Общество
ГОД 1812 - ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА И ЕЕ ПАРАДОКСЫ
20 май
"Я поэт, тем и интересен", - написал некогда в своей автобиографии Владимир Маяковский. Если же заменить в этой фразе слово "поэт" на слово "историк", то она как нельзя лучше подошла бы для автобиографии сегодняшнего нашего собеседника. Достаточно сказать, что в ноябре прошлого года за вклад в изучение наполеоновской эпохи французское правительство наградило Олега Соколова орденом Почетного легиона! Кандидат исторических наук, доцент Санкт-Петербургского государственного университета и профессор знаменитого Парижского университета Сорбонна, он ежегодно читает французским аспирантам курс лекций о взаимоотношениях России и наполеоновской Франции.
А еще одним важнейшим аспектом деятельности Олега Соколова является военно-историческая реконструкция наполеоновской эпохи, когда, по его словам, "миром правили доблесть, отвага и сила!" Еще в 1976 году Соколов вместе с четырьмя своими друзьями основал это движение у нас в стране, став позднее бессменным президентом Военно-исторической ассоциации России. И с тех пор в это движение влились тысячи участников, очарованных непреодолимо влекущими яркими цветами, с которыми в сознании большинства неразрывно связана героическая и блестящая эпоха наполеоновских войн. На личные средства они пошивают себе мундиры "сообразно эпохе", изготавливают точные копии тогдашнего оружия, некоторые обзаводятся даже собственными лошадьми, и в бой. Вернее - в грандиозные красочные шоу-реконструкции былых славных сражений. Делается это не только у нас в России, но и практически по всей Европе, а командует французскими войсками в таких реконструкциях, как правило, наш сегодняшний собеседник. Среди реконструкторов он даже прозвище соответствующее получил - Сир.
Вот и сейчас мы попытались реконструировать в разговоре некоторые из событий той героической и славной эпохи. Тем более что и повод для этого был - нынешней весной исполнилось ровно 190 лет со дня вступления русских войск в Париж и последовавшего за этим отречения Наполеона в Фонтенбло. Впрочем, по мнению обоих собеседников, события весны 1814-го стали всего лишь логическим завершением того, что происходило в нашей стране за полтора года до этого. А потому основной темой нашей беседы была все же Отечественная война 1812 года.
- Не кажется ли вам, что кампания двенадцатого года была одной из самых парадоксальных в военной истории? Во-первых, французская армия умудрилась с треском проиграть войну, выиграв при этом практически все ключевые, этапные сражения - за исключением разве что трехдневного сражения при Красном. А во-вторых, вступая на русскую землю, Наполеон прекрасно знал, что его противник использует тактику отступления, заманивания в глубь своей территории. Ведь план предстоящей кампании был разработан в недрах военного министерства России еще в 1810 году и впоследствии не раз озвучивался Александром I в присутствии французских посланников: мол, "земли у меня много, я буду отступать хоть до Камчатки...". Как же мог так опростоволоситься величайший стратег в истории человечества?
- Что касается первого парадокса, то тут я согласен. Если пользоваться спортивной терминологией, то "по очкам" с небольшим перевесом Великая армия выиграла все крупные сражения - и Смоленск, и Бородино, и Малоярославец. Даже во время переправы через Березину Наполеон сумел решить стоявшую перед ним задачу и спасти костяк своей армии - всех маршалов, большую часть генералитета и офицерского корпуса, ядро гвардии.
А вот насчет второго - тут никакого парадокса нет, ибо не существовало категорически никакой концепции отступления. Слова же Александра не более чем красивая фраза, дипломатическая завеса для истинных планов России. Весь тогдашний план русского командования - это план только наступательных действий. Приказ о концентрации русских войск на западной границе был отдан еще в феврале 1811 года - планировалось вторгнуться на территорию Герцогства Варшавского, разгромить его и способствовать тем самым поднятию восстания в Германии и созданию мощной коалиции с целью свержения Наполеона.
