Культура
БЕГ НА МЕСТЕ
15 апреля
Если бы вдруг наш город ("самый призрачный и умышленный в мире") ушел под воду, с ним, конечно, исчез бы и Мариинский театр. Но даже тогда благодарная память случайно уцелевших потомков сохранила бы прежде всего в качестве главного достижения последних лет стремительное обогащение репертуара - насыщение его не только общепризнанными шедеврами, но и произведениями забытой классики. К их числу относится и "Путешествие в Реймс" Джоаккино Россини. Произведение Россини было написано специально по случаю коронации Карла X в Реймсе в 1825 году. В качестве литературной основы использована повесть Мадам де Сталь "Коринна". Известно, что после нескольких праздничных представлений сам Россини изъял его из обращения, а музыку "распределил" по другим операм, главная из которых "Граф Ори". Партитуру восстановили только в начале 1980-х, а в 1984-м опера была исполнена под музыкальным руководством Клаудио Аббадо.
Несколько лет назад "Путешествие в Реймс" было сыграно в Петербурге оркестром Мариинского театра под управлением Юрия Башмета. И вот теперь - полноценное открытие шедевра. При близком рассмотрении шедевр оказался, правда, не столь уж значителен. В очередной раз подумалось о том, что если суд публики бывает (хотя бы иногда) справедлив, то суд автора и подавно. Произведению Россини не отказать ни в мелодизме, ни в звуковом изяществе, оно содержит несколько превосходных и изощренных по своей технике вокальных ансамблей - "фирменных знаков" россиниевских опер, - но в целом его никак нельзя поставить на одну доску с "Севильским цирюльником" или "Золушкой". Возможно, актуальность "Путешествия" воспринималась бы отчетливее, если бы мы очутились вдруг в его время в одной ложе с роскошными дамами, экзотическими фруктами и начиненными трюфелями куропатками. Но покамест этого нет, и мы видим довольно скучную пьесу, где все говорят о передвижении, но никто не трогается с места. Опера представляет собой ряд концертных номеров, которые можно было бы без труда расположить и в каком-либо другом порядке. Видимо, эта "концертность" и спровоцировала постановщика Алена Маратра на "мюзикхолизацию" театрального пространства (кстати, нынешняя постановка является совместным проектом с парижским театром "Шатле"). Сцена (художник Пьер-Ален Бертола) "препарирована" в соответствии с задачей - жить весело и беспечно. Оркестровая яма закрыта настилом, оркестр помещен в глубину сцены, за ним слева направо протянута лестница (почти как в постановке "Пиковой дамы" Мейерхольдом в 1934 г.), из зала на сцену ведет помост (вроде японской "дороги цветов"), задействованы и боковые ложи. Ярко поставлены все выходы новых персонажей, иногда поражающих воображение публики своими пышными нарядами (художник по костюмам Мирей Дессанжи), запомнился в особенности костюм поэтессы Коринны. И оркестранты в белых костюмах, и помост - все это атрибуты, хочется сказать, "из другой оперы" - эстрадных ревю, шоу, модных дефиле и прочих необременительных для восприятия достижений массовой культуры (есть и живая лошадь). К ним притянуто уже все прочее, происходящее на сцене, также состоящее из трюков, иногда вполне симпатичных, вроде вынимания из огромных коробок маленькой розовой шляпки. И незачем здесь искать смысла (его не так много и у Россини), и потому представление удивительно удачно вписывается в культурный контекст эпохи. И публике, попавшей на спектакль, этот "оперный показ" очень-очень нравится.
В представлении задействована Академия молодых певцов, исполняющая не только сольные, но и хоровые партии. Оркестр при таком положении, когда дирижер стоит к сцене спиной (за пультом был Туган Сохиев), по определению обречен на то, чтобы временами расходиться с певцами, а ансамбли - чтобы распадаться. Но, повторю, спектакль поставлен для самой широкой, хотя и не бедной, публики, а ее подобные мелочи обычно не смущают. Певцы в этом, конечно, не виноваты, напротив, они старались, и некоторые благодаря своему артистизму все же выделялись на фоне этого довольно-таки скучноватого, несмотря на режиссерскую фантазию, капустника. Отметим прежде всего исполнительниц женских ролей - Анастасию Беляеву (Мадам Кортезе), Ларису Юдину (Графиня де Фольвиль) и в особенности Анну Кикнадзе, давшую тонкий психологический рисунок роли маркизы Мелибеи.
