Культура
"И ЛЕГКОЙ НОЖКОЙ НОЖКУ БЬЕТ..."
03 ноября
Нет, по-моему, более поднимающего и возвышающего человека над реальностью жизни искусства, чем балет.
Учась в Театральном институте, я подрабатывал в мимансе и бутафорском цехе в театре, который сейчас справедливо носит свое историческое имя - Мариинский. Много времени проводил в кулисах, наблюдая танцующих, видел их, выбегающих на сцену, но самое главное, убегающих со сцены. Вот улыбка зрителю, вот сияющее от счастья лицо, отвечающее на аплодисменты, и мгновенно совсем другое выражение лица, обращенное в кулису с исчезнувшей улыбкой, тяжелой одышкой от бурного танца, от взявшей столько сил вариации. А иногда даже, так казалось мне, и злое. Не был я тогда документалистом, но явно им становился.
Мне 18 лет. На сцене "Маринки" балет Крейна "Лауренсия". Если я не ошибаюсь, основой либретто балета послужила пьеса Лопе де Вега "Овечий источник". Был там такой эпизод: невинную девушку, одетую во все белое, преследуют конкистадоры и всячески издеваются над ней. Партия балерины была наполнена почти акробатическими движениями. Нежность, хрупкость и грубость были противопоставлены друг другу. Номер был удивительно выразительно поставлен и требовал от исполнительницы невероятных физических сил в сочетании с внешней легкостью исполнения.
Темперамент композитора, балетмейстера (Вахтанг Чабукиани), балерины вызывали у зрителя невероятный восторг, и крики "браво", "бис" с громом аплодисментов заставляли героиню многократно выбегать на сцену. Я, конечно же, помню ее имя, но не называю из-за эпизода, который произошел дальше.
Я разделял со зрителем ее успех. Когда она вбежала в кулису, мои глаза были наполнены не только радостью, но и любовью к ней. Она буквально, вероятно от усталости, бухнулась прямо на пол передо мной. Я удивился: в белоснежном костюме и прямо на пол. Мое удивление, видимо, достало ее, и она обернулась. "Жопе холоднее", - объяснила балерина свой поступок и снова отвернулась к сцене.
Что со мной было? Я никак не мог примирить тот образ, чистотой которого я так восторгался, с ее фразой, небрежно брошенной мне. Это происшествие стало ярче, чем спектакль, уже хотя бы потому, что то, что происходило на сцене, я мог пересказать, а то, что в кулисе, - не смел, стеснялся.
Странно. Прошло столько лет, а для меня этот эпизод жив, как будто все случилось вчера. Больше того, когда сегодня мне случается встречаться с людьми из балета, я, конечно, про себя вспоминаю эту историю, которая мне помогла уже позже оценить высоту и несовместимость балетного искусства с реальной жизнью.
А вот другой эпизод. Мариинка. Юбилей знаменитого танцовщика Роберта Гербека. Он был первым исполнителем роли Тибальда в балете Прокофьева "Ромео и Джульетта". Естественно, что Галина Уланова, первая Джульетта, не могла не приехать на этот праздник. Вместе с Константином Сергеевым они оттанцевали сцену венчания. Спектакль затягивается, Галина Сергеевна опаздывает на "Красную стрелу". Между поклонами перед публикой в кулисах ее переодевают в обычную одежду. Длинный черный плащ, в котором она раскланивается перед публикой, скрывает переодетую балерину. Но вот надеты и сапоги, а зал продолжает восторженно рукоплескать. Балерина решается выйти на сцену еще раз, и в поклоне ее сапоги становятся видимыми зрителю. Зал замирает. Аплодисменты будто срезаны бритвой. Возникает тишина. Я вместе со всеми стоящими в кулисах произношу: "Вот это да!" Кто-то вручает ей небольшой черный с желтой лентой по краю чемодан. Оказывается так, что я, полный впечатления от происшествия, стоял на ее пути. "Молодой человек, - говорит она, - вы не могли бы проводить меня до машины?" И чемодан в моей руке. Кажется, голубого цвета ЗИМ у подъезда, где никто не мог ждать выхода знаменитой балерины. Я открываю дверь машины. Галина Сергеевна садится, отдаю чемодан, слышу: "Спасибо" - и остаюсь один.
Зал стих из-за того, что увидел сапоги Улановой, - спрашиваю я себя. Неужели балет и жизнь столь непримиримы?.. Но маме почему-то рассказываю о том, что я нес чемодан Улановой. Помнится, мама очень гордилась мной.
