Культура
"СМЕЙТЕСЬ НАДО МНОЙ, Я ГЛУПАЯ..."
11 мартa
Рената Литвинова - писатель, киносценарист, кинорежиссер, кино-, а теперь - после спектакля Адольфа Шапиро - еще и театральная актриса. Но все это семечки по сравнению с ее главным призванием: Литвинова - последняя маска в истории европейской (за восток не отвечаю) культуры в том смысле, какой вкладывали в это слово, когда маска еще являлась атрибутом божества или человека, это божество изображающего. Не случайно, что в литературу и театр выпускница сценарного факультета ВГИКа пришла именно через кинематограф - область, где статус "звезды" и "экранной дивы", построенного на приеме маски образа идеальной женской красоты, не встречающейся в жизни, продержался дольше, чем где бы то ни было.
Впрочем, уже в 1950 году голливудский режиссер Билли Уайлдер в фильме "Сансет-бульвар" снял в главной роли звезду немого кино Глорию Свэнсон именно с целью показать немного смешной и безвозвратно ушедший в прошлое мир "великого кинемо" 10-20-30-х гг., по экранам которого свободно разгуливали "живые богини". Новая эпоха смеялась над старыми иллюзиями. Тем более поразительным выглядит эксперимент Ренаты Литвиновой, решившейся на пороге третьего тысячелетия возродить то, что, казалось, умерло более полувека назад, возродить всем своим существом - литературными произведениями, ролями в кино, повседневным поведением, режиссерским кинодебютом, имеющим такое характерное название.
В фильме "Богиня" героиня Ренаты Литвиновой постоянно "проваливается" в мир грез и воспоминаний именно потому, что обыденная реальность сегодняшнего дня всеми силами противостоит присутствию ТАКОЙ героини. Свою маску Литвинова создает на постоянном сопротивлении объективной реальности, на непрекращающемся конфликте с ней. Реальность отвечает в лучшем случае молчаливым непониманием и покручиванием пальца у виска, в худшем - снисходительной усмешкой и открытой агрессией. Судьба следователя Фаины, ушедшей в потустороннюю реальность и заменившей себя трогательно-нелепым двойником с сумасшедшими глазами и смазанным гримом, повторяет трагическую судьбу двух последних великолепно безумных "богинь" мирового кинематографа - разрушившей свою маску изнутри Вивьен Ли и заменившей маской собственную индивидуальность Мэрлин Монро.
Потрясающий режиссерский "ход" Адольфа Шапиро заключался именно в том, чтобы пригласить на роль Раневской... саму Раневскую, то есть героиню, никак не причастную окружающей реальности, а оттого - трогательную, восхитительную, немного манерную, временами жестокую, взбалмошную, даже циничную и... откровенно нелепую среди окружающих ее персонажей. До полной затертости знакомые монологи зазвучали вдруг свежо, парадоксально искренне и в то же время предельно остраненно, так, будто сама Литвинова только вчера написала эти реплики ("Мой старичок, я так рада, что ты еще жив", "Мне хочется прыгать, размахивать руками", "Видит бог, я люблю родину", "Смейтесь надо мной, я глупая", "Дачи и дачники - это так пошло", "Какой вы умный, Петя", "Я могу сейчас крикнуть... Могу глупость сделать") для одной из своих безумных героинь в одном из своих безумных сценариев.
Что касается постановки, то возникло ощущение, что, совершив свой гениальный ход конем, режиссер "почил на лаврах" и выдал на гора достаточно традиционное прочтение чеховской пьесы, в котором многие образы (стоит отметить острогротескное, невероятно пластичное решение Евдокией Германовой образа Шарлотты) остались просто недоработанными. К счастью, пальму первенства вовремя подхватил мэтр отечественной сценографии Давид Боровский, в очередной раз продемонстрировавший, как, снова и снова используя один и тот же прием (мобильный занавес), можно, ни разу не повторяясь, создавать театральные миры, практически подменяющие собой режиссерскую концепцию.
Пришедшие в БДТ зрители оказались вдруг в МХТ и увидели перед собой его незабываемый занавес с чайкой посредине. Именно этот занавес и стал впоследствии декорацией спектакля. Распадаясь на две половины, каждая из которых, в свою очередь, также распадалась на несколько частей, поворачиваясь на 180 градусов, пропуская в свои проемы актеров, предметы реквизита, полотнища белой, развевающейся на ветру кисеи, подсвечиваемой талантливой рукой Глеба Фильштинского, он превращался то в гостиную, то в бальный зал, то в аллею вишневого сада, оставаясь при этом тем, чем был изначально, - занавесом и одновременно символом старейшего режиссерского театра России. А когда исполнявший роль Гаева Сергей Дрейден, выйдя на авансцену, обратился с хрестоматийным монологом "Дорогой, многоуважаемый шкаф..." к зрительному залу (имеются в виду и зрители, и театральное помещение в целом), стало понятно, что именно постановщики понимают под обреченным на вырубку вишневым садом и уходящим в прошлое миром усадебной культуры.
