Общество
ТРИ ДНЯ И ОДНА ЖИЗНЬ
07 февраля
СТАРТ БИОГРАФИИ
В конце девятнадцатого столетия Морской технический комитет русского Адмиралтейства разработал "Программу для проектирования крейсеров 2-го ранга" - специальный документ, сформулировавший требования к легкобронированным океанским крейсерам-разведчикам водоизмещением примерно в 3000 тонн. Часть заказов по разработанной программе было решено отдать строить на заводы союзных держав. Причем объявить меж иностранными заводчиками конкурс на лучший проект.
В июле 1898 в конкурсе определился победитель. Им стала германская фирма "Шихау", и первый русский крейсер-скаут, нареченный впоследствии "Новиком", появился на свет в 1900 году в Данциге. Почти одновременно с германским заводом на конкурс проектов прислала чертежи судостроительная фирма "Бурмейстер ог Вайн" из Дании. Председатель МТК вице-адмирал В.П. Верховский усмехнулся, когда рассматривал предложенный директором завода, конструктором К.С. Нильсеном, проект:
- Кажется, у нас во флоте появится англичанин... Только очень маленький!
Действительно, по общей архитектуре крейсер датского проекта слишком живо напоминал строившиеся в те годы британские броненосные крейсера типа "Крэсси". Только разведчик Нильсена был раза в три-четыре меньше по водоизмещению, нежели любой из них.
Зато в сравнении с "Новиком" - остроносым и плоскопалубным, который всей своей внешностью напоминал балтийский миноносец, только раз в десять больший, нежели обычно бывали в те годы миноносцы, - новый крейсер обладал значительно улучшенной мореходностью и защитой.
Для увеличения секторов обстрела малокалиберных орудий в кормовой части нового крейсера 47-миллиметровые пушки установили на спонсонах - выносных площадках, выступающих над уровнем борта. После этого четыре орудия оказались как будто бы лишними, и МТК счел возможным облегчить корабль за счет их изъятия.
Как ни странно, негативным свойством проекта Нильсена был признан... чересчур красивый, выразительный четырехтрубный силуэт. Разведчик должен уметь быть незаметным, во всяком случае - уж точно не приковывать к себе все взгляды. Поэтому было решено сделать его трубы более короткими. В конечном итоге крейсер вообще утратил одну трубу.
ПОД ФЛАГОМ РОССИИ
Был холодный весенний день. С моря порывами налетал мокрый ветер, разгонявший в отдалении последние клочья сизого соленого тумана. Ветер мел узкие улицы старого Копенгагена, свистел в рангоуте толпящихся в бухте кораблей. Играл парадными вымпелами, рвал гирлянды намокших бумажных цветов на гостевом балконе у открытого эллинга морского завода "Бурмейстер ог Вайн".
На голых шканцах узкого корпуса недостроенного крейсера строился русский экипаж в форменках "по первому сроку".
Было 26 мая 1901 года. В этот серенький день был спущен на воду русский крейсер 2-го ранга, получивший при крещении старинное имя - "Боярин". В честь отслужившего свой век парусно-парового корвета 1855 года постройки.
В августе того же года "Боярин" вышел на сдаточные испытания. Если их результат не удовлетворил бы русских флотоводцев, заводу грозил бы немалый штраф. А если скорость корабля окажется на полтора узла ниже проектной, Россия имела право отказаться забирать крейсер с завода и потребовать возврата всех денег, пошедших на оплату проектирования и постройки.
Уже первый круг испытаний показал, что "Боярину" не грозит судьба быть оставленным на заводе, хотя первоначально от него не удалось добиться хороших результатов. На скорости 14 узлов крейсер начинал мелко вибрировать всем своим узким изящным корпусом. Казалось бы, нет ничего опасного в этой легкой нервной дрожи, - небольшой дискомфорт для экипажа, только и всего... Но на самом деле вибрации способны серьезно помешать эффективной стрельбе. И к тому же они обычно свидетельствуют о неблагополучии с ходовыми системами.
