Культура
"А ВПЕРЕДИ - ВОЖАК, КОТОРОГО ЗОВУТ БУЛАТОМ..."
08 май
В конце концов каждый, кто любит его песни, знает, ЗА ЧТО он их любит...
Все глуше музыка души,
Все звонче музыка атаки...
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори...
Кавалергарда век недолог,
И потому так сладок он...
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый...
Последний троллейбус,
Мне дверь отвори...
Эти и другие строки песен и стихов Окуджавы мгновенно становились крылатыми и разлетались по стране. Впрочем, в отличие от Владимира Высоцкого и Александра Галича, Окуджава не был ни трибуном, ни актером. Он ни в кого не перевоплощался, не стремился стать голосом "улицы безъязыкой". Его голос был негромок и никогда не срывался на крик. И нельзя сказать, что он был услышан всеми: собственно, сам Булат Шалвович и не стремился к этому.
Его песни и книги адресованы прежде всего интеллигенции... хотя верно и то, что стать интеллигентами - в окуджавском понимании - большинство из его слушателей так и не смогли.
"Какой он интеллигент. Так, приспособленец", - охарактеризовал Булат Шалвович в давнем интервью "НВ" одного из российских политиков, занимавшего высокий пост в правительстве при Ельцине. И объяснил: есть три качества, обязательных для интеллигентного человека: склонность к самоиронии, неприятие насилия и терпимость к чужому мнению...
Последнее качество в советские времена воспринималось как недопустимая ересь: инакомыслие было под запретом. Да и два других решительно не вписывались в официальную систему ценностей, которую вбивали в наши головы с ранних лет. Но, с другой стороны, инакомыслие Окуджавы было не сопротивлением, а уходом: он творил свой собственный мир, ценители его творчества ставили пластинку, открывали книгу - и отгораживались от действительности. Действующие лица исторических романов Окуджавы принадлежат не XX, а XXI веку: автор, который "поручиком в отставке сам себя воображал", предлагал своим читателям сделать то же самое.
"Если бы действие романа "Путешествие дилетантов" разворачивалось в XX веке, то он назывался бы "Прогулки фрайеров", - сказал Окуджаве кто-то из знакомых. Ответом была песня-послесловие:
По прихоти судьбы -
Разносчицы даров,
В прекрасный день мне откровенья были:
Я написал роман "Прогулки фрайеров",
И фрайера меня благода-рили...
Отметим авторское примечание к слову "фрайер" - это, в обыденном смысле, типичное мнение люмпена об интелли-генте...
Нельзя сказать, что события, происходящие во внешнем мире, не интересовали его вовсе. В перестроечные и постперестроечные годы он не раз выступал на страницах газет, высказывая свое мнение о происходящих в стране событиях.
"Я - человек, склонный к обольщениям, - говорил Окуджава в одном из интервью "НВ". - Мое поколение тем и отличается, что часто обольщалось, а потом спохватывалось. И когда появился Горбачев и началась перестройка, мы поняли: наконец-то! А потом начали сожалеть и сокрушаться... Но теперь, через десять лет, я понимаю: каковы бы ни были мотивы действий Горбачева, он заслуживает "большого памятника". Конечно, мы много "напортачили", мы пролили много крови, мы действовали исключительно советскими методами, обо всем этом со временем будет очень серьезный разговор. А что касается Сталина - шесть моих ближайших родственников было расстреляно, много лет я был сыном "врагов народа", а сегодня я уверен: Сталин умрет окончательно тогда, когда какой-нибудь внук или правнук, глядя на телеэкран, спросит: а кто такой Сталин?"
Булат Шалвович считал, что обществу, не привыкшему к свободе, не знающему, что это такое, необходима "сильная рука", но говорил, что в наших условиях палка тут же превратится в дубину.
"Живи я где-нибудь во Франции, - замечал Окуджава, - я бы согласился на короткий режим "сильной руки", как при де Голле, но в России короткий режим неизбежно перерастет в длинный, а потом - в страшный..."
Пока покаянного слова не выдохнет впалая грудь,
Придется нам снова и снова холопскую лямку тянуть, -
писал он в 80-е. И еще:
Запад, конечно, для нас не пример.
Впрочем, я не вижу лучшего примера...
...Поющие поэты безоговорочно признавали первенство Окуджавы.
"Летит наш певчий клин, которому названья нету, а впереди вожак, которого зовут Булатом" - так напишет о нем один из его товарищей. Песня Окуджавы "Возьмемся за руки, друзья" стала гимном Грушинских фестивалей, а позднее, уже в постперестроечные времена, демократы попытались сделать из нее свой гимн. Однако сам Булат Шалвович воспринял это, мягко скажем, без восторга, сказав, что "демократ - это не профессия, а состояние души".
Как только заговорили о бардовском движении, он перестал называть себя бардом. Он не считал возможным ходить строем, даже во главе колонны. Ну, невозможно философствовать строем, а Окуджава, без сомнения, был философом. Грустным философом, потому что никаких хеппи-эндов он для своих героев-фрайеров придумать не смог. Они сгорали ни за грош, как бумажный солдатик, им не удавалось реализовать себя во внешнем мире, и в этом смысле с течением времени мало что изменилось. Неприятие насилия и уважение к чужому мнению, не говоря уже о самоиронии, по-прежнему не являются общепризнанными ценностями. И для большинства из нас "музыка атаки" до сих пор звучит куда громче, чем "музыка души".
Наверное, именно поэтому Булат Окуджава по-прежнему остается автором не для всех. Короткий период, когда его песни звучали на площадях и с телеэкранов, миновал и, наверное, хорошо, что миновал, просто потому, что их лучше слушать в тишине. Включить магнитофон и впустить в свой дом - и в свою жизнь - тихий грустный голос поэта, который никого не пытается поучать и ни к чему не призывает...
