Культура
ЮРИЙ СОЛОМИН: В ТЕАТРЕ, КАК И В СЕМЬЕ, ДОЛЖНЫ БЫТЬ ТРАДИЦИИ
14 октября
Во время гастролей любимый артист порадовал многих своих поклонников, выйдя на сцену в спектакле "Горе от ума" в роли Фамусова, тем самым еще раз доказав ту истину, что настоящему таланту подвластна любая роль: и министра культуры, и московского барина, и венского светского льва.
У Юрия Мефодьевича на все всегда есть собственное мнение. В этом я убеждался не раз. Особенно в вопросах искусства. И не всегда это мнение совпадает с модой на эпатаж, шок, которыми нынче переполнены театральные подмостки. Об этом и о многом другом Юрий Соломин рассказал перед тем, как начались гастроли Малого театра...
- Вам, наверное, как руководителю одного из старейших театров страны, постоянно задают один и тот же вопрос...
- Мне всегда много вопросов задают. Вы какой вопрос имеете в виду?
- Когда на сцене Малого театра появится спектакль, поставленный по современной пьесе?
- Отвечал и буду отвечать так: как только появится хорошая современная пьеса, мы с радостью ее поставим. Ерунду мы не "перевариваем". В нашем театре хороший вкус. То, что нам не годится, мы не ставим. А пока приходится ограничиваться классикой. Малый театр в некотором роде ответственен за всю русскую классику в театре, потому что таковы его традиции. То же, что мы видим в качестве современных поисков в театральном искусстве, по-моему, достойно внимания скорее врачей, чем критиков. Помню, как однажды был очень удивлен, когда, оказавшись за границей по поводу премьеры советско-японского фильма "Дерсу Узала", увидел, что в соседнем зале кинотеатра идет французская эротическая лента "Эммануэль"...
- Однако на Западе так принято...
- Я и тогда говорил, и сейчас говорю, что вижу в подобных фильмах нечто болезненное. Как будто их специально делают для людей нездоровых. Я бы билеты на такие зрелища распространял по рецептам от врачей.
- Наверное, вам не нравятся и театральные эксперименты с классикой в принципе?
- В нашем театре "Чайка" называется "Чайкой", а чеховская героиня отнюдь не наркоманка. Военные в наших спектаклях ходят по сцене в сапогах, а не босиком и не в тапочках. В театре, как и в семье, должны быть традиции, которые надо хранить и передавать из поколения в поколение. Мы стараемся хранить традиции и заботимся не только о молодежи, но и о наших "стариках".
- В чем же вы видите силу традиций?
- Прежде всего в родном языке. В театре говорить надо понятно, а не так, как в телевизионной рекламе, где что-то быстро-быстро произносится. Да так, что еле-еле успеваешь записать номера телефонов. Хотя, может, в иных "продвинутых" театрах дело дойдет до того, что реклама будет звучать во время спектакля. Но могу сказать твердо: в Малом театре такого никогда не будет.
Посмотрите, как гордятся своим родным языком французы, немцы, англичане, итальянцы... А у нас? У нас верхняя губа не работает у нескольких миллионов людей. И не поймешь, что и кто говорит, - и в обыденной жизни, и с театральных подмостков, и с телеэкрана. Многие наши начальники делают неправильные ударения, а потом телевидение все это повторяет, и мы привыкаем говорить неправильно, коверкая русский язык.
- В нынешнем году у вас был юбилей...
- Мы в театре особого торжества не устраивали. Просто принимал поздравления от тех, кто приходил. Мы вместе выпивали. Вот и все. Шумиха - не по мне.
- А как вы предполагаете отмечать юбилей Малого театра?
- Мы уже начали отмечать его гастролями в Петербурге, где не были пять лет. Театр получил государственный грант. Но мне бы хотелось отметить юбилей постановкой хорошей русской классики.
- Какой?
- С удовольствием взял бы на себя ответственность за постановку гоголевского "Ревизора".
- А не возникает порою желания снова вернуться в министерское кресло, чтобы решить кое-какие проблемы отечественного театра?
- Да мне и своих забот с Малым театром хватает.
- А почему согласились пятнадцать лет назад на предложение стать министром культуры России?
- Наверное, чувство ответственности сыграло свою роль. Но я тогда при разговоре с Иваном Силаевым, председателем российского правительства, заявил, что из Малого театра не уйду. Он был вынужден согласиться.
- Не жалеете о том времени как о потраченном зря?
