Культура
РАСПРОДАЖА ЭРМИТАЖА
22 декабря
Спустя почти полгода после громкой кражи 221 экспоната из Государственного Эрмитажа эксперты так и не придумали универсального способа защитить ценности. Быстро описать фонды, состоящие из трех миллионов единиц хранения, невозможно, а существующая система их хранения и защиты признана экспертами Росохранкультуры малоэффективной. В кулуарах все чаще звучит идея запустить в продажу наименее ценные экспонаты из запасников, чтобы разгрузить хранилища и облегчить себе задачу их переписи.
ВЗЯТИЕ ЗИМНЕГО
Одновременно музеи могли бы заработать деньги и насытить антикварный рынок, который ныне растет на 30-40 процентов ежегодно. Число покупателей антиквариата выросло в четыре раза за последние пять лет. При столь ажиотажном спросе частным антикварам практически нечего продавать, однако именно музейщики против того, чтобы выставить на торги запасники.
- Их аргументы известны, - говорит петербургский антиквар Андрей Рогозин. - Во-первых, неизвестно, сколько будет стоить вещь через несколько лет. И Кандинский ничего не стоил при жизни, и Ван Гог. Во-вторых, на стоимость вещей влияет их история. Сегодня, например, это обычная офицерская шпага начала XVIII века, красная цена ей - три тысячи долларов. А завтра выясняется, что ее владельцем был Михаил Юрьевич Лермонтов - и цена может "улететь" за миллион. В-третьих, музейщики не хотят ревизии своих фондов. Ходят слухи, что даже всемирно известные шедевры заменены на копии еще в советские времена, и скандал на эту тему здорово ударил бы по авторитету всей страны.
Ревизия фондов - дело не только взрывоопасное, но также дорогостоящее и длительное по времени. Проверка хранилищ Эрмитажа началась в конце восьмидесятых годов и к настоящему моменту затронула около трех процентов музейных экспонатов. Сейчас говорят, что на ревизию всех фондов Эрмитажа уйдет не менее десяти лет. Хотя последнюю ревизию в 1949 году провели за полгода, для современных специалистов это не аргумент: тогда, мол, не предлагали каждую вещь сфотографировать и заполнить на нее электронную карточку по международным стандартам.
Но вскрытые расследованием факты хищений все равно немыслимы для ведущего мирового музея. Еще в 2000 году у аудиторов Счетной палаты возникли претензии к учету примерно 220 тысяч экспонатов Эрмитажа, которые не закреплены за материально ответственными лицами. Во время выборочной проверки наличия 50 экспонатов ревизорам были предъявлены только три.
- Если вещь отсутствует на определенной полке, это еще не значит, что она украдена, - говорит директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. - Она может храниться, скажем, в другом отделе. Отсутствие предмета на месте - это всего лишь повод для проверки.
ХРАНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПРОДАТЬ
Спустя неделю после сообщений о расследовании хищений в Эрмитаже некоторые руководители музея выражали надежду, что пропавшие вещи найдутся где-нибудь в недрах Зимнего дворца. Ведь Эрмитаж - это не только главный российский музей, но и научный центр. С экспонатами работают реставраторы, искусствоведы, историки, которых пускают в хранилище по разовым пропускам - десятки человек ежедневно. Некоторым из них разрешают выносить предметы из здания. Никто не проверяет подлинность возвращаемых в хранилище раритетов. Отследить это физически невозможно: в музее нет даже компьютерного каталога, по которому можно было бы быстро определить, где сейчас находится тот или иной предмет.
- Три миллиона экспонатов - это перегруженные запасники, - говорит источник в Роскультуре. - В некоторых ведущих российских музеях приходится 8 тысяч единиц хранения на квадратный метр. Металл и камни лежат вместе с тканями и мехами. Большинство этих предметов люди не видели и никогда не увидят. Тогда в чем смысл "народной сокровищницы"? Было бы разумно продать часть экспонатов в частные руки, где с них будут ежедневно сдувать пыль. Почему я, например, могу купить автомобиль, пистолет, замок, остров, а древнегреческую амфору - не могу?
По сути, предпродажная подготовка запасников уже началась. По заказу правительства Центр стратегических разработок предложил поделить все единицы хранения на четыре группы по степени их ценности. Среди эрмитажных сокровищ в первую группу попадут всемирно известные предметы, существующие в единственном экземпляре ("Даная" Рембрандта, "Вечная весна" Родена и т. д.). Второй эшелон составили бы экспонаты, имеющие не больше десятка аналогов, стоимостью от 100 тысяч долларов, третий - вещи, хорошо известные коллекционерам и стоящие несколько десятков тысяч "зеленых". Четвертый эшелон - это предметы быта, представляющие ценность с точки зрения фиксации тех или иных исторических событий, как, например, черепки ваз из некрополя в Пантикапее.
- Идея частичной продажи фондов, может быть, неплохая, но на практике музеи будут продавать раритеты за бесценок "своим" фирмам, - говорит сотрудник одного из музеев Петербурга Владимир Б. - Это понятно каждому, кто знаком с околомузейным бизнесом в России. На поставки витрин в музеи - самые высокие откаты, достигающие 20-30 процентов стоимости сделки. Мы не успеем оглянуться, как останемся без величайших мировых коллекций.
