Культура
КАК БРАЙАН БОЙД НЕ ГОНЯЛСЯ ЗА ДИКИМИ ГУСЯМИ
10 сентября
Усилиями издательств "Симпозиум" и "Независимая газета" наконец-то выходит книга Брайана Бойда "Владимир Набоков. Американские годы". Часть первая этой набоковедческой дилогии "Владимир Набоков. Русские годы" выпущена теми же издательствами три года назад. Публикация двухтомной обстоятельнейшей, монументальной, единственной в своем роде энциклопедической биографии Владимира Набокова, написанной профессором Оклендского и Принстонского университетов, не только выводит из научного обращения аналогичные опыты его предшественников, но и "закрывает" вопрос о создании новой биографии Набокова вообще. Фундаментальный труд профессора Бойда еще в начале девяностых, после выхода по-английски в издательстве Принстонского университета, получил высочайшие оценки исследователей и поклонников творчества Владимира Набокова за подробность и лаконичную точность изложения, тщательно выверенную композицию, универсальный справочный аппарат. Двухтомник Бойда - тот нечастый случай, когда исследование конгениально его объекту.
- Брайан, как вы стали официальным биографом Набокова?
- Я написал докторскую диссертацию о Набокове и послал часть ее Карлу Профферу, который был редактором "Ардис-пресс", издававшего Набокова по-русски в Америке, а он затем переслал ее Вере Набоковой. Когда я узнал, что ей понравилось то, что она прочитала, я прислал ей уже всю работу целиком. После этого она пригласила меня в Швейцарию. В это время я работал над библиографией Набокова: существовало много работ о нем, но в них было очень мало фактов, и мне хотелось собрать библиографию, работая с которой ученые могли бы получать более точные сведения. Приехав к Вере, я встречался с ней в течение четырех дней и задавал ей массу вопросов. Она была ко мне очень внимательна и даже засиживалась со мной допоздна. Вера говорила, что моя докторская диссертация - самая замечательная вещь из всего, что было написано о Набокове. Тем более, что кроме научной части, она была полна биографических сведений. После того как я отправился назад в Новую Зеландию, она написала мне и спросила, не хочу ли я заняться каталогизацией набоковских архивов. И я начал этим заниматься летом 1979 года в Новой Зеландии - и продолжил в 1980 году. Вера Набокова очень оберегала свою частную жизнь. Но она сознавала, что мне нужен доступ и к другим материалам, в частности, к письмам Набокова к матери. Однако когда я попросил их у Веры, она возразила: "Зачем вам эти письма, вы же пишете библиографию? Если бы писали биографию, я бы вам их дала..." Я подал заявку на грант, чтобы написать биографию. После этого напомнил Вере наш разговор о том, что если буду писать биографию, то она мне предоставит все материалы. Вера не знала, что делать. Но, с другой стороны, она была очень враждебно настроена к набоковской биографии, сочиненной Эндрю Филдом, полной неточностей и скабрезностей, и я убедил ее в том, что намерен "преодолеть" биографию Филда.
- Когда вы писали биографию Набокова, не испытывали ли вы то же ощущение, что было создано им в "Подлинной жизни Себастьяна Найта"?
- Да, отчасти. Набоков всегда боялся людей, которые передают информацию из вторых рук. Он предупреждал: "Бойтесь любого брокера!" История одного человека, переданная другим, увиденная третьим или рассказанная от лица умершего, предполагает совершенно разные подходы. С другой стороны, я работал с архивами, рукописями, поэтому это не было такой "погоней за дикими гусями", как в "Себастьяне Найте". Я пытался рассказать не только о его личной жизни, но и о работе с текстами и с издателями.
- Какими принципами вы руководствуетесь, анализируя прозу Набокова?
- Когда Набоков в автобиографии сравнивает шахматную задачу с текстом, он уподобляет читателя тому, кто решает шахматную композицию, а писателя - тому, кто ее составляет. Он описывает очень подробно одну шахматную задачу, которую, как мне кажется, специально составил для того, чтобы продемонстрировать ее как аналогию собственной литературной работы. Первое решение задачи, по Набокову, приходит на ум неопытному игроку, второе - возможно, полностью противоположное, постигает человек, который снова обдумывает эту задачу, и только на третьем витке, когда он вновь подходит к ее разгадыванию, он находит по-настоящему мудрое решение, включающее предыдущие версии. Набоков сравнивает это с гегельянской идеей тезиса-антитезиса, чью диалектику Набоков называет спиралью, где первый виток - это тезис; виток, ведущий в противоположную сторону, - антитезис и третий - синтез, обобщающий и повторяющий их движения. На первом витке читатель совершает массу открытий в отношении характеров, сюжета, расположения вещей, предметов. И эти открытия приносят удовольствие. Набоков подготавливает новые пути, чтобы при повторном прочтении заинтересовать читателя. Часто он его разочаровывает и даже раздражает, поскольку читателю все время кажется, что существуют еще какие-то пути, еще какие-то решения. И только при третьем прочтении для наиболее умудренного читателя эти решения сводятся в одну точку. И только тут для читателей обнаруживаются абсолютно скрытые узоры и факты, которые, если бы он не продолжил свой поиск, не проявились бы. Они находятся на метафизическом уровне, уровне понимания тех глубинных идей, которые непостижимы при первых прочтениях.
- Если сравнивать набоковские тексты с шахматной доской, позволяет ли он читателю выиграть?
