Культура
ДЛЯ МЕДЛЕННОГО ЧТЕНИЯ
29 июля
О рассказах Владимира Насущенко говорить трудно. Чем-то они подобны лирическим стихам, сила которых, даже если и есть в них внешний событийный рисунок, - во внутреннем, порой трудно постижимом логикой разума содержании. Попробуйте рассказать о лермонтовском лирическом шедевре "Ночевала тучка золотая...".
Пытаясь осмыслить написанное этим прозаиком, невольно опасаешься: как бы любой анализ не превратился в критическую экзекуцию хрупкой, филигранной работы писателя-мастера. Скажешь, например, что рассказ "Розовая дача" - о том, как мальчишка-матрос когда-то во время войны спас Андрюса, теперь уже давно постаревшего. И верно будто бы скажешь: ведь почти весь рассказ и занимает эта история. Но... Скажешь так - и ускользнет нечто. О чем же все-таки поведал автор? Может быть, о горьком чувстве вины очень старого человека, пришедшего на забытую могилу, перед парнишкой, когда-то жизнью заплатившим за его, Андрюса, спасение. Может, и о том, что в прошлом - в той безоглядности поступков, в том почти детском бесстрашии подростка - он, старый человек, стоя на своем последнем пороге перед вечностью, ищет духовную опору. Или еще о чем-то?
Да, конечно, о чем бы и о ком бы ни писал Насущенко - о старом солдате или о блокадных детях, о рыбаках или просто рыболовах, о рабочем-сварщике или машинисте - он прекрасно знает профессиональные и житейские подробности бытия. Это и понятно, сам он - дитя блокады, за свою уже немалую жизнь побывал и помощником машиниста, и мотористом торгового флота, и геологом... Но это доскональное знание лишь источник, из которого питается его мастерство. Сила воздействия его прозы в каком-то ином знании; я бы сказала, в самом характере восприятия земной жизни.
В рассказе "Розовая дача" есть слова, относящиеся к Андрюсу, но характеризующие, на мой взгляд, и мировосприятие, и словесное мастерство самого писателя. "Разглядывал предметы вокруг, будто видел их в последний раз". Насущенко воспринимает мир как человек, всеми фибрами души чувствующий кратковременность плотского человеческого бытия на бесконечно дорогой и прекрасной земле. Такой взгляд на мир, вероятно, и рождает взаимопроникновение точного реалистического письма, тонкого психологизма, философской наполненности и удивительного лиризма. Лиризма, существующего как глубинное состояние души, постигшей цену жизни, каждого ее мгновения. Сколь бы печальна или даже трагична ни была повествуемая история, писатель, словно смакуя, воспроизводит течение жизни, в которой, пока она теплится в теле, заключены все возможности и надежды человека. При этом он не ищет неожиданных метафор. Он убеждает простым, точным, словно бы единственно возможным словом.
Не могу не привести отрывок из рассказа "Если я не приду...". Происходило это в блокадную зиму. Недавно похоронивший жену Филипп Денисович Жмыхов отправился наловить рыбы, чтобы спасти от голодной смерти осиротевшую девочку, которую ему пришлось приютить. Обессилевший старик не в состоянии тащить улов. Но он не бросает мешок с рыбой, даже когда пытается вылезти из глубокой воронки, куда свалился, догоняя санитарный автобус.
Поединок со смертью во имя спасения где-то угасающей детской жизни выписан так, что постигаешь и потаенную щедрость души старика Жмыхова, его многолетний опыт сопротивления несчастьям, и сиюминутные изменения его физического и психического состояния, чувствуешь и его вечную обращенность к небу и мгновенное восприятие неба ("зеленое небо" могли увидеть только глаза физически измученного человека, ослепленные белизной снега).
О любви, как и о природе, Насущенко пишет тонко и целомудренно. Прочитаешь его рассказы "Дом на канале", "Перстень с плоским камнем", "Девушка с кошкой", "Дачник Яковлев", окунешься в атмосферу чистых, глубоких, естественных чувств, и какими убогими покажутся современные эрзац-любовные истории, украшенные яркими обложками с изображением обнаженных красавиц!
Рассказ "Дачник Яковлев" имеет подзаголовок "для медленного чтения". Его можно отнести ко всему творчеству писателя. Проза Насущенко - для медленного чтения. И про себя, и особенно, как мне кажется, вслух. Ее надо читать, смакуя прелесть выразительного, точного, живого русского слова.
"Раз восемь тянул до края воронки и съезжал. Наконец, нашел пологое место, вытащил нож делать ступени. Он работал вслепую, на ощупь отгребая осколки голой рукой. Варежки он потерял. Пальцы коченели, нож вываливался из рук. Но старик упорно долбил террасы, уминал коленями площадки, потом подтягивал грузный мешок. Он слышал, как взревел мотор. Наступила тишина. Спешить теперь не было смысла. Последняя ступень его доконала. Он делал ее целую вечность.