В первоначальных же планах последнего было не более чем разгром атакующей русской армии на Висле - именно для этого он и сосредоточил в Польше огромные силы, и не случайно в его тогдашнем воззвании было сказано: "Солдаты, вторая Польская война начата!.."
- Но в результате-то события стали развиваться по плану, озвученному Александром.
- Действительно, Наполеон, скажем так, "немножко перестарался", сосредоточив такие силы, что ни о каком наступлении русских и речи уже быть не могло. В русском штабе, конечно, возникло смятение, но до самого начала войны никакого официально утвержденного плана отступления не было. И еще 20 июня (т. е. за четыре дня до форсирования Немана передовыми частями корпуса Даву) Багратион писал Александру: "Неприятель - сущая сволочь! Прикажи, помолясь Богу, наступать!" Бездействовать же огромные силы, собранные Наполеоном, в той ситуации не могли уже просто по определению. Не говорить же ему своим солдатам: "Вышла, мол, у нас небольшая неувязочка, наступать русские отказались, поэтому всем спасибо, все свободны". И Великая армия получила приказ наступать
Но при этом Наполеон рассчитывал, что война продлится не более двадцати дней. И во всех своих приказах начала войны он постоянно пишет: "Осторожно, осторожно, осторожно..." - не сомневаясь, что со стороны русских последуют контрнаступательные действия, что они вот-вот дадут ему генеральное сражение. Сначала Наполеон ждал его, подойдя 27 июня к Вильно, - он ведь знал, что в русском штабе нет единодушного мнения по этому поводу. И только поздно вечером на военном совете был принят план Фуля - отступить к укрепленному лагерю в городе Дрисса. Однако не случилось сражения ни там, ни у Полоцка, ни под Витебском, где русские заняли прекрасную позицию, и Наполеон уже видел, как они роют там полевые укрепления.
- Думаю, не получив долгожданного генерального и под Витебском, уже и менее дальновидный военачальник догадался бы, что что-то здесь не так.
- Так да не так. Ведь русские, что называется, сыграли по системе Станиславского - отступая, они сами искренне верили, что вот-вот дадут французам генеральное сражение, заставив таким образом поверить в это и Наполеона. Его агенты постоянно доносили ему об атмосфере в русском штабе, о скандалах и проклятиях в адрес Барклая, о том, что собственные офицеры вот-вот могут просто арестовать его за предательство. И тот принимал самоубийственное решение о сражении под Витебском под мощнейшим давлением, прекрасно понимая, что ничем, кроме разгрома русской армии, оно закончиться не может, и намереваясь сам в нем с честью погибнуть. Барклая, а вместе с ним и русскую армию спас тогда князь Меншиков, вечером 27 июля прискакавший от Багратиона с донесением, что тот не успеет соединиться с первой армией до начала сражения. И Барклай таким образом получил еще один кредит на отступление.
- Но в Смоленске-то, думаю, все уже стало окончательно ясно. А ведь уже оттуда Наполеон мог многое диктовать Александру.
- Мог, но для этого потребовалось бы время, пока страсти поулягутся. Позволить же себе ждать Наполеон, как политик, не мог - из-за серьезных проблем с Испанией, северной Германией и Англией, которая не переставала угрожать высадкой десанта на континент. Так что без жирной точки в виде победы в генеральном сражении, оставляя у себя в тылу организованную армию противника, уходить было нельзя.
К тому же Наполеон, как опытный военачальник, прекрасно понимал, что постоянно отступающая армия просто по определению не может не разлагаться - о таком разложении, о начавшемся в русской армии дезертирстве из авангардных частей ему докладывали постоянно. И у русских не было другого выбора, как дать генеральное сражение - иначе их армия просто прекратила бы свое существование.
Так что перспектива скорой победы была вовсе не призрачной - она опять возникла уже через несколько дней после Смоленска, когда русская армия начала готовиться к генеральному сражению под Царево-Займищево. И Наполеон, действительно великий полководец, легко бы понял, если б с той стороны шло всего лишь изображение подготовки - он никогда не двинулся бы дальше. Но приготовления шли самые настоящие, и генерального сражения не случилось тогда только из-за прибытия в русскую армию Кутузова. Который, как мы знаем, дал такое сражение при Бородино, когда соотношение сил изменилось уже в пользу русских.
