Северо-Запад
ДРУГОЙ ВЗГЛЯД
30 июля
Дед Савелий. Гармошка совсем ветхая, на части разваливается, хрипит, будто в приступе астмы... Дед играет, а баба Вера, жена его, поправляет. Дед поправок не слышит. Оглох. И почти ослеп за последний год. Пытается нацепить сразу двое очков. Не получается. И Савелий хохочет над своей немощью: "Ешь твою, совсем негодный к жизни стал!"
Война... Савелия в армию не взяли по причине хромоты его врожденной. Пришли немцы и приказали выбрать полицая. Добровольно никто не хотел. Тогда выхватили из толпы бабу и приставили ствол: кто ее мужик - тот и будет служить. Полтора года Савелий пас немецкую скотину, а когда Советы вернулись, присудили Савелию 20 лет колымских лагерей.
За то, что выбор свой сделал в пользу женки своей Верки, а не в пользу родины. Умирал дед Савелий долго и тяжело. Кричал от боли. Морфий давали только в больнице, а оттуда дедка сбегал. Брел 20 км, добираясь чуть живой. Хотел дома помереть, чтобы Вера рядом была.
Здесь еще помнят, что была тут когда-то Литва, что молились в лесных урочищах, что камни тамошние сохранили священную силу. И знают, что сила та никем и ничем не управляется и сама решает, в какую сторону согнуть судьбу человеческую. То ли жизнь до старости при этом озере и в этих лесах, то ли Колыма...
Все казенное - пустое, не для души. Ее царствие в ином. С ума сходит городской человек, живущий в постоянных встречах с государством. Жил бы так, как будто нет его вовсе, и принимал в себя только то, что само на душу ложится, а на все остальное - молчание, ибо нет такого слова, что все поправит...
В деревне осталось четыре дома... Это хозяйство деда Свата, старовера и колдуна. Еще немощная бабка и два-три алкоголика, продающих в Невеле последнее. Еду воруют. То с огорода что-то выкопают, то кур у Свата покрадут. Впрочем, бабка не замечает, а Сват слишком добр, чтобы скандалить с глупыми. Лучше помолиться за них, поработать, а потом вспомнить что-нибудь веселое, да посмеяться...
Местность интересная. Перестройка здесь обозначилась погромами трех цыганских ларьков и разведением местными властями африканских мартышек, которые, покусав сторожа, скоро разбежались по местным болотам...
Конечно, и тогда пили. И деревня на деревню ходила с кольями. Дрались под гармонь и зачастую гибли многие... Но была и даже в этом жизнь, не говоря уж о труде и песнях... И в том, что уходит, есть подлинное.
Сколько же еще ходить мне за этим подлинным? Ведь зачем-то Бог показывает мне эти картинки и этих людей? Сашку, который последние 8 лет хочет сдохнуть. Но ответственность за жизнь двенадцати кошек, которые еще и рожают, останавливает. И главное, от кого рожают? В деревне ни одного кота. Впрочем, поскольку они бегают по Черному болоту, где многие видели инопланетян...
Сашка в это не верит. Слишком дешев спирт псковский и слишком много его на деревню приходится. Но все равно, все это ради чего-то происходит?
Происходит странное... Другой взгляд. В Париже, выгрузившись из автобуса у обшарпанной стенки, увидел родное слово из трех букв. Обрадовался - Родина. А вот нет. Вечером - тусовка: кутюрье, дизайнеры... Главный вопрос автору: "Как ваши старухи позволяют себе смеяться, если у них нет зубов?"
На родине ничего не изменилось. И лишь из близкого далека слышится склока двух старух из-за двух метров земли, на которой "ничех" не растет: "А чтоб твоя могила х... поросла и п... накрылась..."
Кажется, все просто... Нет. Впереди Гдов, Новгородская и Вологодская глубинки... Юродивые, одержимые, подвижники всех мастей, и слишком много взаимосвязей, от которых никуда не скрыться.
Сергей ЖИРКЕВИЧ
Война... Савелия в армию не взяли по причине хромоты его врожденной. Пришли немцы и приказали выбрать полицая. Добровольно никто не хотел. Тогда выхватили из толпы бабу и приставили ствол: кто ее мужик - тот и будет служить. Полтора года Савелий пас немецкую скотину, а когда Советы вернулись, присудили Савелию 20 лет колымских лагерей.
За то, что выбор свой сделал в пользу женки своей Верки, а не в пользу родины. Умирал дед Савелий долго и тяжело. Кричал от боли. Морфий давали только в больнице, а оттуда дедка сбегал. Брел 20 км, добираясь чуть живой. Хотел дома помереть, чтобы Вера рядом была.
Здесь еще помнят, что была тут когда-то Литва, что молились в лесных урочищах, что камни тамошние сохранили священную силу. И знают, что сила та никем и ничем не управляется и сама решает, в какую сторону согнуть судьбу человеческую. То ли жизнь до старости при этом озере и в этих лесах, то ли Колыма...
Все казенное - пустое, не для души. Ее царствие в ином. С ума сходит городской человек, живущий в постоянных встречах с государством. Жил бы так, как будто нет его вовсе, и принимал в себя только то, что само на душу ложится, а на все остальное - молчание, ибо нет такого слова, что все поправит...
В деревне осталось четыре дома... Это хозяйство деда Свата, старовера и колдуна. Еще немощная бабка и два-три алкоголика, продающих в Невеле последнее. Еду воруют. То с огорода что-то выкопают, то кур у Свата покрадут. Впрочем, бабка не замечает, а Сват слишком добр, чтобы скандалить с глупыми. Лучше помолиться за них, поработать, а потом вспомнить что-нибудь веселое, да посмеяться...
Местность интересная. Перестройка здесь обозначилась погромами трех цыганских ларьков и разведением местными властями африканских мартышек, которые, покусав сторожа, скоро разбежались по местным болотам...
Конечно, и тогда пили. И деревня на деревню ходила с кольями. Дрались под гармонь и зачастую гибли многие... Но была и даже в этом жизнь, не говоря уж о труде и песнях... И в том, что уходит, есть подлинное.
Сколько же еще ходить мне за этим подлинным? Ведь зачем-то Бог показывает мне эти картинки и этих людей? Сашку, который последние 8 лет хочет сдохнуть. Но ответственность за жизнь двенадцати кошек, которые еще и рожают, останавливает. И главное, от кого рожают? В деревне ни одного кота. Впрочем, поскольку они бегают по Черному болоту, где многие видели инопланетян...
Сашка в это не верит. Слишком дешев спирт псковский и слишком много его на деревню приходится. Но все равно, все это ради чего-то происходит?
Происходит странное... Другой взгляд. В Париже, выгрузившись из автобуса у обшарпанной стенки, увидел родное слово из трех букв. Обрадовался - Родина. А вот нет. Вечером - тусовка: кутюрье, дизайнеры... Главный вопрос автору: "Как ваши старухи позволяют себе смеяться, если у них нет зубов?"
На родине ничего не изменилось. И лишь из близкого далека слышится склока двух старух из-за двух метров земли, на которой "ничех" не растет: "А чтоб твоя могила х... поросла и п... накрылась..."
Кажется, все просто... Нет. Впереди Гдов, Новгородская и Вологодская глубинки... Юродивые, одержимые, подвижники всех мастей, и слишком много взаимосвязей, от которых никуда не скрыться.
Сергей ЖИРКЕВИЧ
