Культура
ЛЕОНИД ДЕСЯТНИКОВ: В ИСКУССТВЕ НЕТ НИЧЕГО СВЯТОГО
12 августа
- Возможно, кто-то и "пробивается", но я лично никаких сверхъестественных усилий для того, чтобы мою музыку исполняли, не прилагал. Хотя со стороны, может быть, так и выглядит, не знаю. А что касается жанра, я вообще стараюсь себя не ограничивать. Но есть области, в которых я не работаю и вряд ли когда буду работать, - сериалы, телевизионная реклама. И не потому, что я отношусь к ним с пренебрежением, нет, просто, с одной стороны, мне не предлагают, а с другой - мое участие и не нужно, потому что для этого не требуется композитор столь высокой квалификации.
- А для фильмов?
- Для фильмов пока еще вроде бы требуется. Но что будет через год, через пять лет, я не знаю. Сейчас есть четкое разграничение: авторское кино и кино, которое должно собирать кассу. Если раньше были возможны какие-то смешанные жанры, то сейчас они все больше и больше расходятся по разным полюсам. И я не очень востребован ни в том, ни в другом. Тем не менее я намереваюсь продолжать работать в кино, хотя у меня и был большой перерыв, связанный с другой работой.
- Кстати, об этой другой работе. "Дети Розенталя" в Большом театре, "Бедная Лиза" на фестивале в Костомукше - это все оперы. Сейчас искусство потихоньку деформируется. Танец превращается в театр, в музыке - Слонимский "привел" на сцену Мариинки электронику. Какова судьба оперы - жанра синтезированного, искусственного?
- Присутствие в опере электронной музыки давно уже никого не шокирует. В конечном счете все решает авторская индивидуальность и счастливое стечение обстоятельств. Ингредиенты могут быть какими угодно, важен результат.
- Но ведь может быть много разных способов. Можно возвращаться к старинной музыке, переделывать, можно заняться электронной музыкой или уйти в авангард. Что останется?
- Тут невозможно делать какие-либо обобщения. Может появиться нечто, что опровергнет любые умозаключения, любые маркетинговые исследования. Успешный проект может возникнуть, так сказать, на пустом месте.
- Раз уж заговорили о маркетинговых исследованиях, уж простите, не могу не спросить по поводу "Детей Розенталя", ведь этой осенью их привозят в Петербург, на сцену Мариинки. А что это было в Москве - черный пиар или просто разборки в театре?
- Я не знаю, я в этом не участвовал. Вероятно, имели место разные мотивы. Я согласен с Анатолием Иксановым в том, что вся эта волна была связана с реконструкцией основной сцены Большого театра. И просто это верхушка айсберга, а сам айсберг представляет собой некую подковерную борьбу за право освоения больших денежных средств, связанных с этой самой реконструкцией. Но не только - ведь травля, которой подвергся мой соавтор Владимир Сорокин, началась задолго до того, как был обнародован проект реконструкции театра. Была некая идеологическая игра.
Все эти камлания вокруг Владимира Сорокина - пикеты, телевизионные пасквили, думские запросы - это тоже своего рода проект, произведение искусства. Но проект, кажется, провалился. Неизвестно, каковы были намерения, но в результате получился некий всхлип. А наш спектакль все-таки состоялся и прошел с большим успехом.
- Возвращаясь к искусству, вам самому-то понравилось то, что получилось?
- Нет, у меня неоднозначное впечатление от спектакля в целом. Но это нормально, автор никогда не бывает доволен. У меня был некий замысел, я написал оперу, но для того, чтобы она увидела свет рампы, нужно было, чтобы в этом приняло участие огромное количество людей и разнонаправленных воль. Тем не менее в целом я доволен результатом, доволен самим процессом работы, и, смею думать, для театра это тоже был очень хороший, позитивный опыт. Для всех, кто принимал в этом участие, - от певцов до гардеробщиков.
- Сейчас в искусстве есть тенденция демифологизировать все то, что казалось священным на протяжении многих лет. Великих людей переносят в наш быт, невольно опошляя историю. Кстати, это присутствует и в вашей опере, где классические композиторы оказываются на площади трех вокзалов в Москве.
