Культура
"ЗАПРЕТНОЕ РОЖДЕСТВО" ГАБРИАДЗЕ И БАРЫШНИКОВА
06 августа
Спектаклю "Запретное рождество, или Доктор и пациент" предпослан эпиграф. Эпиграф предложен в музыкальной форме, но у любого, кто слышал эту песенку раньше, в сознании немедленно возникают слова. Среди публики, заполнившей Зеллербах Плэйхаус, таких было немного, но каждый из них наверняка, следуя за мелодией, бормотал: "Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить".
Резо Габриадзе рассказал нам историю любви.
Война окончена, aмолодой моряк Чито возвращается домой, в Кутаиси, как раз в тот день, когда Тсисана, девушка которую он любит, выходит замуж за другого. Проезжая мимо в автомобиле, украшенном цветами, Тсисана замечает Чито, выходит из машины и возвращает ему пачку перевязанных ленточкой писем. Автомобиль уезжает. Чито пытается покончить с собой, но ангел спасает его. Однако рассудок его помутился, и, придя в себя, Чито воображает, что стал автомобилем.
Прошло семь лет, на дворе 1952 год. В рождественский вечер Чито появляется в запущенном доме старого одинокого доктора и умоляет его отправиться немедленно, ночью, сейчас к заболевшей девочке. Естественно, на его, Чито, автомобиле.
Они едут-идут сквозь метель, куда-то на другую сторону города - Чито не помнит адрес, но помнит, как выглядит дом, - замерзший и усталый доктор впадает в отчаяние, в ярость, колотит безответного Чито, кричит ему, что никакого автомобиля не существует, что якобы лобовое стекло - это обычные очки, а то, что Чито воображает ключом зажигания, - просто дверная ручка. Они теряются в пурге, потом находят друг друга, а в промежутке доктор попадает на могилу жены, туда, где он не был уже много лет и где его раздражение и злоба, вызванные стыдом и чувством вины, уступают место умиротворенности и гармонии. Потом он находит Чито, и они вместе отыскивают нужный дом, и девочка оказывается дочкой Чито, а ее мама - той самой Тсисаной. Поняв, что совершила ошибку, - узнаем мы - Тсисана ушла от мужа.
И в заключение Тсисана, обращаясь к доктору, но повернувшись к нам, произносит монолог о том, что Чито - наивный, честный и одухотворенный человек. Юродивый, понимаем мы, но не сумасшедший, потому что он нормальнее так называемых нормальных. Именно он нормальный в этом сумасшедшем мире.
Итак, перед нами вариация "Сталкера". Или фантазия на темы "Сталкера".
На этом фундаменте и, даже частично используя готовые блоки, художник может построить свою историю, свой вариант истории - при условии, если ему удастся рассказать ее своим голосом.
Если бы мне случилось прочитать "Запретное Рождество" на бумаге в виде пьесы, я наверняка сказал бы, что диалоги плоски и претенциозны, что завершающая сцена до такой степени копирует монолог - в камеру - жены Сталкера, что просто забываешь о сюжете "человек-автомобиль", что слова, которыми доктор излагает Чито основы христианства, взяты на прокат у бесцветных юнцов, которые в одинаковых костюмах, рубашках, ботинках и галстуках, аккуратно постриженные время от времени высаживают свой десант на вашей улице, звонят во все подряд двери и предлагают книжки с картинками и простые объяснения любых проклятых вопросов.
Слава Богу, я не читал "Запретное Рождество" в книжке, а смотрел на сцене.
И то, что я видел на сцене, - завораживало. Сценография, музыка, костюмы, а главное - пластика, движение. Я бы сказал, что все это заслуга режиссера, художника, сценографа, автора костюмов и звукового оформления, то есть того же Резо Габриадзе, и, вероятно, это было бы справедливо. Я бы сказал так, если бы мог увидеть изобретательную работу Габриадзе саму по себе. Но я не видел ее саму по себе. Она была фоном, помогающим (а в некоторых случаях, когда Габриадзе увлекался текстом, - мешающим) увидеть движения в их метафизически завершенном виде, увидеть в каждом жесте невыразимую словами полноту и за игривостью роли (человек-автомобиль) - цельность и умудренность. Дело в том, что роль Чито в этом спектакле играет Михаил Барышников.
Резо Габриадзе изобретательный режиссер, он умеет создать атмосферу, он удивительный рассказчик, чья парадоксальная речь словно бы размывает границу между условностью притчи и эмоциональной наполненностью мелодрамы. Габриадзе - мастер, вы постоянно наблюдаете его мастерство, например, в сцене, где он показывает страдания и отчаяние Чито и его попытку покончить с собой. Но когда Барышников погружается в воображаемую воду, изгиб его рук, поворот торса захватывают вас настолько, что легкие забывают сделать вдох и вам не хватает воздуха. Тут нет никаких объяснений, но эмоциональный удар, который вы получаете надолго - может быть, навсегда, - оставляет отметку в вашей душе.
Здесь разница между талантом и гениальностью. Секунда времени, и вы оказываетесь там, где никогда не бывали.
Не думаю, что много раз такое приключалось с вами в театре.