Павел ДМИТРИЕВ
Несколько лет назад "Путешествие в Реймс" было сыграно в Петербурге оркестром Мариинского театра под управлением Юрия Башмета. И вот теперь - полноценное открытие шедевра. При близком рассмотрении шедевр оказался, правда, не столь уж значителен. В очередной раз подумалось о том, что если суд публики бывает (хотя бы иногда) справедлив, то суд автора и подавно. Произведению Россини не отказать ни в мелодизме, ни в звуковом изяществе, оно содержит несколько превосходных и изощренных по своей технике вокальных ансамблей - "фирменных знаков" россиниевских опер, - но в целом его никак нельзя поставить на одну доску с "Севильским цирюльником" или "Золушкой". Возможно, актуальность "Путешествия" воспринималась бы отчетливее, если бы мы очутились вдруг в его время в одной ложе с роскошными дамами, экзотическими фруктами и начиненными трюфелями куропатками. Но покамест этого нет, и мы видим довольно скучную пьесу, где все говорят о передвижении, но никто не трогается с места. Опера представляет собой ряд концертных номеров, которые можно было бы без труда расположить и в каком-либо другом порядке. Видимо, эта "концертность" и спровоцировала постановщика Алена Маратра на "мюзикхолизацию" театрального пространства (кстати, нынешняя постановка является совместным проектом с парижским театром "Шатле"). Сцена (художник Пьер-Ален Бертола) "препарирована" в соответствии с задачей - жить весело и беспечно. Оркестровая яма закрыта настилом, оркестр помещен в глубину сцены, за ним слева направо протянута лестница (почти как в постановке "Пиковой дамы" Мейерхольдом в 1934 г.), из зала на сцену ведет помост (вроде японской "дороги цветов"), задействованы и боковые ложи. Ярко поставлены все выходы новых персонажей, иногда поражающих воображение публики своими пышными нарядами (художник по костюмам Мирей Дессанжи), запомнился в особенности костюм поэтессы Коринны. И оркестранты в белых костюмах, и помост - все это атрибуты, хочется сказать, "из другой оперы" - эстрадных ревю, шоу, модных дефиле и прочих необременительных для восприятия достижений массовой культуры (есть и живая лошадь). К ним притянуто уже все прочее, происходящее на сцене, также состоящее из трюков, иногда вполне симпатичных, вроде вынимания из огромных коробок маленькой розовой шляпки. И незачем здесь искать смысла (его не так много и у Россини), и потому представление удивительно удачно вписывается в культурный контекст эпохи. И публике, попавшей на спектакль, этот "оперный показ" очень-очень нравится.
В представлении задействована Академия молодых певцов, исполняющая не только сольные, но и хоровые партии. Оркестр при таком положении, когда дирижер стоит к сцене спиной (за пультом был Туган Сохиев), по определению обречен на то, чтобы временами расходиться с певцами, а ансамбли - чтобы распадаться. Но, повторю, спектакль поставлен для самой широкой, хотя и не бедной, публики, а ее подобные мелочи обычно не смущают. Певцы в этом, конечно, не виноваты, напротив, они старались, и некоторые благодаря своему артистизму все же выделялись на фоне этого довольно-таки скучноватого, несмотря на режиссерскую фантазию, капустника. Отметим прежде всего исполнительниц женских ролей - Анастасию Беляеву (Мадам Кортезе), Ларису Юдину (Графиня де Фольвиль) и в особенности Анну Кикнадзе, давшую тонкий психологический рисунок роли маркизы Мелибеи.
Павел ДМИТРИЕВ