- Да, есть, вероятно, эта тенденция, но только не в моей опере. Вообще, в искусстве не должно быть ничего святого: не стоит смешивать искусство и религию. Нужно по-хозяйски, с умом осваивать культурное наследие. Иначе традиция будет загнивать и застаиваться.
- Многие знают вашу музыку благодаря музыкальным перевоплощениям. В частности, знамениты ваши интерпретации Астора Пьяццоллы. Да и в последней опере вы "играете" с классическими композиторами. А откуда взялся такой интерес? Может быть, какие-то знакомства или увлечения...
- Мне просто интересно работать с чужим материалом, я не вижу в этом никаких элементов того, что вы называете демифологизацией. Мне просто интересно то, что лежит за пределами моей музыки. Мне хочется работать с чужим материалом, нравится чувствовать себя частью некой традиции. Другой вопрос, что за этим часто не хотят видеть индивидуальности. Некоторые музыкальные журналисты до такой степени радуются чему-то знакомому, что начинают хлопать в ладоши и радостно меня уличать в стилизаторстве, эклектике, цитатности и тому подобных вещах. Я не могу соответствовать такому уровню дискуссии, мне кажется, это просто глупо. Как будто они играют в "Угадай мелодию" или что-нибудь в этом роде. Это вообще очень большая, сложная проблема. Великие композиторы прошлого постоянно что-то заимствовали, учились у предшественников, было понятие школы. Нельзя так просто сказать: вот, мол, индивидуальный стиль, а здесь украдено. Все гораздо сложнее. Это огромная, зыбкая, текучая музыкальная сфера. В ней постоянно что-то происходит, меняется, и возможны какие-то перекрестные опыления.
- Вы плодотворно сотрудничаете с Алексеем Гориболем. Очередное подтверждение тому - фестиваль в Костомукше. Расскажите немного об этом. Откуда это взялось, как вам работается, что уже было сделано и что планируется?
- Просто мы с Гориболем довольно давно общаемся и в дружеском, и в творческом смысле. Я думаю, ему просто нравится моя музыка, и поэтому он с ней работает. Меня это только радует. Это пример счастливого сотрудничества. Никаких специальных проектов не было, просто Гориболь является практически монопольным обладателем прав на мою камерную продукцию в России. Он в качестве пианиста исполнил практически все мои камерные сочинения.
- Вы такую юридическую лексику используете, это официальное соглашение?
- Нет, документально это никак не закреплено, просто исторически так сложилось. Дело в том, что я человек достаточно замкнутый, может быть, несколько инертный в социальном смысле. А он - напротив, очень контактный. Он - человек, который любит общаться, и это необходимо для того, чтобы вообще что-то сделать. Поэтому он в каком-то смысле мой помощник, защитник.
- Помнится, как-то, возвращаясь из Филармонии, я встретила вас с Гориболем в автобусе. Признаться, была очень удивлена: "...такие люди, и без охраны".
- Так меня же никто не знает. Я не знаю, как Гориболь, но я вполне себя комфортно чувствую в автобусе или маршрутке.
- Ну а в остальном - есть ли у композитора Десятникова квартира, дача? Или живете, как в свое время классики, - в бедности?
- По правде говоря, не все классики жили в такой уж бедности... Не могу сказать, что умираю от голода, но и роскоши особой нет, где-то посередине. Дачи и машины у меня нет, водить автомобиль я не умею. Но композитору, строго говоря, и не нужна машина, потому что композитор - это человек, который работает дома, ему не надо куда-то ехать.
- Этой осенью вам исполняется пятьдесят лет. Наверное, вы уже знаете, как наш город будет отмечать ваш юбилей? Говорят, что планируется даже целый фестиваль, посвященный этому событию.
- Такой фестиваль действительно планируется. Пройдет четыре авторских концерта в Москве и четыре в Петербурге. А также в Мариинском театре будет показана опера "Дети Розенталя" - в день моего рождения, 16 октября и 17-го тоже. Но это плановые гастроли Большого театра, и с днем рождения эти спектакли случайно совпали. Впрочем, этот фестиваль не имеет государственной поддержки, поэтому все может отмениться в последний момент, и я ничего не могу сказать наверняка: не знаю. Я и не должен об этом думать, потому что моя дальнейшая работа не позволяет мне зацикливаться на своем собственном юбилее. Моя была бы воля - я б вообще ничего не устраивал, как того и желают все нормальные люди.
