МИХАИЛ ЖВАНЕЦКИЙ:Я НА КОНЦЕРТАХ ВО ВСЕОРУЖИИ

Как бы вы поступили, если бы вам представилась возможность поговорить с Михаилом Жванецким, который вообще практически не дает интервью? Если бы сама эта возможность выпала исключительно благодаря любезности весьма респектабельных городских заведений - ресторана "Палкин" и казино "Премьер", которые устраивают в стенах своего, Нового концертного зала 2 сентября концерт мэтра в рамках программы "Звездные вечера. Ужин при свечах"?
Как бы вы терялись в догадках, что бы эдакое у него спросить, чтобы ответом вам не срикошетило? Выход, после долгих метаний, был один - к Михаилу Жванецкому шагать с открытым забралом. Вот так вот зреть в корень и, по существу, не умничать и прямо ставить вопрос ребром.
- Что такое юмор, почему он бывает разным и можно ли юмору научить?
- К примеру, американский юмор "ниже пояса" - это самая отсталая часть всех их современных технологий. Он похож на ту курятину, с которой мы боремся, хотя потребляем в массовых количествах. Шутить "по-нашему" невозможно научить. Я вообще не знаю, что такое писатель-сатирик. Наверное, это какой-то определенный склад ума. У меня просто был в школе хороший преподаватель литературы. Он научил нас всех писать. Не только грамотно, а внятно, коротко, в трех словах! Вместо долгих рассуждений я пишу: "Невозможно больше! Пожалуйста, пятнадцать рублей!" Юмор - это не профессия. Так советская власть сделала, что он стал профессией. Все говорят: "Какой юморист, какой сатирик!.." На самом деле он просто ранимый человек.
- Сейчас часто слышишь, что сатирикам стало не о чем писать. Вы с этим согласны?
- Просто теперь, если пишешь сатиру, то все время выступаешь против своих. Против юмористов, против "Аншлага", против бреда сивой кобылы, который идет потоком с телеэкрана. Я не могу выступать против правительства, потому что понимаю нормальность планов, законопроектов - всего того, что там происходит. Бред происходящего идет чуть ниже, но я не привык упоминать фамилии. Это нехорошо. Какая это сатира с упоминанием фамилий? Но цензуру убрали, и, как без подпорок, мы все рухнули вниз, вместо того чтобы рвануть наверх. Как раз это и есть моя сегодняшняя тема.
- Говорят, вы серьезно обижены на телевидение за то, что закрыли вашу собственную телепрограмму?
- Не знаю, что с ней. Она как-то не встречала энтузиазма публики. А я не привык навязываться... Должна была выйти в понедельник в эфир - не выходит, в следующий понедельник должна - не выходит. Летом должен был идти повтор - не пошел. Я перестал приходить в телецентр - никаких эмоций. Я так не могу! Как так, если я перестал приходить, почему никто не заволновался?.. Я же очень избалованный человек. Я вырос среди вас, в городе Ленинграде. Что было бы, если бы я не пришел на концерт, - такая бы паника была, такая истерика, такой крик, такой вопль! Что ты! Звонили бы в скорую помощь, в милицию бы звонили: "Как?! Почему он не пришел?!" А тут не явился - и не надо.
- Что же, так и не вспомнили?
- Нет, все-таки вспомнили. Я буду пытаться с первого апреля делать новый проект, передачу с публикой. Может быть, стану отвечать на вопросы, может быть, что-то читать. Посмотрим! Но я не могу, к сожалению, рассчитывать на сумасшедший рейтинг, который нужен на канале. Для такого рейтинга, видимо, мне надо не иначе как с женщиной уединиться. Хотя я бы это тоже уже не смотрел. Хохота же и так полно. Море смеха, море юмора сейчас!
- Вы не жалуете коллег, особенно Петросяна и Дубовицкую. Почему?
- По телевизору я что-то смотрю, если хватает сил и терпения. Боюсь сказать, но мне кажется, что я уже перерос это: когда чулки одевают, на "эти" темы говорят. При всем том я понимаю, что тут запретом ничего не сделаешь - тут надо просто обучать! Надо просто воспитывать мамой, чтобы было стыдно так говорить! Как в эскадре - делай, как я! Ввязываться в дискуссию с ребенком - нельзя! Делай, как я, мальчик. Потом я тебе расскажу! А в "Аншлаге" еще, конечно, и ведущая на меня "сильное" производит впечатление.
С другой стороны, что касается коллег, то мне нравится, как пишет Сеня Альтов. Мне кажется, что Миша Задорнов нашел свою нишу. Я не могу сказать: "Вот мы, русские..." Потому что я не русский, и сразу все это отметят. А он может. Поэтому я, можно сказать, шурую по пригородам. А Задорнов по сути говорит.
- Вы согласны с тем, что существует черные и белые полосы в судьбе?