- Нет, не жалею. Кое-что в тех трудных экономических условиях было сделано. И до сих пор российские театры это ощущают. Делал на посту министра только то, что считал нужным. Я ведь прекрасно понимал, что должность не на века и мне когда-нибудь придется возвращаться к своим коллегам и смотреть им в глаза. Вернулся через полтора года в Малый театр полностью и окончательно. И сегодня мне не стыдно смотреть в глаза коллегам ни в Петербурге, ни в Москве, ни во Владивостоке.
- Недавно по телевизору вновь показывали "Адъютанта его превосходительства"...
- Раз в год точно какой-нибудь канал обязательно покажет эту картину. Тогда начинается новый виток популярности. Многие молодые люди начинают узнавать.
- Вы пересматриваете свои прежние фильмы?
- И был бы рад, да времени не хватает.
- Сегодня вы бы согласились играть подобную роль - фактически первого советского разведчика?
- Естественно! Ведь это же такой характер, такая драматургия!
- А как же красные и белые?
- А если вы помните картину...
- Конечно, помню.
- Так вот в ней есть сцена, когда Юра спрашивает капитана Кольцова...
- "...Павел Андреевич, вы шпион?"
- Правильно. И что же отвечает мой герой?
- Что-то вроде: "А хороший ли человек генерал Ковалевский?"
- Вот видите! Разговор, конечно, в "Адъютанте..." шел о борьбе красных и белых, но, по-моему, еще и о том, как человеку в трудных условиях сохранить свои лучшие человеческие качества. Недаром телефильм так трудно шел к экрану.
- Цензура запрещала?
- Не совсем. Его просто положили на полку. Был апрель 1970 года. Все готовились отметить 100-летие со дня рождения Ленина. Поэтому выпускались в свет только абсолютно правильные, идеологические фильмы, спектакли. А наш фильм был немного "неправильным"...
- И в чем же была "неправильность"?
- Начальников смущало то, что в нем все оказались умными: и враги, и герои, - хотя у фильма были высокопоставленные консультанты из КГБ. И в один прекрасный момент директор картины решился отвезти ее на просмотр нашему главному консультанту - первому заместителю председателя КГБ Цвигуну. Он тогда находился в кремлевской больнице. Цвигун, чтобы не смотреть в одиночку, пригласил своих друзей, больных соответственного ранга: мол, давайте посмотрим картину, что-то ее не выпускают. Они посмотрели, им понравилось. Через десять дней она была уже показана по Центральному телевидению.
- Ходят легенды, что на роль Кольцова вас утвердили чуть ли не с шестой попытки?
- Это не легенда. Это правда. Только меня не утверждали семь раз. Первоначально я был приглашен на роль капитана Осипова, а Кольцова должен был играть Михаил Ножкин. Но что-то у него с Евгением Ташковым, режиссером картины, не получалось. Видимо, не могли найти общего языка. Тогда Ташков и предложил мне попробоваться на главную роль. Это был мучительный и бесконечный процесс. Я так устал, что мне было уже все равно, утвердят меня или нет. Я никогда за роли не дрался...
- А в жизни приходилось применять силу?
- Бывали случаи, когда ситуация была "на грани фола". Но, применяя свои актерские навыки, я добивался желаемого без применения силы.
- Интересно как?
- Просто гневно и темпераментно возмущался, "накачивая" себя эмоциями. А как известно, в такой ситуации вся физическая составляющая мобилизуется, и твои противники это чувствуют. И ретируются. Слава Богу, пускать в ход кулаки не приходилось.
- Как складываются ваши отношения с людьми в военной форме?
- В военном билете у меня было записано: "Рядовой необученный". В кино же я дослужился аж до чина генерал-майора Советской армии.
- А кто командир у вас дома?
- Все зависит от обстоятельств. Иногда приходится брать командование на себя.
- Вы сыграли огромное множество благородных и сильных мужчин...
- Такова судьба артиста!
- В житейском смысле мужчина должен быть добрым или суровым?
- Он должен быть сурово-добрым или добро-суровым: без компромисса жизнь невозможна. А просто жестоким и суровым человек быть не может. Это уже какое-то извращение человеческих чувств.
- Любой мужчина мечтает чего-то достичь в жизни. Вы в юности ставили себе какие-то цели?
- Я никогда не ставил и не ставлю себе цели, но иногда могу честно сказать: ну вот, оказывается, это и получилось! Всю жизнь ты идешь, не зная заведомо куда и достигнешь ли чего-нибудь, а может быть, тебя по ступенькам обратно спустят. И вдруг - достигаешь. И говоришь себе: "Я сделал это!" Наверное, чем меньше думаешь о цели, тем легче тебе ее достичь.