Премьера "Запретного Рождества" состоялась в Миннеаполисе, оттуда спектакль на неделю приехал к нам, в Беркли, в Зеллербах, где Барышников традиционно показывает все свои новые работы, затем "Рождество" отправится в большой тур по Штатам, потом на фестиваль в Барселону и в заключение вернется в Калифорнию, в Лос-Анджелес.
Михаил ЛЕМХИН
Резо Габриадзе рассказал нам историю любви.
Война окончена, aмолодой моряк Чито возвращается домой, в Кутаиси, как раз в тот день, когда Тсисана, девушка которую он любит, выходит замуж за другого. Проезжая мимо в автомобиле, украшенном цветами, Тсисана замечает Чито, выходит из машины и возвращает ему пачку перевязанных ленточкой писем. Автомобиль уезжает. Чито пытается покончить с собой, но ангел спасает его. Однако рассудок его помутился, и, придя в себя, Чито воображает, что стал автомобилем.
Прошло семь лет, на дворе 1952 год. В рождественский вечер Чито появляется в запущенном доме старого одинокого доктора и умоляет его отправиться немедленно, ночью, сейчас к заболевшей девочке. Естественно, на его, Чито, автомобиле.
Они едут-идут сквозь метель, куда-то на другую сторону города - Чито не помнит адрес, но помнит, как выглядит дом, - замерзший и усталый доктор впадает в отчаяние, в ярость, колотит безответного Чито, кричит ему, что никакого автомобиля не существует, что якобы лобовое стекло - это обычные очки, а то, что Чито воображает ключом зажигания, - просто дверная ручка. Они теряются в пурге, потом находят друг друга, а в промежутке доктор попадает на могилу жены, туда, где он не был уже много лет и где его раздражение и злоба, вызванные стыдом и чувством вины, уступают место умиротворенности и гармонии. Потом он находит Чито, и они вместе отыскивают нужный дом, и девочка оказывается дочкой Чито, а ее мама - той самой Тсисаной. Поняв, что совершила ошибку, - узнаем мы - Тсисана ушла от мужа.
И в заключение Тсисана, обращаясь к доктору, но повернувшись к нам, произносит монолог о том, что Чито - наивный, честный и одухотворенный человек. Юродивый, понимаем мы, но не сумасшедший, потому что он нормальнее так называемых нормальных. Именно он нормальный в этом сумасшедшем мире.
Итак, перед нами вариация "Сталкера". Или фантазия на темы "Сталкера".
На этом фундаменте и, даже частично используя готовые блоки, художник может построить свою историю, свой вариант истории - при условии, если ему удастся рассказать ее своим голосом.
Если бы мне случилось прочитать "Запретное Рождество" на бумаге в виде пьесы, я наверняка сказал бы, что диалоги плоски и претенциозны, что завершающая сцена до такой степени копирует монолог - в камеру - жены Сталкера, что просто забываешь о сюжете "человек-автомобиль", что слова, которыми доктор излагает Чито основы христианства, взяты на прокат у бесцветных юнцов, которые в одинаковых костюмах, рубашках, ботинках и галстуках, аккуратно постриженные время от времени высаживают свой десант на вашей улице, звонят во все подряд двери и предлагают книжки с картинками и простые объяснения любых проклятых вопросов.
Слава Богу, я не читал "Запретное Рождество" в книжке, а смотрел на сцене.
И то, что я видел на сцене, - завораживало. Сценография, музыка, костюмы, а главное - пластика, движение. Я бы сказал, что все это заслуга режиссера, художника, сценографа, автора костюмов и звукового оформления, то есть того же Резо Габриадзе, и, вероятно, это было бы справедливо. Я бы сказал так, если бы мог увидеть изобретательную работу Габриадзе саму по себе. Но я не видел ее саму по себе. Она была фоном, помогающим (а в некоторых случаях, когда Габриадзе увлекался текстом, - мешающим) увидеть движения в их метафизически завершенном виде, увидеть в каждом жесте невыразимую словами полноту и за игривостью роли (человек-автомобиль) - цельность и умудренность. Дело в том, что роль Чито в этом спектакле играет Михаил Барышников.
Резо Габриадзе изобретательный режиссер, он умеет создать атмосферу, он удивительный рассказчик, чья парадоксальная речь словно бы размывает границу между условностью притчи и эмоциональной наполненностью мелодрамы. Габриадзе - мастер, вы постоянно наблюдаете его мастерство, например, в сцене, где он показывает страдания и отчаяние Чито и его попытку покончить с собой. Но когда Барышников погружается в воображаемую воду, изгиб его рук, поворот торса захватывают вас настолько, что легкие забывают сделать вдох и вам не хватает воздуха. Тут нет никаких объяснений, но эмоциональный удар, который вы получаете надолго - может быть, навсегда, - оставляет отметку в вашей душе.
Здесь разница между талантом и гениальностью. Секунда времени, и вы оказываетесь там, где никогда не бывали.
Не думаю, что много раз такое приключалось с вами в театре.
Премьера "Запретного Рождества" состоялась в Миннеаполисе, оттуда спектакль на неделю приехал к нам, в Беркли, в Зеллербах, где Барышников традиционно показывает все свои новые работы, затем "Рождество" отправится в большой тур по Штатам, потом на фестиваль в Барселону и в заключение вернется в Калифорнию, в Лос-Анджелес.
Михаил ЛЕМХИН