- Кстати, при Бородино, на наш взгляд, тоже проявился один из парадоксов этой войны, возможно, даже главный. Я имею в виду отказ Наполеона ввести в дело свою гвардию в самый ответственный момент сражения. Причем поступил столь странно человек, никогда не испытывавший недостатка ни в личной храбрости, ни в управленческой решимости.
- Если есть в этой войне загадка, то она, пожалуй, именно здесь. И к 15 часам 7 сентября 1812 года, выиграв Бородинское сражение, Наполеон проиграл войну в целом и потерял свою империю! Ведь к тому моменту и русская и французская армии были окончательно измотаны, и вступление в действие почти двадцатитысячного корпуса не просто свежих сил - элиты из элит, несомненно, превратило бы тактическую победу в полнейший разгром русских. И история тогда пошла бы совершенно по другому сценарию! Однако...
Однако это сейчас нам, имеющим на руках массу документов, легко рассуждать о просчетах Наполеона. Полководец же, даже самый великий, на поле боя не всегда может знать того, что будут знать историки через двести лет, - за грохотом и дымом сражения он вовсе не был уверен, что русские исчерпали тогда все резервы.
И тем не менее он все же собирался бросить в бой гвардию, почти преодолев свои колебания. Но в этот момент чашу сомнений переполнил маршал Бессьер, тихо сказавший императору: "Сир, вы находитесь в восьмистах лье от вашей столицы!" И в результате Наполеону пришлось довольствоваться победой "по очкам" с минимальным перевесом. Которая ровным счетом ему ничего не давала, ибо глобальная стратегическая ситуация к тому времени уже давно была не в пользу французов.
А окончательным поражением для них стал пожар Москвы. Поскольку офицеры не могли объяснить своим солдатам, что нехорошо грабить мирных жителей, когда москвичи на их глазах сами поджигали свой город. Этот пожар сломил моральную силу Великой армии, не встречавшей такого приема ни в Вене, ни в Мадриде, дисциплина в ней была бесповоротно подорвана. И из Москвы армия выходила, уже неся в себе изъян будущего разложения, потенциальным сборищем деморализованных мародеров. Война была уже проиграна, и все остальное, с точки зрения истории, - всего лишь частности, особого значения не имеющие.
Александр СЕЛИЦКИЙ
А еще одним важнейшим аспектом деятельности Олега Соколова является военно-историческая реконструкция наполеоновской эпохи, когда, по его словам, "миром правили доблесть, отвага и сила!" Еще в 1976 году Соколов вместе с четырьмя своими друзьями основал это движение у нас в стране, став позднее бессменным президентом Военно-исторической ассоциации России. И с тех пор в это движение влились тысячи участников, очарованных непреодолимо влекущими яркими цветами, с которыми в сознании большинства неразрывно связана героическая и блестящая эпоха наполеоновских войн. На личные средства они пошивают себе мундиры "сообразно эпохе", изготавливают точные копии тогдашнего оружия, некоторые обзаводятся даже собственными лошадьми, и в бой. Вернее - в грандиозные красочные шоу-реконструкции былых славных сражений. Делается это не только у нас в России, но и практически по всей Европе, а командует французскими войсками в таких реконструкциях, как правило, наш сегодняшний собеседник. Среди реконструкторов он даже прозвище соответствующее получил - Сир.
Вот и сейчас мы попытались реконструировать в разговоре некоторые из событий той героической и славной эпохи. Тем более что и повод для этого был - нынешней весной исполнилось ровно 190 лет со дня вступления русских войск в Париж и последовавшего за этим отречения Наполеона в Фонтенбло. Впрочем, по мнению обоих собеседников, события весны 1814-го стали всего лишь логическим завершением того, что происходило в нашей стране за полтора года до этого. А потому основной темой нашей беседы была все же Отечественная война 1812 года.
