Культура
ДЭВИД ЛИНЧ: "Я ДАВНО НЕ СМОТРЮ КИНО - МЕНЯ ПОТОМ НАДО ДОЛГО ОТКАЧИВАТЬ"
03 май
На российские экраны выходит новая картина Дэвида Линча "ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ" (Линч настаивает на таком написании ее названия). Сюжет таков: актриса и актер, играющие в римейке неоконченного польского фильма (не окончен он потому, что при таинственных обстоятельствах съемочная группа погибает), внезапно понимают, что они сами становятся своими героями, реально перевоплощаются в них и этот самый фильм вдруг оказывается их жизнью.
Дэвид Линч не любит давать интервью - он считает их бессмысленными. Журналисты обычно спрашивают у этого великого постановщика, как он сам говорит, "всякие глупости": что режиссер хотел сказать той или иной сценой в том или ином фильме, или каков общий замысел той или иной картины, или... В общем, спрашивают то, о чем спрашивать категорически запрещено. Потому что Линч говорит не просто о своем кино или о кино вообще, или о кино, как об искусстве. Он всегда с удовольствием рассуждает, какие бы вопросы ему ни задавали, о свободе. Свободе художника, свободе выбора, свободе быть самим собой...
- Последняя ваша картина основана на польском фольклоре. Почему?
- Она основана на моих собственных мыслях и переживаниях. Фольклор здесь ни при чем.
- Но во "Внутренней империи" постоянно говорят о Польше, о традициях этой страны, о том, что все действие - это, по вашим словам, "неоконченный польский фильм".
- Ну, не стоит воспринимать все, что я иногда произношу, настолько всерьез. Так, знаете, можно неизвестно до чего дойти. Что, действительно такое говорил?..
- Говорили.
- Это, наверное, было очень давно - еще до того, как я закончил съемку. Так вот. Дело не в Польше и даже не в том, что творится на экране. Главное в том, что делают актеры, что они переживают, перевоплощаясь в своих экранных героев. Моей задачей было показать, что у искусства нет четких границ. Кто может сказать, где заканчивается одна реальность и начинается другая? Где заканчивается обычная нормальная жизнь и начинается кино? Именно об этом фильм. О том, что ирреальное вторгается в наше существование и полностью изменяет его, подчиняет себе, устанавливает свои законы. Я всегда ставлю фильмы только об этом. И ни о чем больше.
- Искусство ради искусства?
- Искусство и есть наша жизнь - с какой точки зрения на это ни посмотришь. Для меня переход улицы, чашка кофе в ресторане, разговор по телефону - все это акты искусства. Это с детства.
- Детство так глубоко пустило в вас корни?
- Мой отец был лесником, работал в заповеднике. Очень часто брал меня с собой и оставлял в лесу одного. То есть вы представляете себе: огромные деревья, полнейшая тишина, только птицы где-то в ветвях поют да какие-нибудь звери в чаще бродят... Отец говорил: "Встречаемся на этом самом месте в четыре часа дня" - и уезжал. Нормальный ребенок бы как отреагировал? Рассказал бы все матери, та бы подала на мужа в суд и того лишили бы отцовских прав. А я... сливался с этим лесом! Наблюдал за ним. Наверное, медитировал... Не знаю - мысли о том, что я в 12 лет мог медитировать, пришли позже. Так вот, я садился под каким-нибудь деревом - это были гигантские ели, от них такая плотная и очень спокойная энергетика идет - и полностью расслаблялся. Слушал, смотрел, запоминал. И это было для меня высшим искусством, понимаете. Высочайшим. Прикосновением к Творению с большой буквы. С тех пор я старался как-то отобразить акты Творения и Дезинтеграции в своем кино. Не знаю, насколько хорошо это выходило, но ни добавить, ни убавить ничего не могу.
- Вы сразу захотели стать режиссером?
- Нет, конечно. Режиссер - это всегда ответственность перед огромной аудиторией. У художника, скажем, аудитория гораздо меньше. У музыканта - даже если это талантливый музыкант или талантливая певица - тоже меньше. Я хотел быть художником - и стал им. А затем пришло кино как возможность оживления собственных картин. Все это было очень экспериментально, для узкого круга. А потом как-то так получилось, что меня заметил Дино (Де Лаурентис, первый продюсер Линча. - Прим. ред.), и мы стали с ним делать другое кино. Но и в тех, новых по тем временам, фильмах я старался показать то, что видел когда-то в лесу, сидя под елью.
- Представители компаний жалуются, что вы не даете им ничего исправлять в своих лентах.
- А как иначе? Если мне не предоставлено, так сказать, последнее слово, я просто снимаю свое имя с титров - и все. Если художнику будут постоянно гундеть над ухом - мол, вот тут надо красненького прибавить, а вот эта линия вообще лишняя, - он озвереет и бросит писать картину, которую ему советуют! Разве в кино может быть по-другому? Попробовали бы владельцы киностудии указать что-нибудь Кубрику или Гриффиту!.. Знаете, куда бы их послали?! Вот и я занимаюсь тем же самым: если мне не дают снимать то, что я прокручиваю в своей голове, - пусть сами берут и снимают. Уж лучше совсем ничего не снимать, чем снимать то, что хотят от тебя другие.
- Ваши фильмы иногда оставляют впечатление подсматривания в замочную скважину. Люди в них ведут себя так, словно не знают, что их снимают на камеру.