- А над чем вы сейчас работаете?
- Я сейчас обдумываю сочинение к 100-летию Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Первое исполнение планируется осенью будущего года. Вероятно, это будет нечто вроде монолога для голоса и симфонического оркестра.
- А какая-то литературная основа уже известна?
- Это тайна, сюжет довольно неожиданный. Впрочем, пока рано об этом говорить...
Алина ЦИОПА
- А для фильмов?
- Для фильмов пока еще вроде бы требуется. Но что будет через год, через пять лет, я не знаю. Сейчас есть четкое разграничение: авторское кино и кино, которое должно собирать кассу. Если раньше были возможны какие-то смешанные жанры, то сейчас они все больше и больше расходятся по разным полюсам. И я не очень востребован ни в том, ни в другом. Тем не менее я намереваюсь продолжать работать в кино, хотя у меня и был большой перерыв, связанный с другой работой.
- Кстати, об этой другой работе. "Дети Розенталя" в Большом театре, "Бедная Лиза" на фестивале в Костомукше - это все оперы. Сейчас искусство потихоньку деформируется. Танец превращается в театр, в музыке - Слонимский "привел" на сцену Мариинки электронику. Какова судьба оперы - жанра синтезированного, искусственного?
- Присутствие в опере электронной музыки давно уже никого не шокирует. В конечном счете все решает авторская индивидуальность и счастливое стечение обстоятельств. Ингредиенты могут быть какими угодно, важен результат.
- Но ведь может быть много разных способов. Можно возвращаться к старинной музыке, переделывать, можно заняться электронной музыкой или уйти в авангард. Что останется?
- Тут невозможно делать какие-либо обобщения. Может появиться нечто, что опровергнет любые умозаключения, любые маркетинговые исследования. Успешный проект может возникнуть, так сказать, на пустом месте.
- Раз уж заговорили о маркетинговых исследованиях, уж простите, не могу не спросить по поводу "Детей Розенталя", ведь этой осенью их привозят в Петербург, на сцену Мариинки. А что это было в Москве - черный пиар или просто разборки в театре?
- Я не знаю, я в этом не участвовал. Вероятно, имели место разные мотивы. Я согласен с Анатолием Иксановым в том, что вся эта волна была связана с реконструкцией основной сцены Большого театра. И просто это верхушка айсберга, а сам айсберг представляет собой некую подковерную борьбу за право освоения больших денежных средств, связанных с этой самой реконструкцией. Но не только - ведь травля, которой подвергся мой соавтор Владимир Сорокин, началась задолго до того, как был обнародован проект реконструкции театра. Была некая идеологическая игра.
Все эти камлания вокруг Владимира Сорокина - пикеты, телевизионные пасквили, думские запросы - это тоже своего рода проект, произведение искусства. Но проект, кажется, провалился. Неизвестно, каковы были намерения, но в результате получился некий всхлип. А наш спектакль все-таки состоялся и прошел с большим успехом.
- Возвращаясь к искусству, вам самому-то понравилось то, что получилось?
- Нет, у меня неоднозначное впечатление от спектакля в целом. Но это нормально, автор никогда не бывает доволен. У меня был некий замысел, я написал оперу, но для того, чтобы она увидела свет рампы, нужно было, чтобы в этом приняло участие огромное количество людей и разнонаправленных воль. Тем не менее в целом я доволен результатом, доволен самим процессом работы, и, смею думать, для театра это тоже был очень хороший, позитивный опыт. Для всех, кто принимал в этом участие, - от певцов до гардеробщиков.
- Сейчас в искусстве есть тенденция демифологизировать все то, что казалось священным на протяжении многих лет. Великих людей переносят в наш быт, невольно опошляя историю. Кстати, это присутствует и в вашей опере, где классические композиторы оказываются на площади трех вокзалов в Москве.
- Да, есть, вероятно, эта тенденция, но только не в моей опере. Вообще, в искусстве не должно быть ничего святого: не стоит смешивать искусство и религию. Нужно по-хозяйски, с умом осваивать культурное наследие. Иначе традиция будет загнивать и застаиваться.
- Многие знают вашу музыку благодаря музыкальным перевоплощениям. В частности, знамениты ваши интерпретации Астора Пьяццоллы. Да и в последней опере вы "играете" с классическими композиторами. А откуда взялся такой интерес? Может быть, какие-то знакомства или увлечения...