Игорь ШАДХАН
Учась в Театральном институте, я подрабатывал в мимансе и бутафорском цехе в театре, который сейчас справедливо носит свое историческое имя - Мариинский. Много времени проводил в кулисах, наблюдая танцующих, видел их, выбегающих на сцену, но самое главное, убегающих со сцены. Вот улыбка зрителю, вот сияющее от счастья лицо, отвечающее на аплодисменты, и мгновенно совсем другое выражение лица, обращенное в кулису с исчезнувшей улыбкой, тяжелой одышкой от бурного танца, от взявшей столько сил вариации. А иногда даже, так казалось мне, и злое. Не был я тогда документалистом, но явно им становился.
Мне 18 лет. На сцене "Маринки" балет Крейна "Лауренсия". Если я не ошибаюсь, основой либретто балета послужила пьеса Лопе де Вега "Овечий источник". Был там такой эпизод: невинную девушку, одетую во все белое, преследуют конкистадоры и всячески издеваются над ней. Партия балерины была наполнена почти акробатическими движениями. Нежность, хрупкость и грубость были противопоставлены друг другу. Номер был удивительно выразительно поставлен и требовал от исполнительницы невероятных физических сил в сочетании с внешней легкостью исполнения.
Темперамент композитора, балетмейстера (Вахтанг Чабукиани), балерины вызывали у зрителя невероятный восторг, и крики "браво", "бис" с громом аплодисментов заставляли героиню многократно выбегать на сцену. Я, конечно же, помню ее имя, но не называю из-за эпизода, который произошел дальше.
Я разделял со зрителем ее успех. Когда она вбежала в кулису, мои глаза были наполнены не только радостью, но и любовью к ней. Она буквально, вероятно от усталости, бухнулась прямо на пол передо мной. Я удивился: в белоснежном костюме и прямо на пол. Мое удивление, видимо, достало ее, и она обернулась. "Жопе холоднее", - объяснила балерина свой поступок и снова отвернулась к сцене.
Что со мной было? Я никак не мог примирить тот образ, чистотой которого я так восторгался, с ее фразой, небрежно брошенной мне. Это происшествие стало ярче, чем спектакль, уже хотя бы потому, что то, что происходило на сцене, я мог пересказать, а то, что в кулисе, - не смел, стеснялся.
Странно. Прошло столько лет, а для меня этот эпизод жив, как будто все случилось вчера. Больше того, когда сегодня мне случается встречаться с людьми из балета, я, конечно, про себя вспоминаю эту историю, которая мне помогла уже позже оценить высоту и несовместимость балетного искусства с реальной жизнью.
А вот другой эпизод. Мариинка. Юбилей знаменитого танцовщика Роберта Гербека. Он был первым исполнителем роли Тибальда в балете Прокофьева "Ромео и Джульетта". Естественно, что Галина Уланова, первая Джульетта, не могла не приехать на этот праздник. Вместе с Константином Сергеевым они оттанцевали сцену венчания. Спектакль затягивается, Галина Сергеевна опаздывает на "Красную стрелу". Между поклонами перед публикой в кулисах ее переодевают в обычную одежду. Длинный черный плащ, в котором она раскланивается перед публикой, скрывает переодетую балерину. Но вот надеты и сапоги, а зал продолжает восторженно рукоплескать. Балерина решается выйти на сцену еще раз, и в поклоне ее сапоги становятся видимыми зрителю. Зал замирает. Аплодисменты будто срезаны бритвой. Возникает тишина. Я вместе со всеми стоящими в кулисах произношу: "Вот это да!" Кто-то вручает ей небольшой черный с желтой лентой по краю чемодан. Оказывается так, что я, полный впечатления от происшествия, стоял на ее пути. "Молодой человек, - говорит она, - вы не могли бы проводить меня до машины?" И чемодан в моей руке. Кажется, голубого цвета ЗИМ у подъезда, где никто не мог ждать выхода знаменитой балерины. Я открываю дверь машины. Галина Сергеевна садится, отдаю чемодан, слышу: "Спасибо" - и остаюсь один.
Зал стих из-за того, что увидел сапоги Улановой, - спрашиваю я себя. Неужели балет и жизнь столь непримиримы?.. Но маме почему-то рассказываю о том, что я нес чемодан Улановой. Помнится, мама очень гордилась мной.
Игорь ШАДХАН
