безвестными студийцами. Затевал и осуществлял немыслимые проекты, ниспровергал авторитеты и вовлекал в свою орбиту сотни увлеченных им людей. Возмущал и восхищал критиков и зрителей, вызывая своими спектаклями скандалы и чуть ли не потасовки прямо в зрительном зале. Менял стили и направления, от завоеванных побед и успехов круто уходил куда-то в совершенно неизведанные дали. Менял и свой внешний облик - вместо белого балахона Пьеро появлялась комиссарская тужурка и кобура с маузером. Это был не маскарад театрального сумасброда, а все та же стихия игры великого театрального революционера. Он, видимо, искренно верил, что мировой пожар революции способен выжечь консерватизм, бездарность и пустоту старого искусства и освободить его для новых невиданных экспериментов.
От его спектаклей не осталось практически ничего, кроме воспоминаний очевидцев и записей репетиций. Но даже просто чтение этих записей сегодня пронзает как электрическим током. Вот он репетирует "Бориса Годунова" Пушкина. И, обращаясь к артистам, говорит: "Вы уже все себя видите в парче и с бородами... Ненавижу "боярские" пьесы. Не бояре в шубах, а воины! Минуту назад - с коней! Все - молодые!.."
Чуть ли не каждый его спектакль - легенда. "Мистерия-буфф", "Великодушный рогоносец", "Лес", "Ревизор", "Балаганчик", "Горе от ума", "Дама с камелиями", "Клоп"... Он мечтал о новом здании для своего театра. Набрасывал дерзкие планы на бумаге... А потом упал на каменный пол сталинского застенка, и дюжие, сытые следователи страны победившего социализма били его, лежащего старика, резиновыми дубинками по ступням...
Великий театральный революционер, грозный повелитель сценических фантазий был невозможен в мертвой стране архипелага ГУЛАГ...
Александр УРЕС
Покинул для того, чтобы стать сначала актером только что родившегося Московского художественного общедоступного театра - МХАТа, а потом, несмотря на успех, уйти и оттуда. Организовать собственную молодую труппу и устроить головокружительные гастроли по провинции и своими спектаклями вздыбить, возмутить и восхитить русское захолустье, а потом Петербург и Москву. Сделать так, чтобы имя Мейерхольд стало в короткое время синонимом театральной игры, авангарда, дерзости и отрицанием театральной рутины.
Он жил в каком-то невероятном по насыщенности творческом темпе. Создавал свои спектакли на сценах императорских и дачных театров. Репетировал с прославленными актерами и безвестными студийцами. Затевал и осуществлял немыслимые проекты, ниспровергал авторитеты и вовлекал в свою орбиту сотни увлеченных им людей. Возмущал и восхищал критиков и зрителей, вызывая своими спектаклями скандалы и чуть ли не потасовки прямо в зрительном зале. Менял стили и направления, от завоеванных побед и успехов круто уходил куда-то в совершенно неизведанные дали. Менял и свой внешний облик - вместо белого балахона Пьеро появлялась комиссарская тужурка и кобура с маузером. Это был не маскарад театрального сумасброда, а все та же стихия игры великого театрального революционера. Он, видимо, искренно верил, что мировой пожар революции способен выжечь консерватизм, бездарность и пустоту старого искусства и освободить его для новых невиданных экспериментов.
От его спектаклей не осталось практически ничего, кроме воспоминаний очевидцев и записей репетиций. Но даже просто чтение этих записей сегодня пронзает как электрическим током. Вот он репетирует "Бориса Годунова" Пушкина. И, обращаясь к артистам, говорит: "Вы уже все себя видите в парче и с бородами... Ненавижу "боярские" пьесы. Не бояре в шубах, а воины! Минуту назад - с коней! Все - молодые!.."
Чуть ли не каждый его спектакль - легенда. "Мистерия-буфф", "Великодушный рогоносец", "Лес", "Ревизор", "Балаганчик", "Горе от ума", "Дама с камелиями", "Клоп"... Он мечтал о новом здании для своего театра. Набрасывал дерзкие планы на бумаге... А потом упал на каменный пол сталинского застенка, и дюжие, сытые следователи страны победившего социализма били его, лежащего старика, резиновыми дубинками по ступням...
Великий театральный революционер, грозный повелитель сценических фантазий был невозможен в мертвой стране архипелага ГУЛАГ...
Александр УРЕС