К счастью, русскому инженеру Вешкурцову из состава комиссии Адмиралтейства, наблюдающей за постройкой крейсера, удалось довольно быстро выяснить причину вибраций. Дефект устранили во время первого же докования, и в дальнейшем, когда машины приработались, дрожь возникала только на скоростях, близких к предельной, что было обычным явлением.
Во время шестичасовых прогрессивных испытаний 17 августа 1902 года "Боярин" уверенно преодолел двадцатидвухузловой скоростной рубеж при мощности на валах 11 186 лошадиных сил. МТК признал результат испытаний "прекрасным", и вскоре крейсер получил приказ русского Адмиралтейства поднять строевой вымпел и следовать в Кронштадт - для участия в своих первых эскадренных учениях. "Завод условия контракта выполнил полностью и в срок, а следовательно, санкциям и штрафам не подлежит", - гласило письмо адмирала Верховского директору датского завода.
ЧЕМУЛЬПО БЫЛО НЕ СУЖДЕНО...
..."Боярин" прибыл в Порт-Артур 10 мая 1903 года и почти сразу, на первых своих учениях в составе эскадры, снискал особые симпатии командующего Тихоокеанским флотом вице-адмирала О.В. Старка.
Так повелось, что в крупных соединениях адмирал нередко определяет себе из числа подчиненных легких крейсеров-разведчиков "форзейля" - для посыльной и сигнальной службы. "Форзейль" означает в переводе - "идущий впереди", и функции его состоят в быстрейшем обеспечении связи между отрядами эскадры во время походов и в бою. И нередко флагманский адъютант превращается в настоящего любимца командующего. У С.О. Макарова таковыми были "Новик" и "Аскольд", у Н.И. Скрыдлова - "Варяг", у Чухнина на Черном море - "Кагул"... А Старк выбрал "Боярина" - не такого шустрого, как "Новик", и слабее вооруженного, нежели "Варяг", но зато отличающегося исполнительностью, спокойствием в управлении и надежностью.
К зиме крейсер должны были поставить на первый профилактический ремонт. Но декабрь 1903 года застал "Боярина" по-прежнему "при исполнении обязанностей". На сей раз это была представительская служба - стационерство в небольшом корейском порту Чемульпо, где в это время проходили переговоры ведущих мировых держав по поводу нейтралитета Кореи.
Пост дипломатического стационера издавна считают во флоте почетной, но нетяжелой работой. Главное - уметь "подать себя", продемонстрировать, когда нужно, выучку команды и решимость отстаивать политическую позицию своей родины. В начале двадцатого столетия откровенно бряцать оружием на переговорах было уже не принято, и многие начали смотреть на миссию дипстационеров как на почти формальную, полагая, что за их внешним лоском и парадным обликом уже не кроется истинно хорошая боевая подготовка. Как не вспомнить здесь слова адмирала Нельсона: "В кордегардии чисты манишки, но ржавы шпаги и пусты головы!"...
Сводный военно-дипломатический отряд в Чемульпо оказался редким исключением из этого правила. Война с Японией начнется именно отсюда, из этой маленькой неуютной бухты среди островов, вырастающих вдвое во время отлива. Начнется, когда темной ночью на 27 января 1904 года тайно снимется с якоря японский стационер - крейсер "Чиода". И уйдет в темноту, чтобы к утру явиться с эскадрой и предьявить от имени адмирала С. Уриу ультиматум русским стационерам - сдаться в плен или биться с превосходящими силами... И через сутки все газеты просвещенного мира облетит фото русского крейсера 1-го ранга "Варяг", выходящего на неравный бой...
"Боярина" в это время в Чемульпо уже не было. Он успел за три недели до нападения смениться с поста флагмана русского дипотряда и именно "Варягу" передал свои полномочия. Теперь он находился в Порт-Артуре, на привычном месте флагманского форзейля при эскадренном броненосце "Петропавловск", и в ночь первой атаки эскадры японскими миноносцами лишь по счастливому случаю избежал неприятельской торпеды. Геройский бой "Варяга", завершившийся открытием кингстонов, принес эскадре первые потери. И, наверное, не будет преувеличением утверждать, что для "Боярина" сам факт ухода из Чемульпо менее чем за месяц до трагического события явился в некотором роде фактором деморализации. Капитан второго ранга В.Ф. Сарычев всерьез высказывал мысль, что втроем, считая и "Корейца", в бою было бы легче, и кто знает, возможно, исход сражения был бы совсем иным...