- Мне просто интересно работать с чужим материалом, я не вижу в этом никаких элементов того, что вы называете демифологизацией. Мне просто интересно то, что лежит за пределами моей музыки. Мне хочется работать с чужим материалом, нравится чувствовать себя частью некой традиции. Другой вопрос, что за этим часто не хотят видеть индивидуальности. Некоторые музыкальные журналисты до такой степени радуются чему-то знакомому, что начинают хлопать в ладоши и радостно меня уличать в стилизаторстве, эклектике, цитатности и тому подобных вещах. Я не могу соответствовать такому уровню дискуссии, мне кажется, это просто глупо. Как будто они играют в "Угадай мелодию" или что-нибудь в этом роде. Это вообще очень большая, сложная проблема. Великие композиторы прошлого постоянно что-то заимствовали, учились у предшественников, было понятие школы. Нельзя так просто сказать: вот, мол, индивидуальный стиль, а здесь украдено. Все гораздо сложнее. Это огромная, зыбкая, текучая музыкальная сфера. В ней постоянно что-то происходит, меняется, и возможны какие-то перекрестные опыления.
- Вы плодотворно сотрудничаете с Алексеем Гориболем. Очередное подтверждение тому - фестиваль в Костомукше. Расскажите немного об этом. Откуда это взялось, как вам работается, что уже было сделано и что планируется?
- Просто мы с Гориболем довольно давно общаемся и в дружеском, и в творческом смысле. Я думаю, ему просто нравится моя музыка, и поэтому он с ней работает. Меня это только радует. Это пример счастливого сотрудничества. Никаких специальных проектов не было, просто Гориболь является практически монопольным обладателем прав на мою камерную продукцию в России. Он в качестве пианиста исполнил практически все мои камерные сочинения.
- Вы такую юридическую лексику используете, это официальное соглашение?
- Нет, документально это никак не закреплено, просто исторически так сложилось. Дело в том, что я человек достаточно замкнутый, может быть, несколько инертный в социальном смысле. А он - напротив, очень контактный. Он - человек, который любит общаться, и это необходимо для того, чтобы вообще что-то сделать. Поэтому он в каком-то смысле мой помощник, защитник.
- Помнится, как-то, возвращаясь из Филармонии, я встретила вас с Гориболем в автобусе. Признаться, была очень удивлена: "...такие люди, и без охраны".
- Так меня же никто не знает. Я не знаю, как Гориболь, но я вполне себя комфортно чувствую в автобусе или маршрутке.
- Ну а в остальном - есть ли у композитора Десятникова квартира, дача? Или живете, как в свое время классики, - в бедности?
- По правде говоря, не все классики жили в такой уж бедности... Не могу сказать, что умираю от голода, но и роскоши особой нет, где-то посередине. Дачи и машины у меня нет, водить автомобиль я не умею. Но композитору, строго говоря, и не нужна машина, потому что композитор - это человек, который работает дома, ему не надо куда-то ехать.
- Этой осенью вам исполняется пятьдесят лет. Наверное, вы уже знаете, как наш город будет отмечать ваш юбилей? Говорят, что планируется даже целый фестиваль, посвященный этому событию.
- Такой фестиваль действительно планируется. Пройдет четыре авторских концерта в Москве и четыре в Петербурге. А также в Мариинском театре будет показана опера "Дети Розенталя" - в день моего рождения, 16 октября и 17-го тоже. Но это плановые гастроли Большого театра, и с днем рождения эти спектакли случайно совпали. Впрочем, этот фестиваль не имеет государственной поддержки, поэтому все может отмениться в последний момент, и я ничего не могу сказать наверняка: не знаю. Я и не должен об этом думать, потому что моя дальнейшая работа не позволяет мне зацикливаться на своем собственном юбилее. Моя была бы воля - я б вообще ничего не устраивал, как того и желают все нормальные люди.
- А над чем вы сейчас работаете?
- Я сейчас обдумываю сочинение к 100-летию Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Первое исполнение планируется осенью будущего года. Вероятно, это будет нечто вроде монолога для голоса и симфонического оркестра.
- А какая-то литературная основа уже известна?
- Это тайна, сюжет довольно неожиданный. Впрочем, пока рано об этом говорить...
Алина ЦИОПА
