Культура
ПОЭЗИЯ ДРУЖБЫ
14 апреля
"Служба и дружба" - эти слова когда-то в середине 1960-х годов начертал на обложке общей тетради поэт Борис Слуцкий, побуждая друга - Петра Горелика - взяться за перо и рассказать о своей жизни.
Не знаю, была бы написана книга без этой дружеской настойчивости, но сегодня, когда она пришла к читателю, испытываешь к Слуцкому (увы, посмертно) несомненную признательность.
Слуцкий знал, что делал. Петр Захарович Горелик родился в 1918 году. Он хранит в своей памяти людей и события с двадцатых годов прошлого века. Кадровый военный, прошел всю войну, близко дружил с замечательными поэтами. Но дело не только в необъятном жизненном материале, которым владеет мемуарист. Дело - в уникальности его личного душевного опыта. При огромном охвате времен и событий, при богатстве героев, часто далеко отстоящих друг от друга, книга отличается неповторимой внутренней гармонией. Автор чужд пафосных выражений, но человек для него - мера всех вещей. Это не авторская декларация. Это читательское убеждение. Однажды войдя в душу автора, человек остается в ней навсегда, независимо ни от каких рангов.
У Петра Горелика, по существу (при живых родителях), было сиротское детство. С пятнадцати лет он жил самостоятельно, снимая угол в скромной харьковской семье. Потом с фронта будет посылать своей квартирной хозяйке деньги и посылки, навестит после войны и будет вести постоянную переписку. Сказано все мельком, почти в придаточном предложении, но это отнюдь не малозначительный эпизод в жизни автора. Это просто единичный пример, взятый из книги. Может быть, самый скромный. Остановимся еще на одном.
Спустя сорок лет после битвы под Коломной (где в свои 23 года Горелику пришлось командовать бронепоездом), он решил отметить это памятное для всех его участников событие. Понадобился напряженный труд в военном архиве и другая нелегкая работа. Но, конечно, более всего нужна была безостановочная работа памяти и сердца, о чем автор, разумеется, не упоминает, - видимо, это его естественное состояние. На сто разосланных в разные концы писем пришли немногие ответы от тех, кто дожил до этого часа. Но какие это ответы! Потрясающе искренние и безыскусные, они читаются как самые заветные человеческие признания. Автор, правда, склонен все объяснять вниманием, которое так дорого ветеранам. Но при любых поправках их можно отнести только на его личный счет. Иначе не получается.
Уже сказано, что судьба наградила Петра Горелика дружбой с замечательными поэтами, он с юности прикипел душой к поэзии. Борис Слуцкий и Михаил Кульчицкий были его товарищами еще школьных харьковских лет, Павел Коган и Давид Самойлов - в предвоенные московские годы. Павшие и живые, они и их стихи проходят через всю его биографию. И если ему доводилось быть первым читателем вещей, ставших впоследствии классикой своего времени, значит, так сложилась жизнь, такова была степень взаимного притяжения. При разных профессиях и разном жизненном опыте они были людьми одной духовной природы.
Впрочем, возможно, по части поэзии сама судьба ворожила Петру Горелику. Ведь был же случай во время войны, когда в его часть с группой писателей приехал Борис Пастернак, и именно Петр Горелик мог протянуть ему для автографа книгу стихов, с которой не расставался все фронтовые годы. Вот как можно оказаться в нужное время в нужном месте.
Нинель ПЛЯЦКОВСКАЯ
Не знаю, была бы написана книга без этой дружеской настойчивости, но сегодня, когда она пришла к читателю, испытываешь к Слуцкому (увы, посмертно) несомненную признательность.
Слуцкий знал, что делал. Петр Захарович Горелик родился в 1918 году. Он хранит в своей памяти людей и события с двадцатых годов прошлого века. Кадровый военный, прошел всю войну, близко дружил с замечательными поэтами. Но дело не только в необъятном жизненном материале, которым владеет мемуарист. Дело - в уникальности его личного душевного опыта. При огромном охвате времен и событий, при богатстве героев, часто далеко отстоящих друг от друга, книга отличается неповторимой внутренней гармонией. Автор чужд пафосных выражений, но человек для него - мера всех вещей. Это не авторская декларация. Это читательское убеждение. Однажды войдя в душу автора, человек остается в ней навсегда, независимо ни от каких рангов.
У Петра Горелика, по существу (при живых родителях), было сиротское детство. С пятнадцати лет он жил самостоятельно, снимая угол в скромной харьковской семье. Потом с фронта будет посылать своей квартирной хозяйке деньги и посылки, навестит после войны и будет вести постоянную переписку. Сказано все мельком, почти в придаточном предложении, но это отнюдь не малозначительный эпизод в жизни автора. Это просто единичный пример, взятый из книги. Может быть, самый скромный. Остановимся еще на одном.
Спустя сорок лет после битвы под Коломной (где в свои 23 года Горелику пришлось командовать бронепоездом), он решил отметить это памятное для всех его участников событие. Понадобился напряженный труд в военном архиве и другая нелегкая работа. Но, конечно, более всего нужна была безостановочная работа памяти и сердца, о чем автор, разумеется, не упоминает, - видимо, это его естественное состояние. На сто разосланных в разные концы писем пришли немногие ответы от тех, кто дожил до этого часа. Но какие это ответы! Потрясающе искренние и безыскусные, они читаются как самые заветные человеческие признания. Автор, правда, склонен все объяснять вниманием, которое так дорого ветеранам. Но при любых поправках их можно отнести только на его личный счет. Иначе не получается.
Уже сказано, что судьба наградила Петра Горелика дружбой с замечательными поэтами, он с юности прикипел душой к поэзии. Борис Слуцкий и Михаил Кульчицкий были его товарищами еще школьных харьковских лет, Павел Коган и Давид Самойлов - в предвоенные московские годы. Павшие и живые, они и их стихи проходят через всю его биографию. И если ему доводилось быть первым читателем вещей, ставших впоследствии классикой своего времени, значит, так сложилась жизнь, такова была степень взаимного притяжения. При разных профессиях и разном жизненном опыте они были людьми одной духовной природы.
Впрочем, возможно, по части поэзии сама судьба ворожила Петру Горелику. Ведь был же случай во время войны, когда в его часть с группой писателей приехал Борис Пастернак, и именно Петр Горелик мог протянуть ему для автографа книгу стихов, с которой не расставался все фронтовые годы. Вот как можно оказаться в нужное время в нужном месте.
Нинель ПЛЯЦКОВСКАЯ
