Культура
МЭТРЫ И ПРИМАДОННЫ
29 сентября
Олег Табаков, актер, режиссер
О, ЭТА ФРАУ ВИОЛЕТТА!
Люблю оперу... Петербургу повезло, у вас есть Анна Нетребко. И я рад, что лоббировал присуждение ей Президентской премии. Знавал я и других оперных див.
Был случай, пригласили меня режиссером на постановку "Травиаты" в Боннской опере, где Юрий Любимов ставил незабвенного "Евгения Онегина". Предложение было солидное, в том числе и по гонорарной части. Оплата труда в оперном театре превосходит оплату труда в драматическом примерно в два с половиной раза. Я приехал для предварительных переговоров. И в первый вечер меня принимала 63-летняя примадонна. Разговор шел о замысле постановки.
Мы с художником Давидом Боровским, по-моему, довольно забавно придумали. Поскольку героиня там помирает все время, мы предложили выстроить четыре акта в гамме угасания: цветы одни, цветы другие, цветы третьи и... совсем девушка закашлялась.
Когда я изложил примадонне постановочную идею, она сказала: "Знаете, что бы вы там ни придумали, это никому не интересно. Нужно сделать так. Гаснет свет. Луч прожектора - на мне, и я из левой дальней кулисы иду к центру". Это я еще гуманно излагаю ее театральные идеи.
Наутро я ланчевал с вице-примадонной, девушкой 51 года. Общение с ней произвело на меня не менее сильное впечатление, чем предыдушая встреча. После этого я немедленно НА СВОИ ДЕНЬГИ купил билет на самолет, и больше они меня там не видели никогда. Не удивлюсь, если те фрау из Бонна и сейчас в луче прожектора поют о любви.
Максим Шостакович, дирижер
БОЙ В КРЫМУ, ВСЕ В ДЫМУ...
Мой учитель Александр Васильевич Гаук спрашивал своих учеников, с какой музыкой им хотелось бы поработать. Один назвал Брукнера, другой Малера... На что Гаук сказал: "Хлеб русский жрете, а музыку западную любите! Калинникова будете играть".
Из русской музыки у меня была особая история с "Богатырской симфонией" Бородина. Во времена Брежнева ее довольно часто транслировали по телевидению. Она хорошо подходила для всяких торжественных случаев. А я тогда возглавлял симфонический оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио и сделал запись этой симфонии.
Прошло некоторое время - нельзя запись в эфир пускать, потому что один из оркестрантов уехал в Израиль. А раз уехал из страны, показывать его лицо на экране запрещалось. Сделали мы другую запись "Богатырской". Но тут уехал еще один музыкант из нашего оркестра. Опять та же ситуация. И так пришлось нам переигрывать симфонию раз пять, если не больше. В конце концов придумали технический трюк: "Бой в Крыму, все в дыму". Лица музыкантов смазаны, никого толком не разглядеть. Следующая перезапись потребовалась уже после моего отъезда.
Ну а из папиных сочинений часто исполнялся на концертах романс из фильма "Овод". Особенно он известен в записи ансамбля скрипачей Большого театра под руководством Юлия Реентовича. Как-то должен я был дирижировать этим романсом, и папа мне говорит:
- Слушай, сыграй наконец правильно...
Оказывается, у него в романсе первая фраза звучит иначе. Я обрадовался, что смогу это сделать по-новому. Но прошло некоторое время. И как-то вечером - стук в дверь (он к детям привык всегда стучать), входит отец:
- Слушай, Максим, играй, как было... Мне Реентовича жалко.
Игорь Окрепилов, актер
БОЛЬШОЙ ШУХЕР НА МОХОВОЙ
В студенческие годы мы с моим однокурсником Игорем Еремеевым любили всех разыгрывать. И однажды попался на нашу удочку сам Товстоногов. В ту пору театральными сенсациями Ленинграда были спектакли его курса - "Зримая песня" и "Вестсайдская история", которые игрались в Учебном театре на Моховой. А "Зримую песню" даже пригласили на студенческий фестиваль в Нанси.
Как-то сидели мы у Игоря в гостях. А его отец работал в КГБ по технической части. Присоединился он к нашему застолью. И как-то невзначай узнали мы от него, что первый секретарь Ленинградского обкома партии Толстиков завтра вечером будет возлагать цветы на Марсовом поле. Какая-то готовилась там акция, и Еремеев-старший руководил установкой радиоаппаратуры. В тот же вечер на Моховой шла "Вестсайдская история". И созрел у нас с Еремой один план...
