Общество
ЖИЛ ОДИН РЫЖИЙ ЧЕЛОВЕК...
22 декабря
К чести моих родителей, могу радостно констатировать: Хармс был моим любимым писателем с самого раннего детства. Я и сейчас его, разумеется, люблю, только иначе. Вот уже сотый раз, наверное, новый смысл открывается мне в каждой строчке, притом что большинство произведений Хармса я знаю наизусть.
Любимый писатель моего детства не всегда был Хармсом. Собственно, его звали Даниил Иванович Ювачев. Еще в школе он придумывал себе псевдонимы: был Хормс, Чармс, Шардам и даже Хармс-Дандан. Он часто говорил (или писал в дневниках), что имя нужно менять, чтобы избежать несчастья. Однако несчастья преследовали его с противной настойчивостью, и в 1941 году - в самом начале войны - Хармс был арестован, затем признан невменяемым. Его направили на принудительное лечение в психиатрическую больницу, но о каком лечении могла в то время идти речь!.. В феврале 1942 года один из лучших русских и советских писателей банально и страшно умер от голода.
В детстве я, разумеется, всего этого не знала. Мне это было неинтересно. Это сегодня я понимаю, что мне 35, а Хармс умер в 37. А тогда я просто зачитывала его рассказы буквально до дыр и повсюду гордо их цитировала. Надо сказать, свободные в плане литературы и искусства нравы в моей семье несколько раз чуть было не стоили карьеры моим родителям. Представьте себе девочку, которая раздает одноклассникам запрещенные книги, читает под партой самиздатовского Аксенова, цитирует в школьных сочинениях Войновича и пытается использовать стихи Хармса в новогоднем вечере...
Чаще всего я вслух зачитывала "Случаи" Хармса. Если при мне говорили о рыжих, я заводила, хихикая: "Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно". И остановиться я уже не могла. Давясь от смеха и размахивая руками, я продолжала: "Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног... Ничего не было! Так что непонятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить". Правда же, это прекрасно? И я искренне не понимаю людей, которые так не думают. Ведь не просто же смешно и от души - сколько можно найти здесь скрытого смысла, тонкой иронии, социальной сатиры и еще бог знает чего, о чем могут долго и нудно говорить искусствоведы, литературные критики и прочие специалисты. Я не разбиралась тогда. Я не ищу ничего и сейчас. Я просто наслаждаюсь и радуюсь: всякий талант, особенно такой талантище, прекрасен.
Случай про старух, выпадающих из окна, был моим любимым чтением вслух. Моя первая любовь, мальчик тоже из интеллигентной петербургской семьи, с радостью шел со мной на крышу на Петроградской, чтобы в лучах заката читать Хармса. Мы по очереди декламировали, обращаясь к чердачным кошкам и к людям, высовывавшимся на наш беззаботный смех из окон коммуналок во дворах-колодцах: "А когда из окна выпала шестая старуха, мне надоело на них смотреть, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль". Кстати, рынок в пору нашего детства назывался Некрасовским, ибо был на улице Некрасова. О том, что он раньше (как и теперь) назывался Мальцевским, я не имела понятия. Все-таки я историю с обществоведением не очень уважала, предпочитая иностранные языки и русскую и зарубежную литературу.
Еще мне очень нравились детские рассказы. Например, про то, как "однажды лев, слон, жирафа, олень, страус, лось, дикая лошадь и собака поспорили, кто из них быстрее всех бегает. Спорили, спорили и чуть было не подрались". До того они потешно смеялись, чесались и бежали!..
На наше с вами счастье, жена Хармса Марина Малич вместе с его другом Яковом Друскиным пришла в квартиру после бомбежки и вынесла в легендарном уже чемоданчике все рукописи Даниила Ивановича. Друскин сумел сохранить их в эвакуации.
А еще, мне кажется, многие должны знать и любить стихи Хармса. У меня была пластинка, на которой знаменитая в 70-е годы "Радио-няня" (артисты Литвинов, Лившиц и Левенбук) пела песни на эти стихи. Если бы газетные строки позволяли передавать музыку так, как умеют они передать настроение и состояние, я бы исполнила сейчас с чувством: "Из дома вышел человек // С веревкой и мешком. // И в дальний путь, и в дальний путь // Отправился пешком".
Один мой знакомый так и пишет, когда его просят изложить биографию, - про то, как он из дома вышел.
А истории Хармса про Пушкина в моей семье чаще всего читали летом на даче. Разумеется, вслух. Теперь, когда кто-то из нас пишет статью и гордится ею, ему говорят: "Да никако ты писака!" Если кто-то спотыкается, моя тетя не преминет язвительно заметить: "Никак об Гоголя?" А когда мы жалуемся друг другу на сложный подростковый возраст наших детей, обязательно снова цитируем Хармса и говорим: "А вот у Пушкина, мол, было четыре сына - и все идиоты".
В общем, если я продолжу, то прочитаю вам наизусть всего Хармса, доведу вас до колик, разучу с вами с десяток песен, и нам еще придется хором скандировать: "Хоть святых вон выноси". Лучше купите себе книжек. Если у вас есть одна и это Хармс, не поскупитесь и купите еще. Он много написал, и все это литература высочайшего качества. Хотя он сам называл это чушью. Улыбнитесь в этом месте.
