Культура
БОЛЬШОЙ РАЗМАХ В МАЛЕНЬКОМ КОРОЛЕВСТВЕ
26 января
В нашей стране Бриттена не жалуют: его оперы за все время ставили только пару раз, да и то давно и неправда и вовсе не в Петербурге. И вот небольшой, но мужественный театр под предводительством Юрия Александрова решился "сказку сделать былью". Ведь "Поругание Лукреции" - произведение для камерного состава труппы, а потому как будто создано для этого театра. Оркестрик из 12 человек и 8 солистов - то, на что рассчитывал полвека назад английский композитор в послевоенное время. Но и у наших современников все получилось не по-детски грандиозно, современно и... сложно.
Действие началось внезапно и прямо в зале. Он и Она, которые по идее должны изображать два хора, как в древней трагедии, были перенесены в наши дни, дабы представлять точку зрения зала на события на сцене и на жизнь вообще. Они, олицетворяя мужское и женское начала, говорили о любви, жестокости и страданиях, слушали радио и ходили по залу.
Тем временем на сцене, оформленной в духе Сальвадора Дали, среди раскачивающихся в воздухе голов статуй и обломков колонн (смерть всего прекрасного?) происходило само действие. В буквальном смысле позолоченные мужчины (холодная маска жестокости?), стреляя из недревнеримских пистолетов (для них это лишь игра!), с завязанными неведением глазами пили вино и обсуждали женскую неверность. В этот момент один из них, римский принц, возжелал жены другого - чистой в своей преданности Лукреции. Пришел на ночь глядя в ее дом в отсутствие мужа и добрался до спальни красавицы. Она сопротивлялась, но избежать печальной участи не смогла. Последовавшее на утро разочарование в жизни довело ее до самоубийства. Несмотря на уверения мужа, что он готов все простить, раз ее сердце по-прежнему принадлежит ему.
Сама сцена "поругания" выглядит устрашающе: Лукреция прикована к огромному - во всю сцену - двухэтажному поворачивающемуся диску, а насильник перед ней раскачивается на тарзанке. Вокруг - гром и молния. Следующая за этим солнечная сцена утра перед самоубийством Лукреции рождает тревогу. Становится жутко. И не только от глубины переживаемой трагедии, за которой скрывается пронесенный через всю жизнь протест пацифиста Бриттена, но и от музыки. Спокойная диссонирующая мелодия как бы тянется длинными нитями, создавая тревожное и гнетущее настроение. Возможно, музыка не претендует на главную роль в постановке. Театральная сторона на этот раз, пожалуй, взяла верх. Полная символизма, смелых режиссерских ходов и неразгаданных замыслов, она действительно впечатляет и предлагает задуматься. Задуматься о беззащитности прекрасного и о жестокости этого мира во все его времена.
Алина ЦИОПА
Действие началось внезапно и прямо в зале. Он и Она, которые по идее должны изображать два хора, как в древней трагедии, были перенесены в наши дни, дабы представлять точку зрения зала на события на сцене и на жизнь вообще. Они, олицетворяя мужское и женское начала, говорили о любви, жестокости и страданиях, слушали радио и ходили по залу.
Тем временем на сцене, оформленной в духе Сальвадора Дали, среди раскачивающихся в воздухе голов статуй и обломков колонн (смерть всего прекрасного?) происходило само действие. В буквальном смысле позолоченные мужчины (холодная маска жестокости?), стреляя из недревнеримских пистолетов (для них это лишь игра!), с завязанными неведением глазами пили вино и обсуждали женскую неверность. В этот момент один из них, римский принц, возжелал жены другого - чистой в своей преданности Лукреции. Пришел на ночь глядя в ее дом в отсутствие мужа и добрался до спальни красавицы. Она сопротивлялась, но избежать печальной участи не смогла. Последовавшее на утро разочарование в жизни довело ее до самоубийства. Несмотря на уверения мужа, что он готов все простить, раз ее сердце по-прежнему принадлежит ему.
Сама сцена "поругания" выглядит устрашающе: Лукреция прикована к огромному - во всю сцену - двухэтажному поворачивающемуся диску, а насильник перед ней раскачивается на тарзанке. Вокруг - гром и молния. Следующая за этим солнечная сцена утра перед самоубийством Лукреции рождает тревогу. Становится жутко. И не только от глубины переживаемой трагедии, за которой скрывается пронесенный через всю жизнь протест пацифиста Бриттена, но и от музыки. Спокойная диссонирующая мелодия как бы тянется длинными нитями, создавая тревожное и гнетущее настроение. Возможно, музыка не претендует на главную роль в постановке. Театральная сторона на этот раз, пожалуй, взяла верх. Полная символизма, смелых режиссерских ходов и неразгаданных замыслов, она действительно впечатляет и предлагает задуматься. Задуматься о беззащитности прекрасного и о жестокости этого мира во все его времена.
Алина ЦИОПА