ПЕРВАЯ ГРОЗА
Как бы то ни было, а утро 28 января 1904 года застало "Боярина" в строю крейсерского отряда, занятого поисками и преследованием неприятельских миноносцев. Обнаружив в рассветной дымке маленький четырехтрубный истребитель, внешне похожий на одного из непрошеных ночных "гостей", крейсер сразу же "поймал" его в прицелы своих 120-миллиметровых пушек, и над утренними водами сухо раскатился звук первого залпа. Миноносец заметался среди высоких белых всплесков, вздыбленных снарядами. Завертелся, выходя из-под обстрела. И когда уже плутонговые командиры "Боярина" готовы были дать отмашку на следующую серию выстрелов, с высоты сигнального мостика раздался истошный крик:
- Не стрелять! Свои!!!
Это сигнальщики "Боярина" наконец-то заметили на гафеле миноносца Андреевский флаг. Несчастным, едва не расстрелянным своими же товарищами по эскадре, оказался возвращающийся с ночного патрульного выхода миноносец "Сильный". Ошибка стоила командиру "Боярина" тяжелого разговора с адмиралом Старком. Но никакого взыскания на обознавшуюся наблюдательную вахту наложено не было - Оскар Викторович прекрасно понимал, в каком состоянии мог находиться экипаж крейсера после сумбурного ночного боя и последующего разведывательного выхода.
Уже через несколько часов после возвращения на артурский рейд "Боярин" вместе с "Аскольдом", "Баяном" и "Новиком" снова вышел в море. Направление поиска разведчики выбрали верно: к одиннадцати утра к зюйд-осту от Ляотешаня "Аскольд" обнаружил обильное задымление горизонта, и вскоре под бурыми шлейфами густого дыма на фоне серых небес проступили черные силуэты броненосцев Соединенного флота Японии. Их вел сам "Микаса" - флагман адмирала Хэйхатиро Того. Вел, чтобы дать решительный бой русской эскадре, уже понесшей первые потери в ночной схватке с миноносцами. Но замыслам японского адмирала не суждено было сбыться в это утро.
Путь неприятельскому линейному отряду преградили русские крейсера. И это несмотря на то, что бой разведчиков с тяжелыми кораблями во все времена считался неоправданным риском, не способным принести безрассудным ничего, кроме поражения. Но русская эскадра на рейде Порт-Артура нуждалась хотя бы в нескольких десятках минут - для перестроения и развертывания к бою. И крейсерский отряд был твердо намерен дать своим броненосцам это время.
"Боярин" оказался на первой линии этого странного противостояния. Отходя с боем на соединение со своим отрядом, маленький скаут вел из кормовых орудий отчаянный, но меткий огонь по японскому флагману. И неприятельские крейсера, сопровождавшие линейную колонну, так и не рискнули преследовать отважного.
Удивительно, но факт: находясь под огнем двенадцатидюймовых орудий "Микасы" как минимум в течение десяти-пятнадцати минут, "Боярин" не получил ни царапины! Японские исследователи объясняют этот факт тем, что якобы наблюдательная вахта "Микасы" приняла трехтрубного "Боярина" за более крупный крейсер типа "Диана" и продиктовала артиллеристам неверную дистанцию до противника...
Работа минного заградителя - одна из самых тихих, но и самых опасных в морской войне. Подобно саперам, минзаги ошибаются только один раз в своей жизни, и волею судьбы 29 января беда постигла лучшего из артурских заградителей - "Енисея". Подорвавшись на собственной мине, корабль продержался на плаву всего 15 минут, и "Боярину" пришлось собирать с воды его экипаж.
После этого по приказу Старка крейсер пошел к островам Сан-Шантао, поскольку разведка доложила адмиралу о появлении в этом районе японских миноносцев. Точное расположение только что поставленных минных полей было "Боярину" неизвестно, и в двух милях от южного острова этого небольшого архипелага крейсер подцепил сорвавшуюся с минрепа "бродячую" мину.
