Культура
ЭЛЬДАР РЯЗАНОВ: "Я ПОНИМАЛ, ЧТО ИМЕЮ ДЕЛО С ВЕЛИКИМ КОМПОЗИТОРОМ"
15 февраля
Вместе мастерами были созданы такие картины, как "Берегись автомобиля", "Зигзаг удачи", "Служебный роман", "Гараж", "Вокзал для двоих", "Жестокий романс", ставшие классикой отечественного кинематографа.
ПОД МАСКОЙ УИЛЬЯМА БЛЕЙКА
-Эльдар Александрович, если начинать с самого начала, как вы познакомились с Андреем Павловичем?
- У меня примитивный выбор артистов, композиторов, сценаристов: если я вижу, что человек хорошо делает свое дело, - мне хочется его пригласить к себе в картину. Однажды я услышал замечательную музыку в фильме "Путь к причалу". И, запускаясь с фильмом "Берегись автомобиля", подумал: неплохо было бы пригласить этого композитора. "Как его фамилия?" - спросил я. Мне сказали: "Петров". Потом, по прошествии времени, когда я уже Петровым восхищался, я говорил, что стать знаменитым с таким именем и фамилией невероятно трудно, надо обладать очень большим талантом. Так в моей жизни появился невысокий, очень деликатный, застенчивый и милый приятный человек, с которым мы начали работать над фильмом "Берегись автомобиля". У меня нет ни музыкального слуха, ни голоса, ни музыкальной памяти. И меня больше всего поражало в Петрове то, что когда я, уже пройдя школу Анатолия Лепина в "Карнавальной ночи" и Тихона Хренникова с "Гусарской балладой", делал какие-то замечания - Андрей с готовностью все переделывал. Казалось бы, он должен был бороться, спорить со мной - нет, он никогда не спорил, всегда соглашался. Я даже начинал думать, что говорю что-то разумное.
Тогда он написал гениальный вальс - один из четырех лучших в столетии наравне с вальсом Доги, Свиридова из "Метели" и Хачатуряна из "Маскарада". Притом в отличие от Хренникова, которому в оркестр нужно было 120 человек, Петрову хватало 10, а звучало не хуже. Меня потрясло то, что на сцену погони он написал нежный лирический вальс, у него был совсем другой подход к музыке. Я над ним, конечно, издевался как мог. Подсовывал свои стихи под маской того, что их писал Давид Самойлов, Юнна Мориц или Уильям Блейк и так далее. Мои стихи "У природы нет плохой погоды" - это был Уильям Блейк, причем я специально сказал Петрову, что они в новом переводе. А то полезет еще ненароком в Уильяма Блейка и не найдет. Я просто не хотел ставить его в неудобное положение, потому что понимал, что, если он прочтет мою фамилию, ему будет неловко в силу его деликатности мне отказать.
- Как вы работали - вы в Москве, он в Петербурге?.. Или вместе смотрели картину, потом что-то оговаривали?..
- Песни обычно пишутся до съемок или во время съемок. Во всяком случае, песня должна быть готова до съемки эпизода. Она уже должна быть спета, записана, и фильм снимается под ее фонограмму. Проблема заключалась в том, что Андрей Павлович (я его очень люблю, а потому могу говорить о нем все) играл очень неважно. Он играл только одним пальцем. Пел он еще хуже. У него был один природный недостаток, который ему мешал, - легкое заикание. И понять, что он написал, было очень трудно. Человеческий контакт с ним установился сразу, тут никаких проблем не было. Хотя мы 40 лет примерно были на "вы", только года за три до его смерти перешли на "ты". А так говорили друг другу "Андрей Павлович", "Эльдар Александрович", не знаю почему. Это не отражало наших отношений, мы друг к другу относились замечательно. И так сделали 15 картин, а на картину в среднем уходит 2 года. И ни одной ссоры, ни одного конфликта ни по какому поводу. Я понимал, что имею дело с замечательным композитором. С годами я слово "замечательный" переделал на "великий".
"НЕ ЗНАЯ, ЧТО ГОВОРИТЬ, Я СТАЛ ДИРИЖИРОВАТЬ"
- Творчество Андрея Петрова разнообразно, это не только киномузыка. Вы, наверное, следили за его творчеством?
