Культура
МАРК ЗАХАРОВ: ПОСТАНОВКА СПЕКТАКЛЯ - НЕ ЛЕГКАЯ ПРОГУЛКА
10 сентября
Нынче отмечается тридцатилетие пребывания Марка Захарова на посту худрука этого самобытного театра. Именно при нем он обрел свое нынешнее имя и славу. Целый год ленкомовцы отмечали юбилеи: Александра Абдулова, самого Захарова, далее - Леонида Броневого, потом - Инны Чуриковой и Олега Янковского. А впереди еще и юбилей Николая Караченцева. И в этот юбилейный сезон они вновь приехали на берега Невы. С вопроса о целях приезда и начался разговор...
- Марк Анатольевич, не тяжело ли каждый год отправляться на гастроли в Петербург?
- Мы приехали исключительно из эгоистических соображений....
- ?
- У нас обновляется кровь, возникает новая энергия. Происходит уточнение мизансцен и каких-то нюансов в давно идущих спектаклях. В Петербурге очень талантливый зритель, способный оценить по самому высокому счету любые поиски и новации. Раньше говорили так из вежливости, но сейчас я говорю об этом со всей прямотой. Вот и нынче среди четырех названий нашего репертуара есть две абсолютные новинки - "Все оплачено" по пьесе Ива Жамиака в постановке Эльго Нюганена и "Город миллионеров" Эдуардо де Филиппо. В последнем спектакле вместо Армена Джигарханяна вместе с Инной Чуриковой будет играть Николай Караченцев. Конечно, наша радость омрачена теми событиями, которые потрясли всю Россию и весь мир. Но артисты - люди с обнаженной нервной системой, и потому я представляю, как им сейчас тяжело. Все в них вибрирует в буквальном смысле этого слова. Но будем надеяться на то, что все это пройдет. Будем надеяться на лучшее и на Бога. И как тут не вспомнить наш спектакль "Юнона и Авось", где как раз и звучит надежда на русский "авось".
- Сезон, прошедший в "Ленкоме", был у всех на виду. А каковы планы на сезон начинающийся? И какова судьба музыкального проекта Алексея Рыбникова?
- К сожалению, жизнь так складывается, что временами что-то зачеркивается, откладывается. Так было не раз в моей долгой режиссерской жизни. Например, не был осуществлен замысел музыкального спектакля по "Снегурочке" Островского. Рыбников написал очень хорошие музыкальные фрагменты к нашему проекту некоего сценического действа. Тем не менее в единую конструкцию они не сложились. Андрей Вознесенский хотел помочь с либретто. Эта идея называется "Оперный дом". Ее подарил нам наш друг Григорий Горин незадолго до своей смерти. Но она по-прежнему остается в неопределенном состоянии. А в определенном состоянии остается премьера спектакля "Ва-банк". В основе - пьеса Александра Николаевича Островского "Последняя жертва". Петербуржец Александр Белинский даже пошутил на сей счет: "У вас в Москве распоряжение правительства: всем театрам ставить "Последнюю жертву"?" И он прав, помимо "Ленкома" ее репетируют во МХАТе и Малом театре.
- Кто занят в спектакле и когда состоится его премьера?
- Премьера намечена на октябрь, а заняты в ней Александр Збруев, Виктор Раков, Дмитрий Певцов, Александра Захарова. Далее мы хотим осуществить интересный и оригинальный проект, но почему-то я боюсь о нем говорить.
- Неужели вы так суеверны?
- Да нет, просто чтобы замысел не сорвался. Мы близки к тому, чтобы начать подготовительный период. Это будет работа над спектаклем "Полет над гнездом кукушки" по мотивам знаменитого фильма Милоша Формана.
- А кто же будет ставить спектакль?
- Сам Форман вместе с каким-либо режиссером и будет осуществлять этот проект. Сценографом будет Михаил Шемякин, который уже дал согласие.
- Сегодня тем зрителям, которые придут к вам на спектакль, будет очень тяжело. Вы каким-то образом специально будете настраивать своих актеров перед началом представления?
- Конечно, то, что происходит вокруг, не может оставлять и меня, и артистов равнодушными. Я вспоминаю Великую Отечественную войну, когда тоже было немало крови, ужасов и смертей. Но именно тогда поднялся по-особому ввысь такой фактор поддержки, как народный шут, балагур Василий Теркин. Когда у народа есть шут, острослов, тогда появляется какая-то особая душевная сила, позволяющая переносить те ситуации, которые называются стрессовыми. Есть психологи, которые работают с людьми, перенесшими шок, пережили трагедию. Мне кажется, что некое ироничное начало все-таки присутствует в работе опытного психотерапевта. Все-таки когда человек улыбается, ему чуть легче становится жить. Поэтому так любимы эти шуты из народа: Ходжа Нассредин, Тиль Уленшпигель, Менахем Мендел и другие. Или наш соотечественник Юрий Никулин. Без них народ жить не может.