Но, повторяю, ярче всего эта тема прозвучала в исполнении Ренатой Литвиновой роли Раневской. Ни на что не похожая актерская индивидуальность - манерная речь, ломкая пластика, отсутствие мимики - словом, все то, за что Литвинову ненавидят 90 процентов народонаселения нашей страны, оказалось на месте и к месту... Обреченным на слом.
И зал это почувствовал.
Успех был оглушительный.
Рената Литвинова сыграла, быть может, свою лучшую роль.
Алексей ПАСУЕВ
Впрочем, уже в 1950 году голливудский режиссер Билли Уайлдер в фильме "Сансет-бульвар" снял в главной роли звезду немого кино Глорию Свэнсон именно с целью показать немного смешной и безвозвратно ушедший в прошлое мир "великого кинемо" 10-20-30-х гг., по экранам которого свободно разгуливали "живые богини". Новая эпоха смеялась над старыми иллюзиями. Тем более поразительным выглядит эксперимент Ренаты Литвиновой, решившейся на пороге третьего тысячелетия возродить то, что, казалось, умерло более полувека назад, возродить всем своим существом - литературными произведениями, ролями в кино, повседневным поведением, режиссерским кинодебютом, имеющим такое характерное название.
В фильме "Богиня" героиня Ренаты Литвиновой постоянно "проваливается" в мир грез и воспоминаний именно потому, что обыденная реальность сегодняшнего дня всеми силами противостоит присутствию ТАКОЙ героини. Свою маску Литвинова создает на постоянном сопротивлении объективной реальности, на непрекращающемся конфликте с ней. Реальность отвечает в лучшем случае молчаливым непониманием и покручиванием пальца у виска, в худшем - снисходительной усмешкой и открытой агрессией. Судьба следователя Фаины, ушедшей в потустороннюю реальность и заменившей себя трогательно-нелепым двойником с сумасшедшими глазами и смазанным гримом, повторяет трагическую судьбу двух последних великолепно безумных "богинь" мирового кинематографа - разрушившей свою маску изнутри Вивьен Ли и заменившей маской собственную индивидуальность Мэрлин Монро.
Потрясающий режиссерский "ход" Адольфа Шапиро заключался именно в том, чтобы пригласить на роль Раневской... саму Раневскую, то есть героиню, никак не причастную окружающей реальности, а оттого - трогательную, восхитительную, немного манерную, временами жестокую, взбалмошную, даже циничную и... откровенно нелепую среди окружающих ее персонажей. До полной затертости знакомые монологи зазвучали вдруг свежо, парадоксально искренне и в то же время предельно остраненно, так, будто сама Литвинова только вчера написала эти реплики ("Мой старичок, я так рада, что ты еще жив", "Мне хочется прыгать, размахивать руками", "Видит бог, я люблю родину", "Смейтесь надо мной, я глупая", "Дачи и дачники - это так пошло", "Какой вы умный, Петя", "Я могу сейчас крикнуть... Могу глупость сделать") для одной из своих безумных героинь в одном из своих безумных сценариев.
Что касается постановки, то возникло ощущение, что, совершив свой гениальный ход конем, режиссер "почил на лаврах" и выдал на гора достаточно традиционное прочтение чеховской пьесы, в котором многие образы (стоит отметить острогротескное, невероятно пластичное решение Евдокией Германовой образа Шарлотты) остались просто недоработанными. К счастью, пальму первенства вовремя подхватил мэтр отечественной сценографии Давид Боровский, в очередной раз продемонстрировавший, как, снова и снова используя один и тот же прием (мобильный занавес), можно, ни разу не повторяясь, создавать театральные миры, практически подменяющие собой режиссерскую концепцию.
Пришедшие в БДТ зрители оказались вдруг в МХТ и увидели перед собой его незабываемый занавес с чайкой посредине. Именно этот занавес и стал впоследствии декорацией спектакля. Распадаясь на две половины, каждая из которых, в свою очередь, также распадалась на несколько частей, поворачиваясь на 180 градусов, пропуская в свои проемы актеров, предметы реквизита, полотнища белой, развевающейся на ветру кисеи, подсвечиваемой талантливой рукой Глеба Фильштинского, он превращался то в гостиную, то в бальный зал, то в аллею вишневого сада, оставаясь при этом тем, чем был изначально, - занавесом и одновременно символом старейшего режиссерского театра России. А когда исполнявший роль Гаева Сергей Дрейден, выйдя на авансцену, обратился с хрестоматийным монологом "Дорогой, многоуважаемый шкаф..." к зрительному залу (имеются в виду и зрители, и театральное помещение в целом), стало понятно, что именно постановщики понимают под обреченным на вырубку вишневым садом и уходящим в прошлое миром усадебной культуры.
Но, повторяю, ярче всего эта тема прозвучала в исполнении Ренатой Литвиновой роли Раневской. Ни на что не похожая актерская индивидуальность - манерная речь, ломкая пластика, отсутствие мимики - словом, все то, за что Литвинову ненавидят 90 процентов народонаселения нашей страны, оказалось на месте и к месту... Обреченным на слом.
И зал это почувствовал.
Успех был оглушительный.
Рената Литвинова сыграла, быть может, свою лучшую роль.
Алексей ПАСУЕВ