- Это счастье, когда есть черное и белое, и что сейчас наша жизнь именно такая. А вот раньше, когда я жил здесь, в Ленинграде, она была черная и серая. Вот почему мы были так сплочены, так дружны и внимали слову друг друга. Это тогда было самое главное - услышать слово. Сейчас совсем исчез институт "Ты читал? Ты слышал?". Или "Прочти эту книгу, сходи на этот спектакль". Пропало
все это!
- А что вы сейчас читаете?
- Недавно прочитал Хеллера "Портрет художника в старости". Не понравилось. Шопенгауэра схватил, так как никогда раньше не видел. Ницше схватил. Стал листать, думаю: "Да, смотри, вот тоже коротко пишут". Коротко-коротко, и тоже какая-то картина вырисовывается. Это совсем как я! Я этих книг накупил, но решил сейчас их отложить в сторону, потому что голова уже пухнет. Думаю, лучше сам буду писать так же! (Смеется.)
- Значит, жить сейчас вам нравится?
- Нынешняя жизнь мне кажется куда более симпатичной! Хотя сейчас мы, видя нового президента, все стали какими-то спокойными и грустными. Все дело в том, что прежний был непредсказуемый, и мы хотим, чтобы новый тоже выпил где-нибудь, тоже где-нибудь продирижировал. Чтобы нам опять стало веселее.
- Какое впечатление на вас производит наш город?
- Я думаю, что он меняется в лучшую сторону. Давайте говорить честно: внимание президента очень много дает (невзирая на то, что Москва вся встала на дыбы и, кажется, что она вот-вот превратится в лошадь, на которой питерцы ездят). Молодец он! Надо вытаскивать город из болота! Мы же все здесь выросли...
В Питере я первым делом всегда спешу на Невский. А белые ночи? Но для меня Петербург - это еще и Ульянка, и улица Стойкости, и генерала Симоняка - где настоящий цвет неба, где весна... Там все с бидонами рвут к пивной цистерне, и я тоже мчусь... и все мы после вчерашнего...
А театры и ленинградские женщины? Если одесские женщины - это что-то покрытое загаром, пыльцой, морской солью, то ленинградская - немного отсыревшая, тихая и очень стройная - доброе и очень верное существо.
- Почему вы так редко даете интервью? Не любите журналистов?
- Скорее журналисток.
- ???
- Их любить нельзя! Тут нужно быть очень осторожным, потому что она всегда остается профессионалом. Ты никогда не знаешь, что потом прочтешь. Год-два она будет молчать. Но на третий с таким материалом явится в какой-нибудь большой журнал! Кроме того, газеты сейчас живут совсем своей жизнью! Я не могу отвечать за то, что там напечатано. Вот, например, в угнанном у меня джипе была сумка - наплечная. И в ней шесть записных книжек. Эти записные книжки - главное достояние, которое я потерял. А написали, что пропал портфель с рукописями! Нет, он остался дома. Поэтому я на концертах во всеоружии.
- Что сейчас чаще читаете: старое или новое?
- Первое отделение - это новое, а второе, от страха, - старое. То, что я уже читал. Если я проваливаюсь в первом, я должен добрать во втором. Я не могу рисковать: я должен уйти с успехом, а не в полном молчании. Иначе я лучше застрелюсь, к чертовой матери!
- Не хотели бы вы пойти во власть?
- Нет, я не умею руководить людьми, обижаюсь на тех, кем руковожу. Нет-нет, меня никем не надо делать. Наверное, я достиг, чего хотел. Люди меня встречают так трогательно: "Позвольте вам руку пожать". Ничего большего в этой жизни и не надо: я берегу свой небольшой пригорок, откуда и вещаю. Народ помнит мои произведения, и это такое наслаждение, что мне вовсе не нужно, например, сидеть в Горках-9 и выслушивать мнение врачей...
Знаете, как порой даже узнаваемость мешает: не могу появиться незамеченным в толпе, все смотрят - и я перестаю получать те изумрудики, жемчужинки впечатлений, которые всегда рассыпаны перед тобой, когда ходишь свободно. Нет, даже президентом не хочу. Останутся только даты правления - от года до года. А писатель все-таки оставляет период - от одного сборничка до другого.
В то время самое главное было - услышать слово.
Юмор - не профессия. Советская власть сделала так, что он стал профессией.
Нынешняя жизнь мне кажется симпатичной!
От президентов остаются только даты правления - от года до года. Писатель все-таки оставляет период - от одного сборничка до другого...
По телевизору я что-то смотрю, если хватает сил и терпения.
Портфель с рукописями остался дома. Поэтому я на концертах во всеоружии.
Узнаваемость мешает: все смотрят - и я перестаю получать те жемчужинки впечатлений, которые рассыпаны перед тобой, когда ходишь свободно.
Ника КУКОВИЦКАЯ