Общество
ПИШИ ОСТОРОЖНЕЙ
15 мартa
В феврале 1991-го я приехал в Сибирь далеко не впервые, обмундирование носил вполне подходящее - готовился к лыжному путешествию на Шапшальский хребет, но продрог в краеведческом музее города Кызыл основательно. Около часа я ждал, пока придет Монгуш Борахоевич Кенин-Лопсан, поэт, прозаик, этнограф. По уговору с журналом "Литературное обозрение" я собирался взять у него интервью.
Кенин-Лопсан оказался одним из героев и Максимишина. Коллега с огромной долей... даже не иронии, а сарказма описывает "пожизненного президента всех тувинских шаманов... доктора исторических наук... народного писателя Республики Тува..." - самодура и крохобора. Я удивился: в моей памяти сохранился образ совершенно иного человека.
К моменту нашего разговора Кенин-Лопсан был кандидатом этнографических наук, причем защищался действительно в нашем городе, тогда еще в Ленинграде. К его защите прямое отношение имел знаменитый этнограф Рудольф Итс.
Что касается литературной работы Кенин-Лопсана, то с удовольствием храню подаренную и подписанную им книгу стихов. Многие из текстов перевел наш земляк Илья Фоняков. В прозе тувинец прежде всего публицист. Но меня как раз это обстоятельство устраивало, поскольку говорить я намеревался о политической ситуации в республике.
Кстати, Монгуш Борахоевич действительно по крови потомок заклинателя. Его отец был старшим помощником шамана. Пост серьезный, ответственный.
Разговор у нас был достаточно долгий и для меня весьма интересный. В Кызыл я приехал во второй раз, кое-что знал о глухой вражде между двумя местными общинами - тувинской и русской - и задавал вопросы настырные и, помнится мне, вовсе не глупые.
Но что мы тогда знали об отношениях между нациями и расами?! Более всего меня просветил именно Кенин-Лопсан. Когда я выставил перед ним очередной вопросительный знак, он, улыбнувшись, заметил: "Вот я же старше вас. А вы сидите передо мной расстегнувшись..."
И тогда я понял. Понял, как трудно представителям двух культур находить общий язык. Страшным образом разделяют их не слова, а привычки и жесты. Поверьте, я вовсе не распахнулся, обрывая пуговицы аж до пупа. Я только разделил молнию "пуховки", оставшись в свитере, анораке, жилете. Холодно было тогда даже в директорском кабинете. Но, видимо, человек, воспитанный в традиции тувинцев, не может позволить себе и такую небрежность в присутствии старшего...
Вернувшись в Ленинград, я подготовил отчет о нашей беседе и послал его на визу в Кызыл. Кенин-Лопсан слегка поправил мой текст, и рукопись поехала дальше, в редакцию, но через месяц вернулась. Редактор в целом одобрила работу, однако попросила ее дополнить, высказав свое отношение к проблемам, обсуждавшим- ся нами. И вот тут-то я испугался.
Когда я улетал из Тувы, Юра, журналист русской газеты, сказал напоследок: "Об одном прошу - пиши по возможности осторожней. Ты даже не представляешь, как здесь читают то, что вы пишете там..."
Я очень люблю Туву. Небольшую страну на юге Сибири. Мне нравятся ее реки, леса, вершины. Я был там дважды и до сих пор лелею надежду хотя бы еще раз сплавиться по "рыбной реке" - Балыктыг-Хему, истоку мощного Енисея.
Но в те годы мне казалось, что она заполыхает сразу после Чечни. И я не хотел подкидывать в костер вязанку и своего хвороста... Я позвонил в Москву и сказал, что не буду публиковать материал. Кажется, меня поняли...
Но теперь я вижу, что не все коллеги так осторожны. "Самое интересное - это письма туземцев в разные газеты, журналы и ЮНЕСКО с требованием все золото закопать назад..." - сообщает Сергей Максимишин в экс- позиции очерка. Выделенным мной словом и определяется отношение к местным жителям, с которым прибыли в Туву журналисты из "культурной столицы". Этим же объясняется и реакция жителей Кызыла на приезд петербургских снобов.
Увы, не они единственные грешат этим "великостоличным" гонором, который порой граничит с потерей профессионализма. Телевизионная бригада московского телеканала, помнится, снимая интервью с тем же Кенин-Лопсаном, умудрилась в "напузнике" перепутать имя с фамилией... А совсем недавно коллега, пробыв в одной закавказской республике чуть более суток, потом часа два убеждал в прямом эфире аудиторию, что ему-де хватило времени постигнуть и прозреть ситуацию...