Сидор НЕВСКИЙ
У Юрия Мефодьевича на все всегда есть собственное мнение. В этом я убеждался не раз. Особенно в вопросах искусства. И не всегда это мнение совпадает с модой на эпатаж, шок, которыми нынче переполнены театральные подмостки. Об этом и о многом другом Юрий Соломин рассказал перед тем, как начались гастроли Малого театра...
- Вам, наверное, как руководителю одного из старейших театров страны, постоянно задают один и тот же вопрос...
- Мне всегда много вопросов задают. Вы какой вопрос имеете в виду?
- Когда на сцене Малого театра появится спектакль, поставленный по современной пьесе?
- Отвечал и буду отвечать так: как только появится хорошая современная пьеса, мы с радостью ее поставим. Ерунду мы не "перевариваем". В нашем театре хороший вкус. То, что нам не годится, мы не ставим. А пока приходится ограничиваться классикой. Малый театр в некотором роде ответственен за всю русскую классику в театре, потому что таковы его традиции. То же, что мы видим в качестве современных поисков в театральном искусстве, по-моему, достойно внимания скорее врачей, чем критиков. Помню, как однажды был очень удивлен, когда, оказавшись за границей по поводу премьеры советско-японского фильма "Дерсу Узала", увидел, что в соседнем зале кинотеатра идет французская эротическая лента "Эммануэль"...
- Однако на Западе так принято...
- Я и тогда говорил, и сейчас говорю, что вижу в подобных фильмах нечто болезненное. Как будто их специально делают для людей нездоровых. Я бы билеты на такие зрелища распространял по рецептам от врачей.
- Наверное, вам не нравятся и театральные эксперименты с классикой в принципе?
- В нашем театре "Чайка" называется "Чайкой", а чеховская героиня отнюдь не наркоманка. Военные в наших спектаклях ходят по сцене в сапогах, а не босиком и не в тапочках. В театре, как и в семье, должны быть традиции, которые надо хранить и передавать из поколения в поколение. Мы стараемся хранить традиции и заботимся не только о молодежи, но и о наших "стариках".
- В чем же вы видите силу традиций?
- Прежде всего в родном языке. В театре говорить надо понятно, а не так, как в телевизионной рекламе, где что-то быстро-быстро произносится. Да так, что еле-еле успеваешь записать номера телефонов. Хотя, может, в иных "продвинутых" театрах дело дойдет до того, что реклама будет звучать во время спектакля. Но могу сказать твердо: в Малом театре такого никогда не будет.
Посмотрите, как гордятся своим родным языком французы, немцы, англичане, итальянцы... А у нас? У нас верхняя губа не работает у нескольких миллионов людей. И не поймешь, что и кто говорит, - и в обыденной жизни, и с театральных подмостков, и с телеэкрана. Многие наши начальники делают неправильные ударения, а потом телевидение все это повторяет, и мы привыкаем говорить неправильно, коверкая русский язык.
- В нынешнем году у вас был юбилей...
- Мы в театре особого торжества не устраивали. Просто принимал поздравления от тех, кто приходил. Мы вместе выпивали. Вот и все. Шумиха - не по мне.
- А как вы предполагаете отмечать юбилей Малого театра?
- Мы уже начали отмечать его гастролями в Петербурге, где не были пять лет. Театр получил государственный грант. Но мне бы хотелось отметить юбилей постановкой хорошей русской классики.
- Какой?
- С удовольствием взял бы на себя ответственность за постановку гоголевского "Ревизора".
- А не возникает порою желания снова вернуться в министерское кресло, чтобы решить кое-какие проблемы отечественного театра?
- Да мне и своих забот с Малым театром хватает.
- А почему согласились пятнадцать лет назад на предложение стать министром культуры России?
- Наверное, чувство ответственности сыграло свою роль. Но я тогда при разговоре с Иваном Силаевым, председателем российского правительства, заявил, что из Малого театра не уйду. Он был вынужден согласиться.
- Не жалеете о том времени как о потраченном зря?
- Нет, не жалею. Кое-что в тех трудных экономических условиях было сделано. И до сих пор российские театры это ощущают. Делал на посту министра только то, что считал нужным. Я ведь прекрасно понимал, что должность не на века и мне когда-нибудь придется возвращаться к своим коллегам и смотреть им в глаза. Вернулся через полтора года в Малый театр полностью и окончательно. И сегодня мне не стыдно смотреть в глаза коллегам ни в Петербурге, ни в Москве, ни во Владивостоке.