- Он всегда приглашал меня на свои творческие вечера, премьеры - "Петр I", "Сотворение мира". Все, что он написал, я видел, слышал. Я выступал на его творческих вечерах, говорил о нем много замечательных и всегда правдивых слов. А однажды, когда понял, что уже не знаю, что говорить, я... продирижировал. Во время концерта я увидел, что дирижер какое-то время управляет оркестром, а потом гуляет по сцене. И я подошел к нему и попросил: "Вы знаете, я всю жизнь мечтал быть дирижером, и так, как вы дирижируете, я тоже смогу. Не отдадите ли вы мне свою дирижерскую палочку?" Он говорит: "Пожалуйста, может, вам и смокинг?" Я говорю: "Нет, он на меня не налезет". И тогда я вскарабкался на дирижерский помост, заявил: "Будем играть "Я шагаю по Москве" - и начал... Был вечер "из произведений Андрея Петрова", оркестранты все знали, я помахал-помахал палочкой и начал расхаживать по сцене. И вдруг почувствовал, что оркестр начинает сбоить, играть неверно. Я взбежал обратно на помост и продолжил "махать" ритм, и мы кое-как доковыляли куплет до конца. А дальше я устроил шоу - пожал руку "скрипке", поднял оркестр. Все кланялись, все были довольны. Андрей в первую очередь. Это был абсолютный экспромт, что замечательно.
- Вы же дирижировали песней даже не из вашего фильма!
- Ну, свой фильм - это было бы понятно.
- Чем еще примечательна киномузыка Андрея Петрова, с точки зрения режиссера?
- У Андрея Павловича было фантастическое чувство стиля и времени. Я делал картину "Жестокий романс" - он создал музыку: военный марш, вальс, романс "А напоследок я скажу". Они написаны абсолютно современно, но возникает полное ощущение, что они из той эпохи, просто поразительно. Причем сначала я попытался взять настоящий романс, но понял: это нафталин! Притом что я обожаю старинные русские и цыганские романсы, знаю их миллион. Андрей написал новый и оригинальный. И удивительный! И не один. Я ему подсовывал современные стихи, Беллу Ахмадуллину, Цветаеву, сам просочился под псевдонимом Юнны Мориц. Все романсы написаны так, что просто диву даешься, - и в стиле, и во времени. Я сейчас делал картину - "Карнавальная ночь-2", - мне его очень не хватало.
Я человек консервативный: люблю читать книжки, когда интересно, что будет дальше. Я люблю слушать музыку, когда есть мелодия, которую хочется петь. Его музыку я хочу часто слушать, она мелодична, я ее запоминаю. Слуха, как я уже сказал, у меня нет, поэтому не я пою ее - душа поет.
Это был человек, от которого я никогда не слышал, чтобы он якал. В нем была врожденная деликатность, интеллигентность до мозга костей. У него не было внутренней фанаберии. Чувства "я народный артист СССР" не было абсолютно. Он был милым, деликатным. Каким он представал перед вами, таким и был. Это было не наигранно. Он не рисовался, не хотел казаться не таким, какой есть на самом деле. Идеальный человек с поразительным дарованием - вот все, что я могу сказать про него по этому поводу. Мне повезло, что у меня был такой друг.
ПЕРВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ - ВСЕГДА ПЕТРОВУ!
- Наверное, и в чисто человеческих отношениях у вас были какие-то неожиданные нотки?
- Мы всегда относились друг к другу с юмором, с подначкой, шутили. Если что-то случалось тяжелое, скрывали, не погружая друг друга в свои личные неприятности.
Андрей - единственный человек из моего окружения, который любил виски. И я всегда специально для него держал дома виски. Я бывал у него на даче, в Доме композиторов за городом. Но такого, чтобы мы устраивали загул и "ходили по девкам", не было. Жены наши дружат, я очень люблю Наталью Ефимовну. Когда я бывал в Питере, старался с ним встретиться. На нас обоих судьбоносно повлиял один и тот же фильм - "Большой вальс". У него был талант писателя и были сомнения, посвящать ли себя музыке. После "Большого вальса" он сделал свой выбор. И я решил пойти во ВГИК.
Да, вот еще что дорого. Петров делал все мои картины более лиричными, более нежными и трогательными, это во многом шло от музыки. И получался замечательный микс смешного и грустного в одном флаконе.
Бывало так, что он приносил мелодию, она мне не нравилась - он писал другую. Но целиком ничего переделывать не приходилось. Я тоже всегда говорил очень деликатно, боясь наступить на болезненные точки. Его готовность все переделать превосходила мою просьбу. Я говорил "изменить припев" - он приносил вообще новую музыку.
- Не приходилось ли вам отказываться от музыки Петрова?