- Марк Анатольевич, вы не задумываетесь о недалеком будущем?
- В каком смысле?
- В смысле воспитания своей смены, то есть поколения молодых режиссеров?
- Всегда хочется равняться на великих людей. Но с моей стороны было бы нескромным бросить упрек Александру Сергеевичу Пушкину в том, что он совершенно не работал с молодыми поэтами, не воспитывал себе достойную смену. Она сформировалась как-то сама собою. И Георгий Александрович Товстоногов, величайший наш современник, тоже не очень уделял внимание выращиванию молодых режиссеров себе на смену. Это такой сложный, интимный процесс, что я не берусь его всесторонне анализировать. По мере сил и репертуарных возможностей стремлюсь к тому, чтобы в театре был приток свежих сил и приходили новые люди ставить спектакли. У нас уже работали и Владимир Мирзоев, и в прошлом - Андрей Тарковский, Глеб Панфилов. Когда-то я даже уговорил покойного Анатолия Эфроса поставить у нас спектакль, но дальше репетиций дело не пошло. Недавно поставил спектакль "Укрощение укротителя" и мой ученик Роман Самгин. Я вообще заметил, что когда артист работает не с одним режиссером, а с двумя и более режиссерами, то он обогащается. Поэтому я с охотой отпускаю артистов сниматься в кино и на телевидении.
- Вас, наверное, соблазняли и соблазняют постановками в других театрах?
- Соблазняют, но я уже давно не практикую такие эксперименты. Последний раз подобная идея возникала совместно с БДТ и Товстоноговым во второй половине 70-х годов, но дело не сложилось. А сейчас мне уже жалко тратить себя "на сторону". Придумаю спектакль, сделаю, а он будет идти где-то в другом месте.
- Вы давно не снимали кино...
- Сейчас мне уже трудно совмещать и работу в театре, и съемки в кино. Процесс стал очень сложным, технологичным. Хотя несколько раз находился в состоянии предзапуска и были конкретные планы, но не получилось. Работать на два фронта очень сложно.
- Однако вы снимали телеверсии своих спектаклей...
- Это очень тяжелое занятие. Мы дважды делали версию нашего спектакля-долгожителя "Юнона и Авось" и порядком намучились. Он идет в нашем репертуаре 23 года, и мне просто хотелось его сохранить для будущего. Но когда его увидел на экране, то понял, что при таком варианте теряется та энергия, которая продуцируется актерами на сцене. Без нее театр теряет смысл своего существования. Ведь именно эту энергию со сцены и получают зрители, именно за этим они и приходят в театр.
- Сегодня у музыкальных спектаклей вроде "Чикаго" или "Норд-Оста" есть перспективы стать главным жанром на российской сцене?
- Для этого необходимо, чтобы у нас существовала повсеместная американская система проката спектаклей, которая существует уже десятилетиями на Бродвее. Пока в этом смысле нам плохо это удается. У нас с мюзиклами плохо получается. Не развита туристическая индустрия, которая является основным поставщиком публики на подобные спектакли. Представьте себе, что надо играть в большом зале каждый день сложный постановочный спектакль с аншлагами, чтобы проект имел экономический смысл. Пока, как мне кажется, российский театр к этому не готов. Но упорно к этому жанру подкрадывается, хотя и расшибает себе лоб на проектах, которые быстро сходят со сцены. Однако если вспомнить национальные традиции русского театра, то они связаны с водевилем, хотя и они не получили серьезного развития. Тем не менее, мне кажется, что русские актеры всегда умели не только переживать, но и петь, и танцевать.
- Вы можете назвать самый трудный свой спектакль?
- В каком смысле?
- Тот, который вы ставили с наибольшими трудностями...
- Постановка спектакля - не легкая прогулка. Для меня из последних работ самым тяжелым был "Плач палача". Мы когда-нибудь его обязательно привезем в Петербург. Его мы ставили накануне моего 70-летия, и я очень боялся с ним провалиться. Я так перепугался, что он не получится, поэтому и работал над ним с огромными перегрузками. И сегодня, когда слышу это название, всегда вздрагиваю.
- Вам понравился тот юбилейный спектакль, который вам подарили актеры "Ленкома"?