Виктория РАБОТНОВА
Все глуше музыка души,
Все звонче музыка атаки...
Неистов и упрям,
Гори, огонь, гори...
Кавалергарда век недолог,
И потому так сладок он...
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый...
Последний троллейбус,
Мне дверь отвори...
Эти и другие строки песен и стихов Окуджавы мгновенно становились крылатыми и разлетались по стране. Впрочем, в отличие от Владимира Высоцкого и Александра Галича, Окуджава не был ни трибуном, ни актером. Он ни в кого не перевоплощался, не стремился стать голосом "улицы безъязыкой". Его голос был негромок и никогда не срывался на крик. И нельзя сказать, что он был услышан всеми: собственно, сам Булат Шалвович и не стремился к этому.
Его песни и книги адресованы прежде всего интеллигенции... хотя верно и то, что стать интеллигентами - в окуджавском понимании - большинство из его слушателей так и не смогли.
"Какой он интеллигент. Так, приспособленец", - охарактеризовал Булат Шалвович в давнем интервью "НВ" одного из российских политиков, занимавшего высокий пост в правительстве при Ельцине. И объяснил: есть три качества, обязательных для интеллигентного человека: склонность к самоиронии, неприятие насилия и терпимость к чужому мнению...
Последнее качество в советские времена воспринималось как недопустимая ересь: инакомыслие было под запретом. Да и два других решительно не вписывались в официальную систему ценностей, которую вбивали в наши головы с ранних лет. Но, с другой стороны, инакомыслие Окуджавы было не сопротивлением, а уходом: он творил свой собственный мир, ценители его творчества ставили пластинку, открывали книгу - и отгораживались от действительности. Действующие лица исторических романов Окуджавы принадлежат не XX, а XXI веку: автор, который "поручиком в отставке сам себя воображал", предлагал своим читателям сделать то же самое.
"Если бы действие романа "Путешествие дилетантов" разворачивалось в XX веке, то он назывался бы "Прогулки фрайеров", - сказал Окуджаве кто-то из знакомых. Ответом была песня-послесловие:
По прихоти судьбы -
Разносчицы даров,
В прекрасный день мне откровенья были:
Я написал роман "Прогулки фрайеров",
И фрайера меня благода-рили...
Отметим авторское примечание к слову "фрайер" - это, в обыденном смысле, типичное мнение люмпена об интелли-генте...
Нельзя сказать, что события, происходящие во внешнем мире, не интересовали его вовсе. В перестроечные и постперестроечные годы он не раз выступал на страницах газет, высказывая свое мнение о происходящих в стране событиях.
"Я - человек, склонный к обольщениям, - говорил Окуджава в одном из интервью "НВ". - Мое поколение тем и отличается, что часто обольщалось, а потом спохватывалось. И когда появился Горбачев и началась перестройка, мы поняли: наконец-то! А потом начали сожалеть и сокрушаться... Но теперь, через десять лет, я понимаю: каковы бы ни были мотивы действий Горбачева, он заслуживает "большого памятника". Конечно, мы много "напортачили", мы пролили много крови, мы действовали исключительно советскими методами, обо всем этом со временем будет очень серьезный разговор. А что касается Сталина - шесть моих ближайших родственников было расстреляно, много лет я был сыном "врагов народа", а сегодня я уверен: Сталин умрет окончательно тогда, когда какой-нибудь внук или правнук, глядя на телеэкран, спросит: а кто такой Сталин?"
Булат Шалвович считал, что обществу, не привыкшему к свободе, не знающему, что это такое, необходима "сильная рука", но говорил, что в наших условиях палка тут же превратится в дубину.
"Живи я где-нибудь во Франции, - замечал Окуджава, - я бы согласился на короткий режим "сильной руки", как при де Голле, но в России короткий режим неизбежно перерастет в длинный, а потом - в страшный..."
Пока покаянного слова не выдохнет впалая грудь,
Придется нам снова и снова холопскую лямку тянуть, -
писал он в 80-е. И еще:
Запад, конечно, для нас не пример.
Впрочем, я не вижу лучшего примера...
...Поющие поэты безоговорочно признавали первенство Окуджавы.
"Летит наш певчий клин, которому названья нету, а впереди вожак, которого зовут Булатом" - так напишет о нем один из его товарищей. Песня Окуджавы "Возьмемся за руки, друзья" стала гимном Грушинских фестивалей, а позднее, уже в постперестроечные времена, демократы попытались сделать из нее свой гимн. Однако сам Булат Шалвович воспринял это, мягко скажем, без восторга, сказав, что "демократ - это не профессия, а состояние души".
Как только заговорили о бардовском движении, он перестал называть себя бардом. Он не считал возможным ходить строем, даже во главе колонны. Ну, невозможно философствовать строем, а Окуджава, без сомнения, был философом. Грустным философом, потому что никаких хеппи-эндов он для своих героев-фрайеров придумать не смог. Они сгорали ни за грош, как бумажный солдатик, им не удавалось реализовать себя во внешнем мире, и в этом смысле с течением времени мало что изменилось. Неприятие насилия и уважение к чужому мнению, не говоря уже о самоиронии, по-прежнему не являются общепризнанными ценностями. И для большинства из нас "музыка атаки" до сих пор звучит куда громче, чем "музыка души".
Наверное, именно поэтому Булат Окуджава по-прежнему остается автором не для всех. Короткий период, когда его песни звучали на площадях и с телеэкранов, миновал и, наверное, хорошо, что миновал, просто потому, что их лучше слушать в тишине. Включить магнитофон и впустить в свой дом - и в свою жизнь - тихий грустный голос поэта, который никого не пытается поучать и ни к чему не призывает...
Виктория РАБОТНОВА