- Нет, первое предложение всегда было Петрову. Я ему предлагал быть композитором и в фильме "Андерсен", но произошло какое-то недоразумение. Он почему-то решил, что это будет позже, и взял какую-то большую работу. Когда я к нему обратился с предложением, он сказал, что не может, потому что думал, что мы начнем работу через год. И тогда я пригласил Алексея Рыбникова. Знаете, как бывает: любишь одну женщину, но смотришь - и другая очень красивая, а любишь все-таки ту. Смотришь: и эта очаровательна, но все равно любишь ту. И у меня были такие "женщины" - Рыбников, Шварц, - они мне нравились. Но все уже знали: Рязанов - значит Петров. Петров - значит Рязанов. Петров, конечно, работал с Мельниковым, Ростоцким, Данелией... Он, конечно, любимый композитор Петербурга, но не только. "Я шагаю по Москве" - это гимн Москве, написанный петербуржцем.
- А вы не ревновали, что прекрасные мелодии доставались другому режиссеру?
- Нет, это Данелия мне рассказывал, что говорил Петрову: "Ты сейчас будешь с Эльдаром работать, ты ему напиши все-таки похуже, чем для меня". Он, естественно, шутил. У меня с ним хорошие дружеские отношения.
Вышла очень смешная история с фильмом "Ирония судьбы". Надо было написать восемь песен. Я понимал, что ни один композитор восемь отличных песен не напишет. Поэтому я пригласил четырех композиторов - Френкеля, Петрова, Таривердиева и... то ли Шварца, то ли Островского - сейчас не помню. И все согласились. Дальше началась работа - вдруг звонок. В каком порядке кто отказался - Френкель или Петров, - не знаю. Но, во всяком случае, все отказывались под благовидным предлогом: "Вы знаете, мне надо писать балет для такого-то театра, и я не смогу". Отказался Френкель, отказался Петров, отказался третий, и остался один Микаэл Таривердиев. Вот он и написал все восемь песен.
Еще без Петрова я сделал один итальянский фильм, где дирижер должен был быть итальянским по контракту; недавно, уже без Таривердиева, сделал один фильм, где звучала музыка Микаэла, потому что мне казалось, что нужна именно она. А так все с Андреем.
В моем последнем фильме, "Карнавальная ночь-2", звучат разные песни, но единственная, где объявляют композитора, - это песня Андрея Петрова на стихи Игоря Северянина. Ее поет его внучка Манана Гогитидзе. Эта песня из другого моего фильма. Но там она идет за кадром, а потому ее меньше знают. Остальные песни в "Карнавальной ночи-2" звучат без объявления автора. Я могу сказать одно: смерть Андрея Петрова для меня потеря невероятная. Как будто мне отрезали руку...
ПОД МАСКОЙ УИЛЬЯМА БЛЕЙКА
-Эльдар Александрович, если начинать с самого начала, как вы познакомились с Андреем Павловичем?
- У меня примитивный выбор артистов, композиторов, сценаристов: если я вижу, что человек хорошо делает свое дело, - мне хочется его пригласить к себе в картину. Однажды я услышал замечательную музыку в фильме "Путь к причалу". И, запускаясь с фильмом "Берегись автомобиля", подумал: неплохо было бы пригласить этого композитора. "Как его фамилия?" - спросил я. Мне сказали: "Петров". Потом, по прошествии времени, когда я уже Петровым восхищался, я говорил, что стать знаменитым с таким именем и фамилией невероятно трудно, надо обладать очень большим талантом. Так в моей жизни появился невысокий, очень деликатный, застенчивый и милый приятный человек, с которым мы начали работать над фильмом "Берегись автомобиля". У меня нет ни музыкального слуха, ни голоса, ни музыкальной памяти. И меня больше всего поражало в Петрове то, что когда я, уже пройдя школу Анатолия Лепина в "Карнавальной ночи" и Тихона Хренникова с "Гусарской балладой", делал какие-то замечания - Андрей с готовностью все переделывал. Казалось бы, он должен был бороться, спорить со мной - нет, он никогда не спорил, всегда соглашался. Я даже начинал думать, что говорю что-то разумное.
Тогда он написал гениальный вальс - один из четырех лучших в столетии наравне с вальсом Доги, Свиридова из "Метели" и Хачатуряна из "Маскарада". Притом в отличие от Хренникова, которому в оркестр нужно было 120 человек, Петрову хватало 10, а звучало не хуже. Меня потрясло то, что на сцену погони он написал нежный лирический вальс, у него был совсем другой подход к музыке. Я над ним, конечно, издевался как мог. Подсовывал свои стихи под маской того, что их писал Давид Самойлов, Юнна Мориц или Уильям Блейк и так далее. Мои стихи "У природы нет плохой погоды" - это был Уильям Блейк, причем я специально сказал Петрову, что они в новом переводе. А то полезет еще ненароком в Уильяма Блейка и не найдет. Я просто не хотел ставить его в неудобное положение, потому что понимал, что, если он прочтет мою фамилию, ему будет неловко в силу его деликатности мне отказать.