- И да, и нет. Набоков позволяет выиграть, но, в то же время, тут же предлагает "победителю" более сложную игру. Многие считают, что Набоков стремится унизить своего читателя, заставить его проиграть. Но мне - который наслаждался трудами Набокова столько лет - кажется, что этот писатель не просто приглашает к игре, но делает нас соавторами своего творчества, разрешает нам приблизиться к ощущению творчества, подняться до уровня творца. Это величайшее наслаждение, которое я когда-либо испытывал. Считается, что Набоков ограничивал свободу своих читателей, предлагая фиксированные решения. Но на самом деле каждый читатель может совершить в прозе Набокова свои собственные открытия.
Наталья УЛЬЯНОВА
- Брайан, как вы стали официальным биографом Набокова?
- Я написал докторскую диссертацию о Набокове и послал часть ее Карлу Профферу, который был редактором "Ардис-пресс", издававшего Набокова по-русски в Америке, а он затем переслал ее Вере Набоковой. Когда я узнал, что ей понравилось то, что она прочитала, я прислал ей уже всю работу целиком. После этого она пригласила меня в Швейцарию. В это время я работал над библиографией Набокова: существовало много работ о нем, но в них было очень мало фактов, и мне хотелось собрать библиографию, работая с которой ученые могли бы получать более точные сведения. Приехав к Вере, я встречался с ней в течение четырех дней и задавал ей массу вопросов. Она была ко мне очень внимательна и даже засиживалась со мной допоздна. Вера говорила, что моя докторская диссертация - самая замечательная вещь из всего, что было написано о Набокове. Тем более, что кроме научной части, она была полна биографических сведений. После того как я отправился назад в Новую Зеландию, она написала мне и спросила, не хочу ли я заняться каталогизацией набоковских архивов. И я начал этим заниматься летом 1979 года в Новой Зеландии - и продолжил в 1980 году. Вера Набокова очень оберегала свою частную жизнь. Но она сознавала, что мне нужен доступ и к другим материалам, в частности, к письмам Набокова к матери. Однако когда я попросил их у Веры, она возразила: "Зачем вам эти письма, вы же пишете библиографию? Если бы писали биографию, я бы вам их дала..." Я подал заявку на грант, чтобы написать биографию. После этого напомнил Вере наш разговор о том, что если буду писать биографию, то она мне предоставит все материалы. Вера не знала, что делать. Но, с другой стороны, она была очень враждебно настроена к набоковской биографии, сочиненной Эндрю Филдом, полной неточностей и скабрезностей, и я убедил ее в том, что намерен "преодолеть" биографию Филда.
- Когда вы писали биографию Набокова, не испытывали ли вы то же ощущение, что было создано им в "Подлинной жизни Себастьяна Найта"?
- Да, отчасти. Набоков всегда боялся людей, которые передают информацию из вторых рук. Он предупреждал: "Бойтесь любого брокера!" История одного человека, переданная другим, увиденная третьим или рассказанная от лица умершего, предполагает совершенно разные подходы. С другой стороны, я работал с архивами, рукописями, поэтому это не было такой "погоней за дикими гусями", как в "Себастьяне Найте". Я пытался рассказать не только о его личной жизни, но и о работе с текстами и с издателями.
- Какими принципами вы руководствуетесь, анализируя прозу Набокова?
- Когда Набоков в автобиографии сравнивает шахматную задачу с текстом, он уподобляет читателя тому, кто решает шахматную композицию, а писателя - тому, кто ее составляет. Он описывает очень подробно одну шахматную задачу, которую, как мне кажется, специально составил для того, чтобы продемонстрировать ее как аналогию собственной литературной работы. Первое решение задачи, по Набокову, приходит на ум неопытному игроку, второе - возможно, полностью противоположное, постигает человек, который снова обдумывает эту задачу, и только на третьем витке, когда он вновь подходит к ее разгадыванию, он находит по-настоящему мудрое решение, включающее предыдущие версии. Набоков сравнивает это с гегельянской идеей тезиса-антитезиса, чью диалектику Набоков называет спиралью, где первый виток - это тезис; виток, ведущий в противоположную сторону, - антитезис и третий - синтез, обобщающий и повторяющий их движения. На первом витке читатель совершает массу открытий в отношении характеров, сюжета, расположения вещей, предметов. И эти открытия приносят удовольствие. Набоков подготавливает новые пути, чтобы при повторном прочтении заинтересовать читателя. Часто он его разочаровывает и даже раздражает, поскольку читателю все время кажется, что существуют еще какие-то пути, еще какие-то решения. И только при третьем прочтении для наиболее умудренного читателя эти решения сводятся в одну точку. И только тут для читателей обнаруживаются абсолютно скрытые узоры и факты, которые, если бы он не продолжил свой поиск, не проявились бы. Они находятся на метафизическом уровне, уровне понимания тех глубинных идей, которые непостижимы при первых прочтениях.
- Если сравнивать набоковские тексты с шахматной доской, позволяет ли он читателю выиграть?
- И да, и нет. Набоков позволяет выиграть, но, в то же время, тут же предлагает "победителю" более сложную игру. Многие считают, что Набоков стремится унизить своего читателя, заставить его проиграть. Но мне - который наслаждался трудами Набокова столько лет - кажется, что этот писатель не просто приглашает к игре, но делает нас соавторами своего творчества, разрешает нам приблизиться к ощущению творчества, подняться до уровня творца. Это величайшее наслаждение, которое я когда-либо испытывал. Считается, что Набоков ограничивал свободу своих читателей, предлагая фиксированные решения. Но на самом деле каждый читатель может совершить в прозе Набокова свои собственные открытия.
Наталья УЛЬЯНОВА