- Юбилей - всегда тяжелое испытание для того, кто его празднует. И для тех, кто его готовит. Мне пришлось самоустраниться от всей подготовки по творческой части, которую мы доверили Олегу Ивановичу, учитывая его тягу к режиссуре. И все, в чем заключалось мое участие, - это несколько фраз, которые меня попросили заранее озвучить. Но хочется об этом поскорее забыть и смотреть вперед.
Сергей ИЛЬЧЕНКО
- Марк Анатольевич, не тяжело ли каждый год отправляться на гастроли в Петербург?
- Мы приехали исключительно из эгоистических соображений....
- ?
- У нас обновляется кровь, возникает новая энергия. Происходит уточнение мизансцен и каких-то нюансов в давно идущих спектаклях. В Петербурге очень талантливый зритель, способный оценить по самому высокому счету любые поиски и новации. Раньше говорили так из вежливости, но сейчас я говорю об этом со всей прямотой. Вот и нынче среди четырех названий нашего репертуара есть две абсолютные новинки - "Все оплачено" по пьесе Ива Жамиака в постановке Эльго Нюганена и "Город миллионеров" Эдуардо де Филиппо. В последнем спектакле вместо Армена Джигарханяна вместе с Инной Чуриковой будет играть Николай Караченцев. Конечно, наша радость омрачена теми событиями, которые потрясли всю Россию и весь мир. Но артисты - люди с обнаженной нервной системой, и потому я представляю, как им сейчас тяжело. Все в них вибрирует в буквальном смысле этого слова. Но будем надеяться на то, что все это пройдет. Будем надеяться на лучшее и на Бога. И как тут не вспомнить наш спектакль "Юнона и Авось", где как раз и звучит надежда на русский "авось".
- Сезон, прошедший в "Ленкоме", был у всех на виду. А каковы планы на сезон начинающийся? И какова судьба музыкального проекта Алексея Рыбникова?
- К сожалению, жизнь так складывается, что временами что-то зачеркивается, откладывается. Так было не раз в моей долгой режиссерской жизни. Например, не был осуществлен замысел музыкального спектакля по "Снегурочке" Островского. Рыбников написал очень хорошие музыкальные фрагменты к нашему проекту некоего сценического действа. Тем не менее в единую конструкцию они не сложились. Андрей Вознесенский хотел помочь с либретто. Эта идея называется "Оперный дом". Ее подарил нам наш друг Григорий Горин незадолго до своей смерти. Но она по-прежнему остается в неопределенном состоянии. А в определенном состоянии остается премьера спектакля "Ва-банк". В основе - пьеса Александра Николаевича Островского "Последняя жертва". Петербуржец Александр Белинский даже пошутил на сей счет: "У вас в Москве распоряжение правительства: всем театрам ставить "Последнюю жертву"?" И он прав, помимо "Ленкома" ее репетируют во МХАТе и Малом театре.
- Кто занят в спектакле и когда состоится его премьера?
- Премьера намечена на октябрь, а заняты в ней Александр Збруев, Виктор Раков, Дмитрий Певцов, Александра Захарова. Далее мы хотим осуществить интересный и оригинальный проект, но почему-то я боюсь о нем говорить.
- Неужели вы так суеверны?
- Да нет, просто чтобы замысел не сорвался. Мы близки к тому, чтобы начать подготовительный период. Это будет работа над спектаклем "Полет над гнездом кукушки" по мотивам знаменитого фильма Милоша Формана.
- А кто же будет ставить спектакль?
- Сам Форман вместе с каким-либо режиссером и будет осуществлять этот проект. Сценографом будет Михаил Шемякин, который уже дал согласие.
- Сегодня тем зрителям, которые придут к вам на спектакль, будет очень тяжело. Вы каким-то образом специально будете настраивать своих актеров перед началом представления?
- Конечно, то, что происходит вокруг, не может оставлять и меня, и артистов равнодушными. Я вспоминаю Великую Отечественную войну, когда тоже было немало крови, ужасов и смертей. Но именно тогда поднялся по-особому ввысь такой фактор поддержки, как народный шут, балагур Василий Теркин. Когда у народа есть шут, острослов, тогда появляется какая-то особая душевная сила, позволяющая переносить те ситуации, которые называются стрессовыми. Есть психологи, которые работают с людьми, перенесшими шок, пережили трагедию. Мне кажется, что некое ироничное начало все-таки присутствует в работе опытного психотерапевта. Все-таки когда человек улыбается, ему чуть легче становится жить. Поэтому так любимы эти шуты из народа: Ходжа Нассредин, Тиль Уленшпигель, Менахем Мендел и другие. Или наш соотечественник Юрий Никулин. Без них народ жить не может.