- Недавно по телевизору вновь показывали "Адъютанта его превосходительства"...
- Раз в год точно какой-нибудь канал обязательно покажет эту картину. Тогда начинается новый виток популярности. Многие молодые люди начинают узнавать.
- Вы пересматриваете свои прежние фильмы?
- И был бы рад, да времени не хватает.
- Сегодня вы бы согласились играть подобную роль - фактически первого советского разведчика?
- Естественно! Ведь это же такой характер, такая драматургия!
- А как же красные и белые?
- А если вы помните картину...
- Конечно, помню.
- Так вот в ней есть сцена, когда Юра спрашивает капитана Кольцова...
- "...Павел Андреевич, вы шпион?"
- Правильно. И что же отвечает мой герой?
- Что-то вроде: "А хороший ли человек генерал Ковалевский?"
- Вот видите! Разговор, конечно, в "Адъютанте..." шел о борьбе красных и белых, но, по-моему, еще и о том, как человеку в трудных условиях сохранить свои лучшие человеческие качества. Недаром телефильм так трудно шел к экрану.
- Цензура запрещала?
- Не совсем. Его просто положили на полку. Был апрель 1970 года. Все готовились отметить 100-летие со дня рождения Ленина. Поэтому выпускались в свет только абсолютно правильные, идеологические фильмы, спектакли. А наш фильм был немного "неправильным"...
- И в чем же была "неправильность"?
- Начальников смущало то, что в нем все оказались умными: и враги, и герои, - хотя у фильма были высокопоставленные консультанты из КГБ. И в один прекрасный момент директор картины решился отвезти ее на просмотр нашему главному консультанту - первому заместителю председателя КГБ Цвигуну. Он тогда находился в кремлевской больнице. Цвигун, чтобы не смотреть в одиночку, пригласил своих друзей, больных соответственного ранга: мол, давайте посмотрим картину, что-то ее не выпускают. Они посмотрели, им понравилось. Через десять дней она была уже показана по Центральному телевидению.
- Ходят легенды, что на роль Кольцова вас утвердили чуть ли не с шестой попытки?
- Это не легенда. Это правда. Только меня не утверждали семь раз. Первоначально я был приглашен на роль капитана Осипова, а Кольцова должен был играть Михаил Ножкин. Но что-то у него с Евгением Ташковым, режиссером картины, не получалось. Видимо, не могли найти общего языка. Тогда Ташков и предложил мне попробоваться на главную роль. Это был мучительный и бесконечный процесс. Я так устал, что мне было уже все равно, утвердят меня или нет. Я никогда за роли не дрался...
- А в жизни приходилось применять силу?
- Бывали случаи, когда ситуация была "на грани фола". Но, применяя свои актерские навыки, я добивался желаемого без применения силы.
- Интересно как?
- Просто гневно и темпераментно возмущался, "накачивая" себя эмоциями. А как известно, в такой ситуации вся физическая составляющая мобилизуется, и твои противники это чувствуют. И ретируются. Слава Богу, пускать в ход кулаки не приходилось.
- Как складываются ваши отношения с людьми в военной форме?
- В военном билете у меня было записано: "Рядовой необученный". В кино же я дослужился аж до чина генерал-майора Советской армии.
- А кто командир у вас дома?
- Все зависит от обстоятельств. Иногда приходится брать командование на себя.
- Вы сыграли огромное множество благородных и сильных мужчин...
- Такова судьба артиста!
- В житейском смысле мужчина должен быть добрым или суровым?
- Он должен быть сурово-добрым или добро-суровым: без компромисса жизнь невозможна. А просто жестоким и суровым человек быть не может. Это уже какое-то извращение человеческих чувств.
- Любой мужчина мечтает чего-то достичь в жизни. Вы в юности ставили себе какие-то цели?
- Я никогда не ставил и не ставлю себе цели, но иногда могу честно сказать: ну вот, оказывается, это и получилось! Всю жизнь ты идешь, не зная заведомо куда и достигнешь ли чего-нибудь, а может быть, тебя по ступенькам обратно спустят. И вдруг - достигаешь. И говоришь себе: "Я сделал это!" Наверное, чем меньше думаешь о цели, тем легче тебе ее достичь.
Сидор НЕВСКИЙ