Когда перевалил хребет, встать не мог. Лег на спину, раскинув окровавленные руки, и смотрел в зеленое небо".
Татьяна БАТУРИНА
Пытаясь осмыслить написанное этим прозаиком, невольно опасаешься: как бы любой анализ не превратился в критическую экзекуцию хрупкой, филигранной работы писателя-мастера. Скажешь, например, что рассказ "Розовая дача" - о том, как мальчишка-матрос когда-то во время войны спас Андрюса, теперь уже давно постаревшего. И верно будто бы скажешь: ведь почти весь рассказ и занимает эта история. Но... Скажешь так - и ускользнет нечто. О чем же все-таки поведал автор? Может быть, о горьком чувстве вины очень старого человека, пришедшего на забытую могилу, перед парнишкой, когда-то жизнью заплатившим за его, Андрюса, спасение. Может, и о том, что в прошлом - в той безоглядности поступков, в том почти детском бесстрашии подростка - он, старый человек, стоя на своем последнем пороге перед вечностью, ищет духовную опору. Или еще о чем-то?
Да, конечно, о чем бы и о ком бы ни писал Насущенко - о старом солдате или о блокадных детях, о рыбаках или просто рыболовах, о рабочем-сварщике или машинисте - он прекрасно знает профессиональные и житейские подробности бытия. Это и понятно, сам он - дитя блокады, за свою уже немалую жизнь побывал и помощником машиниста, и мотористом торгового флота, и геологом... Но это доскональное знание лишь источник, из которого питается его мастерство. Сила воздействия его прозы в каком-то ином знании; я бы сказала, в самом характере восприятия земной жизни.
В рассказе "Розовая дача" есть слова, относящиеся к Андрюсу, но характеризующие, на мой взгляд, и мировосприятие, и словесное мастерство самого писателя. "Разглядывал предметы вокруг, будто видел их в последний раз". Насущенко воспринимает мир как человек, всеми фибрами души чувствующий кратковременность плотского человеческого бытия на бесконечно дорогой и прекрасной земле. Такой взгляд на мир, вероятно, и рождает взаимопроникновение точного реалистического письма, тонкого психологизма, философской наполненности и удивительного лиризма. Лиризма, существующего как глубинное состояние души, постигшей цену жизни, каждого ее мгновения. Сколь бы печальна или даже трагична ни была повествуемая история, писатель, словно смакуя, воспроизводит течение жизни, в которой, пока она теплится в теле, заключены все возможности и надежды человека. При этом он не ищет неожиданных метафор. Он убеждает простым, точным, словно бы единственно возможным словом.
Не могу не привести отрывок из рассказа "Если я не приду...". Происходило это в блокадную зиму. Недавно похоронивший жену Филипп Денисович Жмыхов отправился наловить рыбы, чтобы спасти от голодной смерти осиротевшую девочку, которую ему пришлось приютить. Обессилевший старик не в состоянии тащить улов. Но он не бросает мешок с рыбой, даже когда пытается вылезти из глубокой воронки, куда свалился, догоняя санитарный автобус.
Поединок со смертью во имя спасения где-то угасающей детской жизни выписан так, что постигаешь и потаенную щедрость души старика Жмыхова, его многолетний опыт сопротивления несчастьям, и сиюминутные изменения его физического и психического состояния, чувствуешь и его вечную обращенность к небу и мгновенное восприятие неба ("зеленое небо" могли увидеть только глаза физически измученного человека, ослепленные белизной снега).
О любви, как и о природе, Насущенко пишет тонко и целомудренно. Прочитаешь его рассказы "Дом на канале", "Перстень с плоским камнем", "Девушка с кошкой", "Дачник Яковлев", окунешься в атмосферу чистых, глубоких, естественных чувств, и какими убогими покажутся современные эрзац-любовные истории, украшенные яркими обложками с изображением обнаженных красавиц!
Рассказ "Дачник Яковлев" имеет подзаголовок "для медленного чтения". Его можно отнести ко всему творчеству писателя. Проза Насущенко - для медленного чтения. И про себя, и особенно, как мне кажется, вслух. Ее надо читать, смакуя прелесть выразительного, точного, живого русского слова.
"Раз восемь тянул до края воронки и съезжал. Наконец, нашел пологое место, вытащил нож делать ступени. Он работал вслепую, на ощупь отгребая осколки голой рукой. Варежки он потерял. Пальцы коченели, нож вываливался из рук. Но старик упорно долбил террасы, уминал коленями площадки, потом подтягивал грузный мешок. Он слышал, как взревел мотор. Наступила тишина. Спешить теперь не было смысла. Последняя ступень его доконала. Он делал ее целую вечность.
Когда перевалил хребет, встать не мог. Лег на спину, раскинув окровавленные руки, и смотрел в зеленое небо".
Татьяна БАТУРИНА