Мария КИНГИСЕПП
Любимый писатель моего детства не всегда был Хармсом. Собственно, его звали Даниил Иванович Ювачев. Еще в школе он придумывал себе псевдонимы: был Хормс, Чармс, Шардам и даже Хармс-Дандан. Он часто говорил (или писал в дневниках), что имя нужно менять, чтобы избежать несчастья. Однако несчастья преследовали его с противной настойчивостью, и в 1941 году - в самом начале войны - Хармс был арестован, затем признан невменяемым. Его направили на принудительное лечение в психиатрическую больницу, но о каком лечении могла в то время идти речь!.. В феврале 1942 года один из лучших русских и советских писателей банально и страшно умер от голода.
В детстве я, разумеется, всего этого не знала. Мне это было неинтересно. Это сегодня я понимаю, что мне 35, а Хармс умер в 37. А тогда я просто зачитывала его рассказы буквально до дыр и повсюду гордо их цитировала. Надо сказать, свободные в плане литературы и искусства нравы в моей семье несколько раз чуть было не стоили карьеры моим родителям. Представьте себе девочку, которая раздает одноклассникам запрещенные книги, читает под партой самиздатовского Аксенова, цитирует в школьных сочинениях Войновича и пытается использовать стихи Хармса в новогоднем вечере...
Чаще всего я вслух зачитывала "Случаи" Хармса. Если при мне говорили о рыжих, я заводила, хихикая: "Жил один рыжий человек, у которого не было глаз и ушей. У него не было и волос, так что рыжим его называли условно". И остановиться я уже не могла. Давясь от смеха и размахивая руками, я продолжала: "Говорить он не мог, так как у него не было рта. Носа тоже у него не было. У него не было даже рук и ног... Ничего не было! Так что непонятно, о ком идет речь. Уж лучше мы о нем не будем больше говорить". Правда же, это прекрасно? И я искренне не понимаю людей, которые так не думают. Ведь не просто же смешно и от души - сколько можно найти здесь скрытого смысла, тонкой иронии, социальной сатиры и еще бог знает чего, о чем могут долго и нудно говорить искусствоведы, литературные критики и прочие специалисты. Я не разбиралась тогда. Я не ищу ничего и сейчас. Я просто наслаждаюсь и радуюсь: всякий талант, особенно такой талантище, прекрасен.
Случай про старух, выпадающих из окна, был моим любимым чтением вслух. Моя первая любовь, мальчик тоже из интеллигентной петербургской семьи, с радостью шел со мной на крышу на Петроградской, чтобы в лучах заката читать Хармса. Мы по очереди декламировали, обращаясь к чердачным кошкам и к людям, высовывавшимся на наш беззаботный смех из окон коммуналок во дворах-колодцах: "А когда из окна выпала шестая старуха, мне надоело на них смотреть, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль". Кстати, рынок в пору нашего детства назывался Некрасовским, ибо был на улице Некрасова. О том, что он раньше (как и теперь) назывался Мальцевским, я не имела понятия. Все-таки я историю с обществоведением не очень уважала, предпочитая иностранные языки и русскую и зарубежную литературу.
Еще мне очень нравились детские рассказы. Например, про то, как "однажды лев, слон, жирафа, олень, страус, лось, дикая лошадь и собака поспорили, кто из них быстрее всех бегает. Спорили, спорили и чуть было не подрались". До того они потешно смеялись, чесались и бежали!..
На наше с вами счастье, жена Хармса Марина Малич вместе с его другом Яковом Друскиным пришла в квартиру после бомбежки и вынесла в легендарном уже чемоданчике все рукописи Даниила Ивановича. Друскин сумел сохранить их в эвакуации.
А еще, мне кажется, многие должны знать и любить стихи Хармса. У меня была пластинка, на которой знаменитая в 70-е годы "Радио-няня" (артисты Литвинов, Лившиц и Левенбук) пела песни на эти стихи. Если бы газетные строки позволяли передавать музыку так, как умеют они передать настроение и состояние, я бы исполнила сейчас с чувством: "Из дома вышел человек // С веревкой и мешком. // И в дальний путь, и в дальний путь // Отправился пешком".
Один мой знакомый так и пишет, когда его просят изложить биографию, - про то, как он из дома вышел.
А истории Хармса про Пушкина в моей семье чаще всего читали летом на даче. Разумеется, вслух. Теперь, когда кто-то из нас пишет статью и гордится ею, ему говорят: "Да никако ты писака!" Если кто-то спотыкается, моя тетя не преминет язвительно заметить: "Никак об Гоголя?" А когда мы жалуемся друг другу на сложный подростковый возраст наших детей, обязательно снова цитируем Хармса и говорим: "А вот у Пушкина, мол, было четыре сына - и все идиоты".
В общем, если я продолжу, то прочитаю вам наизусть всего Хармса, доведу вас до колик, разучу с вами с десяток песен, и нам еще придется хором скандировать: "Хоть святых вон выноси". Лучше купите себе книжек. Если у вас есть одна и это Хармс, не поскупитесь и купите еще. Он много написал, и все это литература высочайшего качества. Хотя он сам называл это чушью. Улыбнитесь в этом месте.
Мария КИНГИСЕПП
