Культура
ЧТИ ОТЦА СВОЕГО
16 сентября
Наш знаменитый актер наконец осуществил свою давнюю творческую мечту: перенести на экран известную пьесу Александра Галича "Матросская тишина". Полтора десятка лет назад именно с главной роли в спектакле по этой пьесе началась актерская слава вчерашнего ученика Олега Табакова Владимира Машкова. Время не прошло даром: Машков, что называется, заматерел, наработал режиссерскую мускулатуру в театре и кино, познал высший взлет популярности и - о чудо! - даже снялся в нескольких голливудских фильмах. Однако, похоже, что именно "Папа" стал тем фильмом, к которому он готовился особенно долго и тщательно, отказываясь от соблазнов громких ролей и больших гонораров. Какие фамилии мы бы ни наблюдали в титрах этой картины, совершенно ясно, что для Машкова "Папа" - ЕГО фильм. Недаром он взвалил на свои могучие плечи не только обязанности режиссера, но и функции сценариста и продюсера.
Стоит вспомнить о том, что пьеса Александра Галича была написана за несколько лет до того, как сам Владимир Машков появился на свет, и потому ее тема - отказ сына от отца - несет на себе вполне очевидные признаки одной из главных парадигм сталинской эпохи: "Cын за отца не отвечает". Но вот парадокс: нынче сей тезис удивительным образом рифмуется с сюжетами отечественных картин последних лет, где тема отцовства - основная сюжетная пружина. К некоторым из них имел отношение и сам Машков - "Вор", "Сирота казанская", "Возвращение", "Коктебель", "Водитель для Веры".
Впрочем, Галич полвека назад затронул и еще одну ныне популярную тему - нелегкую судьбу еврейского народа. Машков, приступая к съемкам в роли Абрама Шварца, конечно же, не мог не учитывать того обстоятельства, что за прошедшие годы кино вполне освоилось в кругу местечковых тем и мотивов, не говоря уже о трагедии холокоста. В фактуре "Папы" такое знание работ коллег-режиссеров (от Вайды до Спилберга и Астрахана) проявляется со вполне очевидной наглядностью.
Абрам Шварц учил своего Додика играть на скрипке, чтобы тот стал знаменитым. Додик папу слушался с трудом, но знаменитым стал, уехав в Москву, где поступил в Консерваторию. В один прекрасный день кладовщик Шварц бросил свой склад в Тульчине и отправился в столицу нашей Родины навестить сына, свою кровинушку. Только вот Давид Шварц не был рад отцу. Его приезд испортил красивую легенду юноши об отце-дирижере. А дальше была война, и гибель всего еврейского гетто в Тульчине, и тяжелое ранение Давида, и, наконец, та последняя воображаемая встреча отца и сына. Мой схематичный пересказ сюжета картины - суть отражение той фрагментарности, которая она производит. В "Папе" каждый из трех развернутых сюжетных фрагментов выглядит как вполне завершенная киноновелла на определенную тему, но вместе в единое здание фильма они складываются в зрительском сознании с трудом.
Единственным объединяющим началом всей столь разностилевой конструкции фильма могла стать и стала роль Абрама Шварца, сыгранная Машковым. Он по-хорошему театрален в том, как из привычек, походки, интонаций и взгляда темных глаз вылепливает фигуру папы, смешного и нелепого, жалкого и доброго. Владимир - истинная звезда картины, и его появление в кадре моментально, почти автоматически разрушает такую хрупкую жанровую атмосферу. Здесь бы и понадобился режиссерский взгляд со стороны, совет профессионала, рекомендация чуть-чуть приглушить машковский темперамент. Но нет.
Мелодрама - жанр слишком узкий для темперамента артиста. То, что микшируется на сцене благодаря пространству между подмостками и залом, на крупном плане в кино вдруг выглядит чрезмерным. Понимаю, что трудно совладать с собственным естеством, но совладать необходимо. Иначе мы получаем бенефис одного артиста. Впрочем, когда рядом с Машковым оказывается Сергей Дрейден, то в фильме возникает то ожидаемое настроение, которое, на мой взгляд, более соответствует смыслу рассказываемой в "Папе" истории - истории о попытках найти свою мечту и вырваться из круга размеренного местечкового бытия.
Интервью с Владимиром Машковым читайте в завтрашнем номере "НВ".
Сергей ИЛЬЧЕНКО
Стоит вспомнить о том, что пьеса Александра Галича была написана за несколько лет до того, как сам Владимир Машков появился на свет, и потому ее тема - отказ сына от отца - несет на себе вполне очевидные признаки одной из главных парадигм сталинской эпохи: "Cын за отца не отвечает". Но вот парадокс: нынче сей тезис удивительным образом рифмуется с сюжетами отечественных картин последних лет, где тема отцовства - основная сюжетная пружина. К некоторым из них имел отношение и сам Машков - "Вор", "Сирота казанская", "Возвращение", "Коктебель", "Водитель для Веры".
Впрочем, Галич полвека назад затронул и еще одну ныне популярную тему - нелегкую судьбу еврейского народа. Машков, приступая к съемкам в роли Абрама Шварца, конечно же, не мог не учитывать того обстоятельства, что за прошедшие годы кино вполне освоилось в кругу местечковых тем и мотивов, не говоря уже о трагедии холокоста. В фактуре "Папы" такое знание работ коллег-режиссеров (от Вайды до Спилберга и Астрахана) проявляется со вполне очевидной наглядностью.
Абрам Шварц учил своего Додика играть на скрипке, чтобы тот стал знаменитым. Додик папу слушался с трудом, но знаменитым стал, уехав в Москву, где поступил в Консерваторию. В один прекрасный день кладовщик Шварц бросил свой склад в Тульчине и отправился в столицу нашей Родины навестить сына, свою кровинушку. Только вот Давид Шварц не был рад отцу. Его приезд испортил красивую легенду юноши об отце-дирижере. А дальше была война, и гибель всего еврейского гетто в Тульчине, и тяжелое ранение Давида, и, наконец, та последняя воображаемая встреча отца и сына. Мой схематичный пересказ сюжета картины - суть отражение той фрагментарности, которая она производит. В "Папе" каждый из трех развернутых сюжетных фрагментов выглядит как вполне завершенная киноновелла на определенную тему, но вместе в единое здание фильма они складываются в зрительском сознании с трудом.
Единственным объединяющим началом всей столь разностилевой конструкции фильма могла стать и стала роль Абрама Шварца, сыгранная Машковым. Он по-хорошему театрален в том, как из привычек, походки, интонаций и взгляда темных глаз вылепливает фигуру папы, смешного и нелепого, жалкого и доброго. Владимир - истинная звезда картины, и его появление в кадре моментально, почти автоматически разрушает такую хрупкую жанровую атмосферу. Здесь бы и понадобился режиссерский взгляд со стороны, совет профессионала, рекомендация чуть-чуть приглушить машковский темперамент. Но нет.
Мелодрама - жанр слишком узкий для темперамента артиста. То, что микшируется на сцене благодаря пространству между подмостками и залом, на крупном плане в кино вдруг выглядит чрезмерным. Понимаю, что трудно совладать с собственным естеством, но совладать необходимо. Иначе мы получаем бенефис одного артиста. Впрочем, когда рядом с Машковым оказывается Сергей Дрейден, то в фильме возникает то ожидаемое настроение, которое, на мой взгляд, более соответствует смыслу рассказываемой в "Папе" истории - истории о попытках найти свою мечту и вырваться из круга размеренного местечкового бытия.
Интервью с Владимиром Машковым читайте в завтрашнем номере "НВ".
Сергей ИЛЬЧЕНКО