"Нам не дано предугадать, //Как наше слово отзовется..." - сокрушался Федор Иванович Тютчев. Поэзия - дело темное, а вот реплика репортера, боюсь, может и достичь своего назначения, но потом вернуться оттуда бумерангом с удвоенной силой.
Владимир СОБОЛЬ, писатель, лауреат Государственной премии России
Кенин-Лопсан оказался одним из героев и Максимишина. Коллега с огромной долей... даже не иронии, а сарказма описывает "пожизненного президента всех тувинских шаманов... доктора исторических наук... народного писателя Республики Тува..." - самодура и крохобора. Я удивился: в моей памяти сохранился образ совершенно иного человека.
К моменту нашего разговора Кенин-Лопсан был кандидатом этнографических наук, причем защищался действительно в нашем городе, тогда еще в Ленинграде. К его защите прямое отношение имел знаменитый этнограф Рудольф Итс.
Что касается литературной работы Кенин-Лопсана, то с удовольствием храню подаренную и подписанную им книгу стихов. Многие из текстов перевел наш земляк Илья Фоняков. В прозе тувинец прежде всего публицист. Но меня как раз это обстоятельство устраивало, поскольку говорить я намеревался о политической ситуации в республике.
Кстати, Монгуш Борахоевич действительно по крови потомок заклинателя. Его отец был старшим помощником шамана. Пост серьезный, ответственный.
Разговор у нас был достаточно долгий и для меня весьма интересный. В Кызыл я приехал во второй раз, кое-что знал о глухой вражде между двумя местными общинами - тувинской и русской - и задавал вопросы настырные и, помнится мне, вовсе не глупые.
Но что мы тогда знали об отношениях между нациями и расами?! Более всего меня просветил именно Кенин-Лопсан. Когда я выставил перед ним очередной вопросительный знак, он, улыбнувшись, заметил: "Вот я же старше вас. А вы сидите передо мной расстегнувшись..."
И тогда я понял. Понял, как трудно представителям двух культур находить общий язык. Страшным образом разделяют их не слова, а привычки и жесты. Поверьте, я вовсе не распахнулся, обрывая пуговицы аж до пупа. Я только разделил молнию "пуховки", оставшись в свитере, анораке, жилете. Холодно было тогда даже в директорском кабинете. Но, видимо, человек, воспитанный в традиции тувинцев, не может позволить себе и такую небрежность в присутствии старшего...
Вернувшись в Ленинград, я подготовил отчет о нашей беседе и послал его на визу в Кызыл. Кенин-Лопсан слегка поправил мой текст, и рукопись поехала дальше, в редакцию, но через месяц вернулась. Редактор в целом одобрила работу, однако попросила ее дополнить, высказав свое отношение к проблемам, обсуждавшим- ся нами. И вот тут-то я испугался.
Когда я улетал из Тувы, Юра, журналист русской газеты, сказал напоследок: "Об одном прошу - пиши по возможности осторожней. Ты даже не представляешь, как здесь читают то, что вы пишете там..."
Я очень люблю Туву. Небольшую страну на юге Сибири. Мне нравятся ее реки, леса, вершины. Я был там дважды и до сих пор лелею надежду хотя бы еще раз сплавиться по "рыбной реке" - Балыктыг-Хему, истоку мощного Енисея.
Но в те годы мне казалось, что она заполыхает сразу после Чечни. И я не хотел подкидывать в костер вязанку и своего хвороста... Я позвонил в Москву и сказал, что не буду публиковать материал. Кажется, меня поняли...
Но теперь я вижу, что не все коллеги так осторожны. "Самое интересное - это письма туземцев в разные газеты, журналы и ЮНЕСКО с требованием все золото закопать назад..." - сообщает Сергей Максимишин в экс- позиции очерка. Выделенным мной словом и определяется отношение к местным жителям, с которым прибыли в Туву журналисты из "культурной столицы". Этим же объясняется и реакция жителей Кызыла на приезд петербургских снобов.
Увы, не они единственные грешат этим "великостоличным" гонором, который порой граничит с потерей профессионализма. Телевизионная бригада московского телеканала, помнится, снимая интервью с тем же Кенин-Лопсаном, умудрилась в "напузнике" перепутать имя с фамилией... А совсем недавно коллега, пробыв в одной закавказской республике чуть более суток, потом часа два убеждал в прямом эфире аудиторию, что ему-де хватило времени постигнуть и прозреть ситуацию...
"Нам не дано предугадать, //Как наше слово отзовется..." - сокрушался Федор Иванович Тютчев. Поэзия - дело темное, а вот реплика репортера, боюсь, может и достичь своего назначения, но потом вернуться оттуда бумерангом с удвоенной силой.
Владимир СОБОЛЬ, писатель, лауреат Государственной премии России