- Не кажется ли вам, что кампания двенадцатого года была одной из самых парадоксальных в военной истории? Во-первых, французская армия умудрилась с треском проиграть войну, выиграв при этом практически все ключевые, этапные сражения - за исключением разве что трехдневного сражения при Красном. А во-вторых, вступая на русскую землю, Наполеон прекрасно знал, что его противник использует тактику отступления, заманивания в глубь своей территории. Ведь план предстоящей кампании был разработан в недрах военного министерства России еще в 1810 году и впоследствии не раз озвучивался Александром I в присутствии французских посланников: мол, "земли у меня много, я буду отступать хоть до Камчатки...". Как же мог так опростоволоситься величайший стратег в истории человечества?
- Что касается первого парадокса, то тут я согласен. Если пользоваться спортивной терминологией, то "по очкам" с небольшим перевесом Великая армия выиграла все крупные сражения - и Смоленск, и Бородино, и Малоярославец. Даже во время переправы через Березину Наполеон сумел решить стоявшую перед ним задачу и спасти костяк своей армии - всех маршалов, большую часть генералитета и офицерского корпуса, ядро гвардии.
А вот насчет второго - тут никакого парадокса нет, ибо не существовало категорически никакой концепции отступления. Слова же Александра не более чем красивая фраза, дипломатическая завеса для истинных планов России. Весь тогдашний план русского командования - это план только наступательных действий. Приказ о концентрации русских войск на западной границе был отдан еще в феврале 1811 года - планировалось вторгнуться на территорию Герцогства Варшавского, разгромить его и способствовать тем самым поднятию восстания в Германии и созданию мощной коалиции с целью свержения Наполеона.
В первоначальных же планах последнего было не более чем разгром атакующей русской армии на Висле - именно для этого он и сосредоточил в Польше огромные силы, и не случайно в его тогдашнем воззвании было сказано: "Солдаты, вторая Польская война начата!.."
- Но в результате-то события стали развиваться по плану, озвученному Александром.
- Действительно, Наполеон, скажем так, "немножко перестарался", сосредоточив такие силы, что ни о каком наступлении русских и речи уже быть не могло. В русском штабе, конечно, возникло смятение, но до самого начала войны никакого официально утвержденного плана отступления не было. И еще 20 июня (т. е. за четыре дня до форсирования Немана передовыми частями корпуса Даву) Багратион писал Александру: "Неприятель - сущая сволочь! Прикажи, помолясь Богу, наступать!" Бездействовать же огромные силы, собранные Наполеоном, в той ситуации не могли уже просто по определению. Не говорить же ему своим солдатам: "Вышла, мол, у нас небольшая неувязочка, наступать русские отказались, поэтому всем спасибо, все свободны". И Великая армия получила приказ наступать
Но при этом Наполеон рассчитывал, что война продлится не более двадцати дней. И во всех своих приказах начала войны он постоянно пишет: "Осторожно, осторожно, осторожно..." - не сомневаясь, что со стороны русских последуют контрнаступательные действия, что они вот-вот дадут ему генеральное сражение. Сначала Наполеон ждал его, подойдя 27 июня к Вильно, - он ведь знал, что в русском штабе нет единодушного мнения по этому поводу. И только поздно вечером на военном совете был принят план Фуля - отступить к укрепленному лагерю в городе Дрисса. Однако не случилось сражения ни там, ни у Полоцка, ни под Витебском, где русские заняли прекрасную позицию, и Наполеон уже видел, как они роют там полевые укрепления.
- Думаю, не получив долгожданного генерального и под Витебском, уже и менее дальновидный военачальник догадался бы, что что-то здесь не так.
- Так да не так. Ведь русские, что называется, сыграли по системе Станиславского - отступая, они сами искренне верили, что вот-вот дадут французам генеральное сражение, заставив таким образом поверить в это и Наполеона. Его агенты постоянно доносили ему об атмосфере в русском штабе, о скандалах и проклятиях в адрес Барклая, о том, что собственные офицеры вот-вот могут просто арестовать его за предательство. И тот принимал самоубийственное решение о сражении под Витебском под мощнейшим давлением, прекрасно понимая, что ничем, кроме разгрома русской армии, оно закончиться не может, и намереваясь сам в нем с честью погибнуть. Барклая, а вместе с ним и русскую армию спас тогда князь Меншиков, вечером 27 июля прискакавший от Багратиона с донесением, что тот не успеет соединиться с первой армией до начала сражения. И Барклай таким образом получил еще один кредит на отступление.