Взрыв сотряс узкий легкий корпус от киля до клотика. В воздух выбросило облако черного дыма и пыли из разорванной угольной ямы, прибортовые переборки оказались частично разрушенными взрывом, и вода хлынула под котельные фундаменты. Крейсер завалился в пятнадцатиградусном крене, и, не надеясь уже на его спасение, капитан второго ранга В.Ф. Сарычев отдал приказ экипажу покинуть погибающий, как ему показалось, корабль...
Пока спускали шлюпки, крен увеличился еще более. Но когда по засвежевшей волне русские моряки с трудом выгребали против течения к острову, за кормой шлюпок еще высился над водой трехтрубный силуэт с отломившейся первой мачтой...
Он не затонул и к утру. Переборки котельных отделений выдержали, не пустили дальше по корпусу ледяную январскую воду. Всю ночь дрейфуя по минным полям, покинутый экипажем, крейсер непостижимым образом избежал повторных подрывов, и кавторанг Сарычев успел горько раскаяться в своем преждевременном решении.
"...Раненый крейсер словно ждал, когда мы решимся вернуться", - написал впоследствии один из очевидцев трагического события. Но судьба оказалась на этот раз против "Боярина". 30 января разразился шторм с пургой, и спасательная партия не смогла на катерах добраться до корабля, севшего на островную отмель. А следующей ночью ветер переменился, и крейсер был унесен с мели - обратно на минное поле... И несколько взрывов, глухо донесшихся сквозь вой штормовой непогоды, возвестили о жестоком конце такой короткой, но яркой судьбы...
Когда поутих шторм, команду "Боярина" удалось без потерь эвакуировать с острова. И капитан второго ранга Сарычев был разжалован трибуналом - за то, что, по сути, бросил свой корабль в критическую минуту и тем самым обрек на жестокую и бессмысленную гибель.
"Боярин" участвовал в войне всего три дня. Но за эти три дня он прожил целую жизнь, достойную долгой памяти.
Светлана САМЧЕНКО
В конце девятнадцатого столетия Морской технический комитет русского Адмиралтейства разработал "Программу для проектирования крейсеров 2-го ранга" - специальный документ, сформулировавший требования к легкобронированным океанским крейсерам-разведчикам водоизмещением примерно в 3000 тонн. Часть заказов по разработанной программе было решено отдать строить на заводы союзных держав. Причем объявить меж иностранными заводчиками конкурс на лучший проект.
В июле 1898 в конкурсе определился победитель. Им стала германская фирма "Шихау", и первый русский крейсер-скаут, нареченный впоследствии "Новиком", появился на свет в 1900 году в Данциге. Почти одновременно с германским заводом на конкурс проектов прислала чертежи судостроительная фирма "Бурмейстер ог Вайн" из Дании. Председатель МТК вице-адмирал В.П. Верховский усмехнулся, когда рассматривал предложенный директором завода, конструктором К.С. Нильсеном, проект:
- Кажется, у нас во флоте появится англичанин... Только очень маленький!
Действительно, по общей архитектуре крейсер датского проекта слишком живо напоминал строившиеся в те годы британские броненосные крейсера типа "Крэсси". Только разведчик Нильсена был раза в три-четыре меньше по водоизмещению, нежели любой из них.
Зато в сравнении с "Новиком" - остроносым и плоскопалубным, который всей своей внешностью напоминал балтийский миноносец, только раз в десять больший, нежели обычно бывали в те годы миноносцы, - новый крейсер обладал значительно улучшенной мореходностью и защитой.
Для увеличения секторов обстрела малокалиберных орудий в кормовой части нового крейсера 47-миллиметровые пушки установили на спонсонах - выносных площадках, выступающих над уровнем борта. После этого четыре орудия оказались как будто бы лишними, и МТК счел возможным облегчить корабль за счет их изъятия.