Денис ТЕРЕНТЬЕВ
ВЗЯТИЕ ЗИМНЕГО
Одновременно музеи могли бы заработать деньги и насытить антикварный рынок, который ныне растет на 30-40 процентов ежегодно. Число покупателей антиквариата выросло в четыре раза за последние пять лет. При столь ажиотажном спросе частным антикварам практически нечего продавать, однако именно музейщики против того, чтобы выставить на торги запасники.
- Их аргументы известны, - говорит петербургский антиквар Андрей Рогозин. - Во-первых, неизвестно, сколько будет стоить вещь через несколько лет. И Кандинский ничего не стоил при жизни, и Ван Гог. Во-вторых, на стоимость вещей влияет их история. Сегодня, например, это обычная офицерская шпага начала XVIII века, красная цена ей - три тысячи долларов. А завтра выясняется, что ее владельцем был Михаил Юрьевич Лермонтов - и цена может "улететь" за миллион. В-третьих, музейщики не хотят ревизии своих фондов. Ходят слухи, что даже всемирно известные шедевры заменены на копии еще в советские времена, и скандал на эту тему здорово ударил бы по авторитету всей страны.
Ревизия фондов - дело не только взрывоопасное, но также дорогостоящее и длительное по времени. Проверка хранилищ Эрмитажа началась в конце восьмидесятых годов и к настоящему моменту затронула около трех процентов музейных экспонатов. Сейчас говорят, что на ревизию всех фондов Эрмитажа уйдет не менее десяти лет. Хотя последнюю ревизию в 1949 году провели за полгода, для современных специалистов это не аргумент: тогда, мол, не предлагали каждую вещь сфотографировать и заполнить на нее электронную карточку по международным стандартам.
Но вскрытые расследованием факты хищений все равно немыслимы для ведущего мирового музея. Еще в 2000 году у аудиторов Счетной палаты возникли претензии к учету примерно 220 тысяч экспонатов Эрмитажа, которые не закреплены за материально ответственными лицами. Во время выборочной проверки наличия 50 экспонатов ревизорам были предъявлены только три.
- Если вещь отсутствует на определенной полке, это еще не значит, что она украдена, - говорит директор Эрмитажа Михаил Пиотровский. - Она может храниться, скажем, в другом отделе. Отсутствие предмета на месте - это всего лишь повод для проверки.
ХРАНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПРОДАТЬ
Спустя неделю после сообщений о расследовании хищений в Эрмитаже некоторые руководители музея выражали надежду, что пропавшие вещи найдутся где-нибудь в недрах Зимнего дворца. Ведь Эрмитаж - это не только главный российский музей, но и научный центр. С экспонатами работают реставраторы, искусствоведы, историки, которых пускают в хранилище по разовым пропускам - десятки человек ежедневно. Некоторым из них разрешают выносить предметы из здания. Никто не проверяет подлинность возвращаемых в хранилище раритетов. Отследить это физически невозможно: в музее нет даже компьютерного каталога, по которому можно было бы быстро определить, где сейчас находится тот или иной предмет.
- Три миллиона экспонатов - это перегруженные запасники, - говорит источник в Роскультуре. - В некоторых ведущих российских музеях приходится 8 тысяч единиц хранения на квадратный метр. Металл и камни лежат вместе с тканями и мехами. Большинство этих предметов люди не видели и никогда не увидят. Тогда в чем смысл "народной сокровищницы"? Было бы разумно продать часть экспонатов в частные руки, где с них будут ежедневно сдувать пыль. Почему я, например, могу купить автомобиль, пистолет, замок, остров, а древнегреческую амфору - не могу?
По сути, предпродажная подготовка запасников уже началась. По заказу правительства Центр стратегических разработок предложил поделить все единицы хранения на четыре группы по степени их ценности. Среди эрмитажных сокровищ в первую группу попадут всемирно известные предметы, существующие в единственном экземпляре ("Даная" Рембрандта, "Вечная весна" Родена и т. д.). Второй эшелон составили бы экспонаты, имеющие не больше десятка аналогов, стоимостью от 100 тысяч долларов, третий - вещи, хорошо известные коллекционерам и стоящие несколько десятков тысяч "зеленых". Четвертый эшелон - это предметы быта, представляющие ценность с точки зрения фиксации тех или иных исторических событий, как, например, черепки ваз из некрополя в Пантикапее.
- Идея частичной продажи фондов, может быть, неплохая, но на практике музеи будут продавать раритеты за бесценок "своим" фирмам, - говорит сотрудник одного из музеев Петербурга Владимир Б. - Это понятно каждому, кто знаком с околомузейным бизнесом в России. На поставки витрин в музеи - самые высокие откаты, достигающие 20-30 процентов стоимости сделки. Мы не успеем оглянуться, как останемся без величайших мировых коллекций.
Денис ТЕРЕНТЬЕВ