- Но в Смоленске-то, думаю, все уже стало окончательно ясно. А ведь уже оттуда Наполеон мог многое диктовать Александру.
- Мог, но для этого потребовалось бы время, пока страсти поулягутся. Позволить же себе ждать Наполеон, как политик, не мог - из-за серьезных проблем с Испанией, северной Германией и Англией, которая не переставала угрожать высадкой десанта на континент. Так что без жирной точки в виде победы в генеральном сражении, оставляя у себя в тылу организованную армию противника, уходить было нельзя.
К тому же Наполеон, как опытный военачальник, прекрасно понимал, что постоянно отступающая армия просто по определению не может не разлагаться - о таком разложении, о начавшемся в русской армии дезертирстве из авангардных частей ему докладывали постоянно. И у русских не было другого выбора, как дать генеральное сражение - иначе их армия просто прекратила бы свое существование.
Так что перспектива скорой победы была вовсе не призрачной - она опять возникла уже через несколько дней после Смоленска, когда русская армия начала готовиться к генеральному сражению под Царево-Займищево. И Наполеон, действительно великий полководец, легко бы понял, если б с той стороны шло всего лишь изображение подготовки - он никогда не двинулся бы дальше. Но приготовления шли самые настоящие, и генерального сражения не случилось тогда только из-за прибытия в русскую армию Кутузова. Который, как мы знаем, дал такое сражение при Бородино, когда соотношение сил изменилось уже в пользу русских.
- Кстати, при Бородино, на наш взгляд, тоже проявился один из парадоксов этой войны, возможно, даже главный. Я имею в виду отказ Наполеона ввести в дело свою гвардию в самый ответственный момент сражения. Причем поступил столь странно человек, никогда не испытывавший недостатка ни в личной храбрости, ни в управленческой решимости.
- Если есть в этой войне загадка, то она, пожалуй, именно здесь. И к 15 часам 7 сентября 1812 года, выиграв Бородинское сражение, Наполеон проиграл войну в целом и потерял свою империю! Ведь к тому моменту и русская и французская армии были окончательно измотаны, и вступление в действие почти двадцатитысячного корпуса не просто свежих сил - элиты из элит, несомненно, превратило бы тактическую победу в полнейший разгром русских. И история тогда пошла бы совершенно по другому сценарию! Однако...
Однако это сейчас нам, имеющим на руках массу документов, легко рассуждать о просчетах Наполеона. Полководец же, даже самый великий, на поле боя не всегда может знать того, что будут знать историки через двести лет, - за грохотом и дымом сражения он вовсе не был уверен, что русские исчерпали тогда все резервы.
И тем не менее он все же собирался бросить в бой гвардию, почти преодолев свои колебания. Но в этот момент чашу сомнений переполнил маршал Бессьер, тихо сказавший императору: "Сир, вы находитесь в восьмистах лье от вашей столицы!" И в результате Наполеону пришлось довольствоваться победой "по очкам" с минимальным перевесом. Которая ровным счетом ему ничего не давала, ибо глобальная стратегическая ситуация к тому времени уже давно была не в пользу французов.
А окончательным поражением для них стал пожар Москвы. Поскольку офицеры не могли объяснить своим солдатам, что нехорошо грабить мирных жителей, когда москвичи на их глазах сами поджигали свой город. Этот пожар сломил моральную силу Великой армии, не встречавшей такого приема ни в Вене, ни в Мадриде, дисциплина в ней была бесповоротно подорвана. И из Москвы армия выходила, уже неся в себе изъян будущего разложения, потенциальным сборищем деморализованных мародеров. Война была уже проиграна, и все остальное, с точки зрения истории, - всего лишь частности, особого значения не имеющие.
Александр СЕЛИЦКИЙ