Как ни странно, негативным свойством проекта Нильсена был признан... чересчур красивый, выразительный четырехтрубный силуэт. Разведчик должен уметь быть незаметным, во всяком случае - уж точно не приковывать к себе все взгляды. Поэтому было решено сделать его трубы более короткими. В конечном итоге крейсер вообще утратил одну трубу.
ПОД ФЛАГОМ РОССИИ
Был холодный весенний день. С моря порывами налетал мокрый ветер, разгонявший в отдалении последние клочья сизого соленого тумана. Ветер мел узкие улицы старого Копенгагена, свистел в рангоуте толпящихся в бухте кораблей. Играл парадными вымпелами, рвал гирлянды намокших бумажных цветов на гостевом балконе у открытого эллинга морского завода "Бурмейстер ог Вайн".
На голых шканцах узкого корпуса недостроенного крейсера строился русский экипаж в форменках "по первому сроку".
Было 26 мая 1901 года. В этот серенький день был спущен на воду русский крейсер 2-го ранга, получивший при крещении старинное имя - "Боярин". В честь отслужившего свой век парусно-парового корвета 1855 года постройки.
В августе того же года "Боярин" вышел на сдаточные испытания. Если их результат не удовлетворил бы русских флотоводцев, заводу грозил бы немалый штраф. А если скорость корабля окажется на полтора узла ниже проектной, Россия имела право отказаться забирать крейсер с завода и потребовать возврата всех денег, пошедших на оплату проектирования и постройки.
Уже первый круг испытаний показал, что "Боярину" не грозит судьба быть оставленным на заводе, хотя первоначально от него не удалось добиться хороших результатов. На скорости 14 узлов крейсер начинал мелко вибрировать всем своим узким изящным корпусом. Казалось бы, нет ничего опасного в этой легкой нервной дрожи, - небольшой дискомфорт для экипажа, только и всего... Но на самом деле вибрации способны серьезно помешать эффективной стрельбе. И к тому же они обычно свидетельствуют о неблагополучии с ходовыми системами.
К счастью, русскому инженеру Вешкурцову из состава комиссии Адмиралтейства, наблюдающей за постройкой крейсера, удалось довольно быстро выяснить причину вибраций. Дефект устранили во время первого же докования, и в дальнейшем, когда машины приработались, дрожь возникала только на скоростях, близких к предельной, что было обычным явлением.
Во время шестичасовых прогрессивных испытаний 17 августа 1902 года "Боярин" уверенно преодолел двадцатидвухузловой скоростной рубеж при мощности на валах 11 186 лошадиных сил. МТК признал результат испытаний "прекрасным", и вскоре крейсер получил приказ русского Адмиралтейства поднять строевой вымпел и следовать в Кронштадт - для участия в своих первых эскадренных учениях. "Завод условия контракта выполнил полностью и в срок, а следовательно, санкциям и штрафам не подлежит", - гласило письмо адмирала Верховского директору датского завода.
ЧЕМУЛЬПО БЫЛО НЕ СУЖДЕНО...
..."Боярин" прибыл в Порт-Артур 10 мая 1903 года и почти сразу, на первых своих учениях в составе эскадры, снискал особые симпатии командующего Тихоокеанским флотом вице-адмирала О.В. Старка.
Так повелось, что в крупных соединениях адмирал нередко определяет себе из числа подчиненных легких крейсеров-разведчиков "форзейля" - для посыльной и сигнальной службы. "Форзейль" означает в переводе - "идущий впереди", и функции его состоят в быстрейшем обеспечении связи между отрядами эскадры во время походов и в бою. И нередко флагманский адъютант превращается в настоящего любимца командующего. У С.О. Макарова таковыми были "Новик" и "Аскольд", у Н.И. Скрыдлова - "Варяг", у Чухнина на Черном море - "Кагул"... А Старк выбрал "Боярина" - не такого шустрого, как "Новик", и слабее вооруженного, нежели "Варяг", но зато отличающегося исполнительностью, спокойствием в управлении и надежностью.
К зиме крейсер должны были поставить на первый профилактический ремонт. Но декабрь 1903 года застал "Боярина" по-прежнему "при исполнении обязанностей". На сей раз это была представительская служба - стационерство в небольшом корейском порту Чемульпо, где в это время проходили переговоры ведущих мировых держав по поводу нейтралитета Кореи.