- Как вы работали - вы в Москве, он в Петербурге?.. Или вместе смотрели картину, потом что-то оговаривали?..
- Песни обычно пишутся до съемок или во время съемок. Во всяком случае, песня должна быть готова до съемки эпизода. Она уже должна быть спета, записана, и фильм снимается под ее фонограмму. Проблема заключалась в том, что Андрей Павлович (я его очень люблю, а потому могу говорить о нем все) играл очень неважно. Он играл только одним пальцем. Пел он еще хуже. У него был один природный недостаток, который ему мешал, - легкое заикание. И понять, что он написал, было очень трудно. Человеческий контакт с ним установился сразу, тут никаких проблем не было. Хотя мы 40 лет примерно были на "вы", только года за три до его смерти перешли на "ты". А так говорили друг другу "Андрей Павлович", "Эльдар Александрович", не знаю почему. Это не отражало наших отношений, мы друг к другу относились замечательно. И так сделали 15 картин, а на картину в среднем уходит 2 года. И ни одной ссоры, ни одного конфликта ни по какому поводу. Я понимал, что имею дело с замечательным композитором. С годами я слово "замечательный" переделал на "великий".
"НЕ ЗНАЯ, ЧТО ГОВОРИТЬ, Я СТАЛ ДИРИЖИРОВАТЬ"
- Творчество Андрея Петрова разнообразно, это не только киномузыка. Вы, наверное, следили за его творчеством?
- Он всегда приглашал меня на свои творческие вечера, премьеры - "Петр I", "Сотворение мира". Все, что он написал, я видел, слышал. Я выступал на его творческих вечерах, говорил о нем много замечательных и всегда правдивых слов. А однажды, когда понял, что уже не знаю, что говорить, я... продирижировал. Во время концерта я увидел, что дирижер какое-то время управляет оркестром, а потом гуляет по сцене. И я подошел к нему и попросил: "Вы знаете, я всю жизнь мечтал быть дирижером, и так, как вы дирижируете, я тоже смогу. Не отдадите ли вы мне свою дирижерскую палочку?" Он говорит: "Пожалуйста, может, вам и смокинг?" Я говорю: "Нет, он на меня не налезет". И тогда я вскарабкался на дирижерский помост, заявил: "Будем играть "Я шагаю по Москве" - и начал... Был вечер "из произведений Андрея Петрова", оркестранты все знали, я помахал-помахал палочкой и начал расхаживать по сцене. И вдруг почувствовал, что оркестр начинает сбоить, играть неверно. Я взбежал обратно на помост и продолжил "махать" ритм, и мы кое-как доковыляли куплет до конца. А дальше я устроил шоу - пожал руку "скрипке", поднял оркестр. Все кланялись, все были довольны. Андрей в первую очередь. Это был абсолютный экспромт, что замечательно.
- Вы же дирижировали песней даже не из вашего фильма!
- Ну, свой фильм - это было бы понятно.
- Чем еще примечательна киномузыка Андрея Петрова, с точки зрения режиссера?
- У Андрея Павловича было фантастическое чувство стиля и времени. Я делал картину "Жестокий романс" - он создал музыку: военный марш, вальс, романс "А напоследок я скажу". Они написаны абсолютно современно, но возникает полное ощущение, что они из той эпохи, просто поразительно. Причем сначала я попытался взять настоящий романс, но понял: это нафталин! Притом что я обожаю старинные русские и цыганские романсы, знаю их миллион. Андрей написал новый и оригинальный. И удивительный! И не один. Я ему подсовывал современные стихи, Беллу Ахмадуллину, Цветаеву, сам просочился под псевдонимом Юнны Мориц. Все романсы написаны так, что просто диву даешься, - и в стиле, и во времени. Я сейчас делал картину - "Карнавальная ночь-2", - мне его очень не хватало.
Я человек консервативный: люблю читать книжки, когда интересно, что будет дальше. Я люблю слушать музыку, когда есть мелодия, которую хочется петь. Его музыку я хочу часто слушать, она мелодична, я ее запоминаю. Слуха, как я уже сказал, у меня нет, поэтому не я пою ее - душа поет.