- Марк Анатольевич, вы не задумываетесь о недалеком будущем?
- В каком смысле?
- В смысле воспитания своей смены, то есть поколения молодых режиссеров?
- Всегда хочется равняться на великих людей. Но с моей стороны было бы нескромным бросить упрек Александру Сергеевичу Пушкину в том, что он совершенно не работал с молодыми поэтами, не воспитывал себе достойную смену. Она сформировалась как-то сама собою. И Георгий Александрович Товстоногов, величайший наш современник, тоже не очень уделял внимание выращиванию молодых режиссеров себе на смену. Это такой сложный, интимный процесс, что я не берусь его всесторонне анализировать. По мере сил и репертуарных возможностей стремлюсь к тому, чтобы в театре был приток свежих сил и приходили новые люди ставить спектакли. У нас уже работали и Владимир Мирзоев, и в прошлом - Андрей Тарковский, Глеб Панфилов. Когда-то я даже уговорил покойного Анатолия Эфроса поставить у нас спектакль, но дальше репетиций дело не пошло. Недавно поставил спектакль "Укрощение укротителя" и мой ученик Роман Самгин. Я вообще заметил, что когда артист работает не с одним режиссером, а с двумя и более режиссерами, то он обогащается. Поэтому я с охотой отпускаю артистов сниматься в кино и на телевидении.
- Вас, наверное, соблазняли и соблазняют постановками в других театрах?
- Соблазняют, но я уже давно не практикую такие эксперименты. Последний раз подобная идея возникала совместно с БДТ и Товстоноговым во второй половине 70-х годов, но дело не сложилось. А сейчас мне уже жалко тратить себя "на сторону". Придумаю спектакль, сделаю, а он будет идти где-то в другом месте.
- Вы давно не снимали кино...
- Сейчас мне уже трудно совмещать и работу в театре, и съемки в кино. Процесс стал очень сложным, технологичным. Хотя несколько раз находился в состоянии предзапуска и были конкретные планы, но не получилось. Работать на два фронта очень сложно.
- Однако вы снимали телеверсии своих спектаклей...
- Это очень тяжелое занятие. Мы дважды делали версию нашего спектакля-долгожителя "Юнона и Авось" и порядком намучились. Он идет в нашем репертуаре 23 года, и мне просто хотелось его сохранить для будущего. Но когда его увидел на экране, то понял, что при таком варианте теряется та энергия, которая продуцируется актерами на сцене. Без нее театр теряет смысл своего существования. Ведь именно эту энергию со сцены и получают зрители, именно за этим они и приходят в театр.
- Сегодня у музыкальных спектаклей вроде "Чикаго" или "Норд-Оста" есть перспективы стать главным жанром на российской сцене?
- Для этого необходимо, чтобы у нас существовала повсеместная американская система проката спектаклей, которая существует уже десятилетиями на Бродвее. Пока в этом смысле нам плохо это удается. У нас с мюзиклами плохо получается. Не развита туристическая индустрия, которая является основным поставщиком публики на подобные спектакли. Представьте себе, что надо играть в большом зале каждый день сложный постановочный спектакль с аншлагами, чтобы проект имел экономический смысл. Пока, как мне кажется, российский театр к этому не готов. Но упорно к этому жанру подкрадывается, хотя и расшибает себе лоб на проектах, которые быстро сходят со сцены. Однако если вспомнить национальные традиции русского театра, то они связаны с водевилем, хотя и они не получили серьезного развития. Тем не менее, мне кажется, что русские актеры всегда умели не только переживать, но и петь, и танцевать.
- Вы можете назвать самый трудный свой спектакль?
- В каком смысле?
- Тот, который вы ставили с наибольшими трудностями...
- Постановка спектакля - не легкая прогулка. Для меня из последних работ самым тяжелым был "Плач палача". Мы когда-нибудь его обязательно привезем в Петербург. Его мы ставили накануне моего 70-летия, и я очень боялся с ним провалиться. Я так перепугался, что он не получится, поэтому и работал над ним с огромными перегрузками. И сегодня, когда слышу это название, всегда вздрагиваю.
- Вам понравился тот юбилейный спектакль, который вам подарили актеры "Ленкома"?
- Юбилей - всегда тяжелое испытание для того, кто его празднует. И для тех, кто его готовит. Мне пришлось самоустраниться от всей подготовки по творческой части, которую мы доверили Олегу Ивановичу, учитывая его тягу к режиссуре. И все, в чем заключалось мое участие, - это несколько фраз, которые меня попросили заранее озвучить. Но хочется об этом поскорее забыть и смотреть вперед.
Сергей ИЛЬЧЕНКО