Пост дипломатического стационера издавна считают во флоте почетной, но нетяжелой работой. Главное - уметь "подать себя", продемонстрировать, когда нужно, выучку команды и решимость отстаивать политическую позицию своей родины. В начале двадцатого столетия откровенно бряцать оружием на переговорах было уже не принято, и многие начали смотреть на миссию дипстационеров как на почти формальную, полагая, что за их внешним лоском и парадным обликом уже не кроется истинно хорошая боевая подготовка. Как не вспомнить здесь слова адмирала Нельсона: "В кордегардии чисты манишки, но ржавы шпаги и пусты головы!"...
Сводный военно-дипломатический отряд в Чемульпо оказался редким исключением из этого правила. Война с Японией начнется именно отсюда, из этой маленькой неуютной бухты среди островов, вырастающих вдвое во время отлива. Начнется, когда темной ночью на 27 января 1904 года тайно снимется с якоря японский стационер - крейсер "Чиода". И уйдет в темноту, чтобы к утру явиться с эскадрой и предьявить от имени адмирала С. Уриу ультиматум русским стационерам - сдаться в плен или биться с превосходящими силами... И через сутки все газеты просвещенного мира облетит фото русского крейсера 1-го ранга "Варяг", выходящего на неравный бой...
"Боярина" в это время в Чемульпо уже не было. Он успел за три недели до нападения смениться с поста флагмана русского дипотряда и именно "Варягу" передал свои полномочия. Теперь он находился в Порт-Артуре, на привычном месте флагманского форзейля при эскадренном броненосце "Петропавловск", и в ночь первой атаки эскадры японскими миноносцами лишь по счастливому случаю избежал неприятельской торпеды. Геройский бой "Варяга", завершившийся открытием кингстонов, принес эскадре первые потери. И, наверное, не будет преувеличением утверждать, что для "Боярина" сам факт ухода из Чемульпо менее чем за месяц до трагического события явился в некотором роде фактором деморализации. Капитан второго ранга В.Ф. Сарычев всерьез высказывал мысль, что втроем, считая и "Корейца", в бою было бы легче, и кто знает, возможно, исход сражения был бы совсем иным...
ПЕРВАЯ ГРОЗА
Как бы то ни было, а утро 28 января 1904 года застало "Боярина" в строю крейсерского отряда, занятого поисками и преследованием неприятельских миноносцев. Обнаружив в рассветной дымке маленький четырехтрубный истребитель, внешне похожий на одного из непрошеных ночных "гостей", крейсер сразу же "поймал" его в прицелы своих 120-миллиметровых пушек, и над утренними водами сухо раскатился звук первого залпа. Миноносец заметался среди высоких белых всплесков, вздыбленных снарядами. Завертелся, выходя из-под обстрела. И когда уже плутонговые командиры "Боярина" готовы были дать отмашку на следующую серию выстрелов, с высоты сигнального мостика раздался истошный крик:
- Не стрелять! Свои!!!
Это сигнальщики "Боярина" наконец-то заметили на гафеле миноносца Андреевский флаг. Несчастным, едва не расстрелянным своими же товарищами по эскадре, оказался возвращающийся с ночного патрульного выхода миноносец "Сильный". Ошибка стоила командиру "Боярина" тяжелого разговора с адмиралом Старком. Но никакого взыскания на обознавшуюся наблюдательную вахту наложено не было - Оскар Викторович прекрасно понимал, в каком состоянии мог находиться экипаж крейсера после сумбурного ночного боя и последующего разведывательного выхода.
Уже через несколько часов после возвращения на артурский рейд "Боярин" вместе с "Аскольдом", "Баяном" и "Новиком" снова вышел в море. Направление поиска разведчики выбрали верно: к одиннадцати утра к зюйд-осту от Ляотешаня "Аскольд" обнаружил обильное задымление горизонта, и вскоре под бурыми шлейфами густого дыма на фоне серых небес проступили черные силуэты броненосцев Соединенного флота Японии. Их вел сам "Микаса" - флагман адмирала Хэйхатиро Того. Вел, чтобы дать решительный бой русской эскадре, уже понесшей первые потери в ночной схватке с миноносцами. Но замыслам японского адмирала не суждено было сбыться в это утро.