Это был человек, от которого я никогда не слышал, чтобы он якал. В нем была врожденная деликатность, интеллигентность до мозга костей. У него не было внутренней фанаберии. Чувства "я народный артист СССР" не было абсолютно. Он был милым, деликатным. Каким он представал перед вами, таким и был. Это было не наигранно. Он не рисовался, не хотел казаться не таким, какой есть на самом деле. Идеальный человек с поразительным дарованием - вот все, что я могу сказать про него по этому поводу. Мне повезло, что у меня был такой друг.
ПЕРВОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ - ВСЕГДА ПЕТРОВУ!
- Наверное, и в чисто человеческих отношениях у вас были какие-то неожиданные нотки?
- Мы всегда относились друг к другу с юмором, с подначкой, шутили. Если что-то случалось тяжелое, скрывали, не погружая друг друга в свои личные неприятности.
Андрей - единственный человек из моего окружения, который любил виски. И я всегда специально для него держал дома виски. Я бывал у него на даче, в Доме композиторов за городом. Но такого, чтобы мы устраивали загул и "ходили по девкам", не было. Жены наши дружат, я очень люблю Наталью Ефимовну. Когда я бывал в Питере, старался с ним встретиться. На нас обоих судьбоносно повлиял один и тот же фильм - "Большой вальс". У него был талант писателя и были сомнения, посвящать ли себя музыке. После "Большого вальса" он сделал свой выбор. И я решил пойти во ВГИК.
Да, вот еще что дорого. Петров делал все мои картины более лиричными, более нежными и трогательными, это во многом шло от музыки. И получался замечательный микс смешного и грустного в одном флаконе.
Бывало так, что он приносил мелодию, она мне не нравилась - он писал другую. Но целиком ничего переделывать не приходилось. Я тоже всегда говорил очень деликатно, боясь наступить на болезненные точки. Его готовность все переделать превосходила мою просьбу. Я говорил "изменить припев" - он приносил вообще новую музыку.
- Не приходилось ли вам отказываться от музыки Петрова?
- Нет, первое предложение всегда было Петрову. Я ему предлагал быть композитором и в фильме "Андерсен", но произошло какое-то недоразумение. Он почему-то решил, что это будет позже, и взял какую-то большую работу. Когда я к нему обратился с предложением, он сказал, что не может, потому что думал, что мы начнем работу через год. И тогда я пригласил Алексея Рыбникова. Знаете, как бывает: любишь одну женщину, но смотришь - и другая очень красивая, а любишь все-таки ту. Смотришь: и эта очаровательна, но все равно любишь ту. И у меня были такие "женщины" - Рыбников, Шварц, - они мне нравились. Но все уже знали: Рязанов - значит Петров. Петров - значит Рязанов. Петров, конечно, работал с Мельниковым, Ростоцким, Данелией... Он, конечно, любимый композитор Петербурга, но не только. "Я шагаю по Москве" - это гимн Москве, написанный петербуржцем.
- А вы не ревновали, что прекрасные мелодии доставались другому режиссеру?
- Нет, это Данелия мне рассказывал, что говорил Петрову: "Ты сейчас будешь с Эльдаром работать, ты ему напиши все-таки похуже, чем для меня". Он, естественно, шутил. У меня с ним хорошие дружеские отношения.
Вышла очень смешная история с фильмом "Ирония судьбы". Надо было написать восемь песен. Я понимал, что ни один композитор восемь отличных песен не напишет. Поэтому я пригласил четырех композиторов - Френкеля, Петрова, Таривердиева и... то ли Шварца, то ли Островского - сейчас не помню. И все согласились. Дальше началась работа - вдруг звонок. В каком порядке кто отказался - Френкель или Петров, - не знаю. Но, во всяком случае, все отказывались под благовидным предлогом: "Вы знаете, мне надо писать балет для такого-то театра, и я не смогу". Отказался Френкель, отказался Петров, отказался третий, и остался один Микаэл Таривердиев. Вот он и написал все восемь песен.
Еще без Петрова я сделал один итальянский фильм, где дирижер должен был быть итальянским по контракту; недавно, уже без Таривердиева, сделал один фильм, где звучала музыка Микаэла, потому что мне казалось, что нужна именно она. А так все с Андреем.
В моем последнем фильме, "Карнавальная ночь-2", звучат разные песни, но единственная, где объявляют композитора, - это песня Андрея Петрова на стихи Игоря Северянина. Ее поет его внучка Манана Гогитидзе. Эта песня из другого моего фильма. Но там она идет за кадром, а потому ее меньше знают. Остальные песни в "Карнавальной ночи-2" звучат без объявления автора. Я могу сказать одно: смерть Андрея Петрова для меня потеря невероятная. Как будто мне отрезали руку...