На другой день часа за два до начала спектакля зашли мы в телефонную будку на Моховой и набрали номер директора Учебного театра. Это была уже довольно пожилая женщина, но милейшая. Звонок ее очень взволновал - не каждый день ей звонил референт Толстикова! Да еще с таким известием: Василий Сергеевич хочет посетить "Вестсайдскую историю", просит зарезервировать шесть мест... Правда, предупредил "референт", может быть небольшая задержка, связанная с церемонией возложения цветов на Марсовом поле.
Ректором института был Шишкин, с палочкой ходил. Тут он, кажется, про палочку свою забыл. Такой шухер начался! Стали из института в театр переносить горшки с цветами, чтобы облагородить интерьер. Только что ковровую дорожку не расстелили. Мы с Еремой ходим, наблюдаем. Зал уже полон, только в первом ряду - шесть свободных мест. Время начинать. Тут объявляют, что по техническим причинам спектакль задерживается.
Все уже знают причину задержки. Толпа стоит на лестнице и смотрит на улицу. Вдруг - возгласы: "Едут! Едут!" Глядим - с Пестеля на Моховую повернули две черные "Волги". Но они проехали мимо театра. Тут вошли в зал два молодых парня в одинаковых черных костюмах. Народ не дурак, понимает: охрана. Так нам в этом розыгрыше подыгрывали мелкие обстоятельства. Но парни исчезли, и опять потянулось ожидание. Наконец, Товстоногов выкинул в урну пустую пачку "Мальборо" и сказал: "Все, больше ждать не будем. Начинаем".
Прошло много лет. Я дружил с Сандро, сыном Георгия Александровича, был вхож в его дом. Однажды, когда мы сидели на знаменитой кухне, Сандро меня подбил: "Ну, расколись". И я рассказал Гоге про наш розыгрыш. "Ну, если бы я знал тогда... - сказал Товстоногов. Повисла долгая пауза, после чего последовало: "Ну, молодцы!"
Микробайка от О. С.
Один знакомый музыкант, о котором стали редко упоминать в прессе, ошарашил меня телефонным звонком: "Слушай, старик, завтра по радио передадут, что я умер. Но ты не бери в голову. Через пару дней окажется, что я жив".
Олег СЕРДОБОЛЬСКИЙ
О, ЭТА ФРАУ ВИОЛЕТТА!
Люблю оперу... Петербургу повезло, у вас есть Анна Нетребко. И я рад, что лоббировал присуждение ей Президентской премии. Знавал я и других оперных див.
Был случай, пригласили меня режиссером на постановку "Травиаты" в Боннской опере, где Юрий Любимов ставил незабвенного "Евгения Онегина". Предложение было солидное, в том числе и по гонорарной части. Оплата труда в оперном театре превосходит оплату труда в драматическом примерно в два с половиной раза. Я приехал для предварительных переговоров. И в первый вечер меня принимала 63-летняя примадонна. Разговор шел о замысле постановки.
Мы с художником Давидом Боровским, по-моему, довольно забавно придумали. Поскольку героиня там помирает все время, мы предложили выстроить четыре акта в гамме угасания: цветы одни, цветы другие, цветы третьи и... совсем девушка закашлялась.
Когда я изложил примадонне постановочную идею, она сказала: "Знаете, что бы вы там ни придумали, это никому не интересно. Нужно сделать так. Гаснет свет. Луч прожектора - на мне, и я из левой дальней кулисы иду к центру". Это я еще гуманно излагаю ее театральные идеи.
Наутро я ланчевал с вице-примадонной, девушкой 51 года. Общение с ней произвело на меня не менее сильное впечатление, чем предыдушая встреча. После этого я немедленно НА СВОИ ДЕНЬГИ купил билет на самолет, и больше они меня там не видели никогда. Не удивлюсь, если те фрау из Бонна и сейчас в луче прожектора поют о любви.
Максим Шостакович, дирижер
БОЙ В КРЫМУ, ВСЕ В ДЫМУ...
Мой учитель Александр Васильевич Гаук спрашивал своих учеников, с какой музыкой им хотелось бы поработать. Один назвал Брукнера, другой Малера... На что Гаук сказал: "Хлеб русский жрете, а музыку западную любите! Калинникова будете играть".
Из русской музыки у меня была особая история с "Богатырской симфонией" Бородина. Во времена Брежнева ее довольно часто транслировали по телевидению. Она хорошо подходила для всяких торжественных случаев. А я тогда возглавлял симфонический оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио и сделал запись этой симфонии.
