Культура
МЕМУАРЫ МАДАМ БАТТЕРФЛАЙ
08 февраля
Режиссер Юрий Александров, выбрав "Чио-Чио-сан", оказался в центре событий: мода на веера и кимоно переживает очередной подъем. Зритель, откушав суши, потянулся в кино изучать "Мемуары гейши". Но для режиссера опера Пуччини "Мадам Баттерфлай" попала в другой контекст. Она продолжила линию поставленных до нее в этом театре "Травиаты" и "Поругания Лукреции". Так что тема извечного женского страдания вновь в центре внимания.
Режиссер задумал показать эту историю на фоне трагедий в Хиросиме и Нагасаки. Опера начинается с того, что из-под завалов пепла выбираются непонятные серые существа, запуганные и несчастные, и начинают суетливо умываться. Выглядит это, надо сказать, весьма правдоподобно с актерской точки зрения и с музыкой сочетается хорошо. Так что перерасти мотив в некую более основательную линию - может, и вышло бы новое прочтение оперы. Однако на этом линия незаметно теряется, не получая дальнейшего развития.
Тем не менее опера продолжается. И на сцену выходит Пинкертон - очаровательный американец, обернувшийся в узорчатый шелковый японский халатик поверх повседневной одежды моряка. Он похож на одного из наших туристов в экзотических странах, когда они, не зная обычаев, стараются почувствовать местный колорит. Добродушно, но абсолютно бессистемно они выказывают свою симпатию к аборигенам, напяливая соломенную панамку, вьетнамки, чалму и поедая загадочный сине-зеленый местный деликатес китайскими палочками.
Такое впечатление комического невежи оставляет после себя и первое появление Пинкертона. Но эта сцена хороша не только режиссерским решением, но и мастерством Дмитрия Головнина, прекрасно и очень динамично исполнившего свою роль. Начало оперы проходит на одном дыхании и льется как песня.
"Тяжелее" выглядит главная героиня Чио-Чио-сан в исполнении Елены Севериной. Первое же ее вступление показало, что певице не очень подходит эта роль, несмотря на внешний эффект соответствия ее внешности образу. С развитием оперы ее голос стал литься свободнее, но все равно слишком глубокое произношение звуков, громкое дыхание и скованность движений не давали ей раскрыть образ.
Долгие сцены в середине оперы с оформлением из трех шкафов-коробок и иногда меняющего цвет задника возвращали постановку в традиционную колею, не давая примкнуть ни к одному новому режиссерскому мотиву.
Только в конце, перед смертью главной героини, трагедия любящей японки сумела "зацепить" зрителя: когда Чио-Чио-сан собирается покончить с собой и служанка приводит ее сына, колокольчик в его руках звучит дерзкой доминантой опустошающей финальной сцене. А наступающие из окна огромные небоскребы "давят" маленькую комнатку со страдающей женщиной. Она не была предана, просто она не поняла времени, не поняла, что вся эта любовь - понарошку. Здесь нет красного пятна крови, как в постановке "Ла Скала", нет физической смерти, самоубийства. Есть боль, растерянность и уязвимость чувствующего существа, не сумевшего пережить рождение нового мира с его жестокостью.
Если говорить о "послевкусии", то неожиданно для Юрия Александрова - из-под всех его экспериментов с минимализацией пространства и декораций, введением мотива послевоенной Хиросимы и неожиданных небоскребов в финале - на первый план вышла в общем-то традиционная "Мадам Баттерфлай" со всеми чувствами и эмоциями, только сильно акцентированными и ярко решенными началом и концом. Наверное, просто история человеческих отношений в этой опере чересчур сильна, и ее не изменить никакими постановками.
Алина ЦИОПА
Режиссер задумал показать эту историю на фоне трагедий в Хиросиме и Нагасаки. Опера начинается с того, что из-под завалов пепла выбираются непонятные серые существа, запуганные и несчастные, и начинают суетливо умываться. Выглядит это, надо сказать, весьма правдоподобно с актерской точки зрения и с музыкой сочетается хорошо. Так что перерасти мотив в некую более основательную линию - может, и вышло бы новое прочтение оперы. Однако на этом линия незаметно теряется, не получая дальнейшего развития.
Тем не менее опера продолжается. И на сцену выходит Пинкертон - очаровательный американец, обернувшийся в узорчатый шелковый японский халатик поверх повседневной одежды моряка. Он похож на одного из наших туристов в экзотических странах, когда они, не зная обычаев, стараются почувствовать местный колорит. Добродушно, но абсолютно бессистемно они выказывают свою симпатию к аборигенам, напяливая соломенную панамку, вьетнамки, чалму и поедая загадочный сине-зеленый местный деликатес китайскими палочками.
Такое впечатление комического невежи оставляет после себя и первое появление Пинкертона. Но эта сцена хороша не только режиссерским решением, но и мастерством Дмитрия Головнина, прекрасно и очень динамично исполнившего свою роль. Начало оперы проходит на одном дыхании и льется как песня.
"Тяжелее" выглядит главная героиня Чио-Чио-сан в исполнении Елены Севериной. Первое же ее вступление показало, что певице не очень подходит эта роль, несмотря на внешний эффект соответствия ее внешности образу. С развитием оперы ее голос стал литься свободнее, но все равно слишком глубокое произношение звуков, громкое дыхание и скованность движений не давали ей раскрыть образ.
Долгие сцены в середине оперы с оформлением из трех шкафов-коробок и иногда меняющего цвет задника возвращали постановку в традиционную колею, не давая примкнуть ни к одному новому режиссерскому мотиву.
Только в конце, перед смертью главной героини, трагедия любящей японки сумела "зацепить" зрителя: когда Чио-Чио-сан собирается покончить с собой и служанка приводит ее сына, колокольчик в его руках звучит дерзкой доминантой опустошающей финальной сцене. А наступающие из окна огромные небоскребы "давят" маленькую комнатку со страдающей женщиной. Она не была предана, просто она не поняла времени, не поняла, что вся эта любовь - понарошку. Здесь нет красного пятна крови, как в постановке "Ла Скала", нет физической смерти, самоубийства. Есть боль, растерянность и уязвимость чувствующего существа, не сумевшего пережить рождение нового мира с его жестокостью.
Если говорить о "послевкусии", то неожиданно для Юрия Александрова - из-под всех его экспериментов с минимализацией пространства и декораций, введением мотива послевоенной Хиросимы и неожиданных небоскребов в финале - на первый план вышла в общем-то традиционная "Мадам Баттерфлай" со всеми чувствами и эмоциями, только сильно акцентированными и ярко решенными началом и концом. Наверное, просто история человеческих отношений в этой опере чересчур сильна, и ее не изменить никакими постановками.
Алина ЦИОПА