Путь неприятельскому линейному отряду преградили русские крейсера. И это несмотря на то, что бой разведчиков с тяжелыми кораблями во все времена считался неоправданным риском, не способным принести безрассудным ничего, кроме поражения. Но русская эскадра на рейде Порт-Артура нуждалась хотя бы в нескольких десятках минут - для перестроения и развертывания к бою. И крейсерский отряд был твердо намерен дать своим броненосцам это время.
"Боярин" оказался на первой линии этого странного противостояния. Отходя с боем на соединение со своим отрядом, маленький скаут вел из кормовых орудий отчаянный, но меткий огонь по японскому флагману. И неприятельские крейсера, сопровождавшие линейную колонну, так и не рискнули преследовать отважного.
Удивительно, но факт: находясь под огнем двенадцатидюймовых орудий "Микасы" как минимум в течение десяти-пятнадцати минут, "Боярин" не получил ни царапины! Японские исследователи объясняют этот факт тем, что якобы наблюдательная вахта "Микасы" приняла трехтрубного "Боярина" за более крупный крейсер типа "Диана" и продиктовала артиллеристам неверную дистанцию до противника...
Работа минного заградителя - одна из самых тихих, но и самых опасных в морской войне. Подобно саперам, минзаги ошибаются только один раз в своей жизни, и волею судьбы 29 января беда постигла лучшего из артурских заградителей - "Енисея". Подорвавшись на собственной мине, корабль продержался на плаву всего 15 минут, и "Боярину" пришлось собирать с воды его экипаж.
После этого по приказу Старка крейсер пошел к островам Сан-Шантао, поскольку разведка доложила адмиралу о появлении в этом районе японских миноносцев. Точное расположение только что поставленных минных полей было "Боярину" неизвестно, и в двух милях от южного острова этого небольшого архипелага крейсер подцепил сорвавшуюся с минрепа "бродячую" мину.
Взрыв сотряс узкий легкий корпус от киля до клотика. В воздух выбросило облако черного дыма и пыли из разорванной угольной ямы, прибортовые переборки оказались частично разрушенными взрывом, и вода хлынула под котельные фундаменты. Крейсер завалился в пятнадцатиградусном крене, и, не надеясь уже на его спасение, капитан второго ранга В.Ф. Сарычев отдал приказ экипажу покинуть погибающий, как ему показалось, корабль...
Пока спускали шлюпки, крен увеличился еще более. Но когда по засвежевшей волне русские моряки с трудом выгребали против течения к острову, за кормой шлюпок еще высился над водой трехтрубный силуэт с отломившейся первой мачтой...
Он не затонул и к утру. Переборки котельных отделений выдержали, не пустили дальше по корпусу ледяную январскую воду. Всю ночь дрейфуя по минным полям, покинутый экипажем, крейсер непостижимым образом избежал повторных подрывов, и кавторанг Сарычев успел горько раскаяться в своем преждевременном решении.
"...Раненый крейсер словно ждал, когда мы решимся вернуться", - написал впоследствии один из очевидцев трагического события. Но судьба оказалась на этот раз против "Боярина". 30 января разразился шторм с пургой, и спасательная партия не смогла на катерах добраться до корабля, севшего на островную отмель. А следующей ночью ветер переменился, и крейсер был унесен с мели - обратно на минное поле... И несколько взрывов, глухо донесшихся сквозь вой штормовой непогоды, возвестили о жестоком конце такой короткой, но яркой судьбы...
Когда поутих шторм, команду "Боярина" удалось без потерь эвакуировать с острова. И капитан второго ранга Сарычев был разжалован трибуналом - за то, что, по сути, бросил свой корабль в критическую минуту и тем самым обрек на жестокую и бессмысленную гибель.
"Боярин" участвовал в войне всего три дня. Но за эти три дня он прожил целую жизнь, достойную долгой памяти.
Светлана САМЧЕНКО
