Культура
В МИРЕ ЖИВОТНЫХ
08 октября
Провинциальному городу Петербургу, в театрах которого до сих пор ставят Чехова, Шекспира, Гольдони и всякую другую попахивающую нафталином "ботву", выпала счастливая возможность ознакомиться с продвинутой, современной и актуальной драматургией. Девизом фестиваля "Новая драма" можно считать высказывание одного из его организаторов, живого классика (занявшего вакантное место после тех, сброшенных с корабля современности) драматурга Михаила Угарова: "Чехов и Шекспир - это Гарри Поттер".
Десять дней консервативные и зашоренные петербургские театралы знакомились с произведениями "самородков", "талантов", в худшем случае просто "суперклассных" молодых драматургов. График фестиваля был напряженный: по утрам драматурги пили кофе и беседовали о достижениях и путях "Новой драмы", желающие аборигены могли присоединяться к дискуссии. Днем читали пьесы, вечером показывали спектакли. То, что говорилось утром, обычно опровергалось вечером. Так, в утренних дискуссиях новодрамовцы требовали, чтобы им не говорили о "Станиславском и Любимове", они, мол, не признают авторитетов, им хочется "про сегодня и про сейчас". Но вечером на спектакли торжественно приглашали петербургских авторитетнейших режиссеров, а студенты ("сегодня" и "сейчас") оставались за дверями. "В театре так много лжи, а мы за правду", - горячо провозглашали свою программу участники фестиваля во время утренних прений.
И все-таки для тех, кому не посчастливилось попасть на спектакли фестиваля и провести эти десять незабываемых дней в кругу столичных гостей, нужно пояснить, что же такое "Новая драма". Это пьесы (и соответственно спектакли) про геев, бомжей, зеков, бизнесменов, киллеров, алкоголиков. Общие тенденции "Новой драмы" таковы: там очень много ругаются матом, пьют, бьют, рыгают, пукают и непрерывно совокупляются. Все это называется "правдой о нашей жизни", ведь новодрамовцы не боятся видеть реальность и изображать ее такой, какая она есть, не прячась за устаревшие приемы вроде художественного образа и обобщения. Но петербургские зрители почему-то выбегают из зала во время спектаклей с криком "Скандал! Позор!", сшибая лампы у ни в чем не повинных звукооператоров. "Новая драма" вызывает агрессию, и это ее самое сильное воздействие. Представленные пьесы не провоцируют на размышление, из-за скудности мыслей, заложенных в них драматургами. Не ужасают - документальному театру не выдержать конкуренции с программой "Вести". Не вызывают сочувствия или сопереживания, так как не возникает идентификации с персонажами. Почему когда мне обещают рассказать правду об окружающей меня действительности, то рассказывают об интимной жизни бомжа? "Новая драма" превращается в передачу "В мире животных", информация для любознательных, тех, кому интересно узнать, как проходит брачный период у шимпанзе.
Хотя, конечно, дело не в герое и не в проблематике, ведь один из классиков в начале девятисотых написал о бомжах, так, что эта пьеса через сто лет остается актуальнее, чем новая драматургия о бомжах двухтысячных. Дело в таланте (который не обсуждается, потому что он либо есть, либо нет) и в мастерстве, точнее, в его отсутствии у молодых драматургов. Они возводят в закон свое невежество (пьесы они не читают, а пишут), выдают за поиск "новых форм" свое неумение написать драматургическое произведение, в котором была бы структура, перипетии, характеры, куда легче писать короткие скетчи, состоящие из бездейственных диалогов между картонными фигурками.
Но фестиваль закончился, прогрессивная "Новая драма" отбыла в продвинутую столицу, а мы в нашем нестоличном городе будем ждать, когда выйдет давно обещанный спектакль Льва Эренбурга из жизни бомжей прошлого столетия по пьесе какого-то классика.
Виктория АМИНОВА
Десять дней консервативные и зашоренные петербургские театралы знакомились с произведениями "самородков", "талантов", в худшем случае просто "суперклассных" молодых драматургов. График фестиваля был напряженный: по утрам драматурги пили кофе и беседовали о достижениях и путях "Новой драмы", желающие аборигены могли присоединяться к дискуссии. Днем читали пьесы, вечером показывали спектакли. То, что говорилось утром, обычно опровергалось вечером. Так, в утренних дискуссиях новодрамовцы требовали, чтобы им не говорили о "Станиславском и Любимове", они, мол, не признают авторитетов, им хочется "про сегодня и про сейчас". Но вечером на спектакли торжественно приглашали петербургских авторитетнейших режиссеров, а студенты ("сегодня" и "сейчас") оставались за дверями. "В театре так много лжи, а мы за правду", - горячо провозглашали свою программу участники фестиваля во время утренних прений.
И все-таки для тех, кому не посчастливилось попасть на спектакли фестиваля и провести эти десять незабываемых дней в кругу столичных гостей, нужно пояснить, что же такое "Новая драма". Это пьесы (и соответственно спектакли) про геев, бомжей, зеков, бизнесменов, киллеров, алкоголиков. Общие тенденции "Новой драмы" таковы: там очень много ругаются матом, пьют, бьют, рыгают, пукают и непрерывно совокупляются. Все это называется "правдой о нашей жизни", ведь новодрамовцы не боятся видеть реальность и изображать ее такой, какая она есть, не прячась за устаревшие приемы вроде художественного образа и обобщения. Но петербургские зрители почему-то выбегают из зала во время спектаклей с криком "Скандал! Позор!", сшибая лампы у ни в чем не повинных звукооператоров. "Новая драма" вызывает агрессию, и это ее самое сильное воздействие. Представленные пьесы не провоцируют на размышление, из-за скудности мыслей, заложенных в них драматургами. Не ужасают - документальному театру не выдержать конкуренции с программой "Вести". Не вызывают сочувствия или сопереживания, так как не возникает идентификации с персонажами. Почему когда мне обещают рассказать правду об окружающей меня действительности, то рассказывают об интимной жизни бомжа? "Новая драма" превращается в передачу "В мире животных", информация для любознательных, тех, кому интересно узнать, как проходит брачный период у шимпанзе.
Хотя, конечно, дело не в герое и не в проблематике, ведь один из классиков в начале девятисотых написал о бомжах, так, что эта пьеса через сто лет остается актуальнее, чем новая драматургия о бомжах двухтысячных. Дело в таланте (который не обсуждается, потому что он либо есть, либо нет) и в мастерстве, точнее, в его отсутствии у молодых драматургов. Они возводят в закон свое невежество (пьесы они не читают, а пишут), выдают за поиск "новых форм" свое неумение написать драматургическое произведение, в котором была бы структура, перипетии, характеры, куда легче писать короткие скетчи, состоящие из бездейственных диалогов между картонными фигурками.
Но фестиваль закончился, прогрессивная "Новая драма" отбыла в продвинутую столицу, а мы в нашем нестоличном городе будем ждать, когда выйдет давно обещанный спектакль Льва Эренбурга из жизни бомжей прошлого столетия по пьесе какого-то классика.
Виктория АМИНОВА