Прошло некоторое время - нельзя запись в эфир пускать, потому что один из оркестрантов уехал в Израиль. А раз уехал из страны, показывать его лицо на экране запрещалось. Сделали мы другую запись "Богатырской". Но тут уехал еще один музыкант из нашего оркестра. Опять та же ситуация. И так пришлось нам переигрывать симфонию раз пять, если не больше. В конце концов придумали технический трюк: "Бой в Крыму, все в дыму". Лица музыкантов смазаны, никого толком не разглядеть. Следующая перезапись потребовалась уже после моего отъезда.
Ну а из папиных сочинений часто исполнялся на концертах романс из фильма "Овод". Особенно он известен в записи ансамбля скрипачей Большого театра под руководством Юлия Реентовича. Как-то должен я был дирижировать этим романсом, и папа мне говорит:
- Слушай, сыграй наконец правильно...
Оказывается, у него в романсе первая фраза звучит иначе. Я обрадовался, что смогу это сделать по-новому. Но прошло некоторое время. И как-то вечером - стук в дверь (он к детям привык всегда стучать), входит отец:
- Слушай, Максим, играй, как было... Мне Реентовича жалко.
Игорь Окрепилов, актер
БОЛЬШОЙ ШУХЕР НА МОХОВОЙ
В студенческие годы мы с моим однокурсником Игорем Еремеевым любили всех разыгрывать. И однажды попался на нашу удочку сам Товстоногов. В ту пору театральными сенсациями Ленинграда были спектакли его курса - "Зримая песня" и "Вестсайдская история", которые игрались в Учебном театре на Моховой. А "Зримую песню" даже пригласили на студенческий фестиваль в Нанси.
Как-то сидели мы у Игоря в гостях. А его отец работал в КГБ по технической части. Присоединился он к нашему застолью. И как-то невзначай узнали мы от него, что первый секретарь Ленинградского обкома партии Толстиков завтра вечером будет возлагать цветы на Марсовом поле. Какая-то готовилась там акция, и Еремеев-старший руководил установкой радиоаппаратуры. В тот же вечер на Моховой шла "Вестсайдская история". И созрел у нас с Еремой один план...
На другой день часа за два до начала спектакля зашли мы в телефонную будку на Моховой и набрали номер директора Учебного театра. Это была уже довольно пожилая женщина, но милейшая. Звонок ее очень взволновал - не каждый день ей звонил референт Толстикова! Да еще с таким известием: Василий Сергеевич хочет посетить "Вестсайдскую историю", просит зарезервировать шесть мест... Правда, предупредил "референт", может быть небольшая задержка, связанная с церемонией возложения цветов на Марсовом поле.
Ректором института был Шишкин, с палочкой ходил. Тут он, кажется, про палочку свою забыл. Такой шухер начался! Стали из института в театр переносить горшки с цветами, чтобы облагородить интерьер. Только что ковровую дорожку не расстелили. Мы с Еремой ходим, наблюдаем. Зал уже полон, только в первом ряду - шесть свободных мест. Время начинать. Тут объявляют, что по техническим причинам спектакль задерживается.
Все уже знают причину задержки. Толпа стоит на лестнице и смотрит на улицу. Вдруг - возгласы: "Едут! Едут!" Глядим - с Пестеля на Моховую повернули две черные "Волги". Но они проехали мимо театра. Тут вошли в зал два молодых парня в одинаковых черных костюмах. Народ не дурак, понимает: охрана. Так нам в этом розыгрыше подыгрывали мелкие обстоятельства. Но парни исчезли, и опять потянулось ожидание. Наконец, Товстоногов выкинул в урну пустую пачку "Мальборо" и сказал: "Все, больше ждать не будем. Начинаем".
Прошло много лет. Я дружил с Сандро, сыном Георгия Александровича, был вхож в его дом. Однажды, когда мы сидели на знаменитой кухне, Сандро меня подбил: "Ну, расколись". И я рассказал Гоге про наш розыгрыш. "Ну, если бы я знал тогда... - сказал Товстоногов. Повисла долгая пауза, после чего последовало: "Ну, молодцы!"
Микробайка от О. С.
Один знакомый музыкант, о котором стали редко упоминать в прессе, ошарашил меня телефонным звонком: "Слушай, старик, завтра по радио передадут, что я умер. Но ты не бери в голову. Через пару дней окажется, что я жив".
Олег СЕРДОБОЛЬСКИЙ