- На мой взгляд, все мы вуайеристы. Любим тайны, любим их разгадывать - каждый на свой манер, - любим подглядывать. В этом нет ничего страшного. Мы хотим знать тайны других людей, хотим знать, что происходит там, за закрытыми дверями, за зашторенными окнами, хотим знать, что делают люди, оставшись с самими собой наедине? Именно это я и пытаюсь узнать в каждом своем новом фильме: что делают люди? То же, что и мы, или что-то другое? Ничего более интересного и захватывающего нет на свете.
- Что вы считаете самым необычным для съемки?
- Воду.
- Воду?
- Да. Первые кадры "Соляриса" Тарковского производят настолько медитативное впечатление, что ничего более удивительного я в кино, честно говоря, не видел.
- Ваши любимые режиссеры, фильмы?
- К сожалению, должен вас огорчить. Я уже давно ничего не смотрю. Видите ли, я начинаю так страшно переживать за любой фильм, который смотрю, - что там можно было бы сделать не так, что исправить, что улучшить и так далее, - что впадаю в какое-то истерическое состояние, и меня потом надо долго откачивать. Поэтому я не смотрю кино и ответить на этот ваш вопрос не могу. Но зато я скажу вот что: любой человек, который снимает фильмы, для меня - близкий родственник.
Из жизни Линча
• Линч никогда ничего не говорил о своем фильме "Голова-ластик", предоставив зрителям решать, что происходит в кадре. Ему даже деньги предлагали за объяснение - отказался.
• Его любимая группа - Rammstein.
• С 1986 по 1990 год Линч был помолвлен с итальянской актрисой Изабеллой Росселлини.
• Он председательствовал в жюри Каннского фестиваля 2002 года.
• Линч придумал и нарисовал комикс "Самая злая собака на свете".
• В своих картинах Линч-художник использует живых муравьев и разлагающуюся плоть.
Подготовил Александр ХОХРЕВ
Дэвид Линч не любит давать интервью - он считает их бессмысленными. Журналисты обычно спрашивают у этого великого постановщика, как он сам говорит, "всякие глупости": что режиссер хотел сказать той или иной сценой в том или ином фильме, или каков общий замысел той или иной картины, или... В общем, спрашивают то, о чем спрашивать категорически запрещено. Потому что Линч говорит не просто о своем кино или о кино вообще, или о кино, как об искусстве. Он всегда с удовольствием рассуждает, какие бы вопросы ему ни задавали, о свободе. Свободе художника, свободе выбора, свободе быть самим собой...
- Последняя ваша картина основана на польском фольклоре. Почему?
- Она основана на моих собственных мыслях и переживаниях. Фольклор здесь ни при чем.
- Но во "Внутренней империи" постоянно говорят о Польше, о традициях этой страны, о том, что все действие - это, по вашим словам, "неоконченный польский фильм".
- Ну, не стоит воспринимать все, что я иногда произношу, настолько всерьез. Так, знаете, можно неизвестно до чего дойти. Что, действительно такое говорил?..
- Говорили.
- Это, наверное, было очень давно - еще до того, как я закончил съемку. Так вот. Дело не в Польше и даже не в том, что творится на экране. Главное в том, что делают актеры, что они переживают, перевоплощаясь в своих экранных героев. Моей задачей было показать, что у искусства нет четких границ. Кто может сказать, где заканчивается одна реальность и начинается другая? Где заканчивается обычная нормальная жизнь и начинается кино? Именно об этом фильм. О том, что ирреальное вторгается в наше существование и полностью изменяет его, подчиняет себе, устанавливает свои законы. Я всегда ставлю фильмы только об этом. И ни о чем больше.
- Искусство ради искусства?
- Искусство и есть наша жизнь - с какой точки зрения на это ни посмотришь. Для меня переход улицы, чашка кофе в ресторане, разговор по телефону - все это акты искусства. Это с детства.
- Детство так глубоко пустило в вас корни?
- Мой отец был лесником, работал в заповеднике. Очень часто брал меня с собой и оставлял в лесу одного. То есть вы представляете себе: огромные деревья, полнейшая тишина, только птицы где-то в ветвях поют да какие-нибудь звери в чаще бродят... Отец говорил: "Встречаемся на этом самом месте в четыре часа дня" - и уезжал. Нормальный ребенок бы как отреагировал? Рассказал бы все матери, та бы подала на мужа в суд и того лишили бы отцовских прав. А я... сливался с этим лесом! Наблюдал за ним. Наверное, медитировал... Не знаю - мысли о том, что я в 12 лет мог медитировать, пришли позже. Так вот, я садился под каким-нибудь деревом - это были гигантские ели, от них такая плотная и очень спокойная энергетика идет - и полностью расслаблялся. Слушал, смотрел, запоминал. И это было для меня высшим искусством, понимаете. Высочайшим. Прикосновением к Творению с большой буквы. С тех пор я старался как-то отобразить акты Творения и Дезинтеграции в своем кино. Не знаю, насколько хорошо это выходило, но ни добавить, ни убавить ничего не могу.
- Вы сразу захотели стать режиссером?
- Нет, конечно. Режиссер - это всегда ответственность перед огромной аудиторией. У художника, скажем, аудитория гораздо меньше. У музыканта - даже если это талантливый музыкант или талантливая певица - тоже меньше. Я хотел быть художником - и стал им. А затем пришло кино как возможность оживления собственных картин. Все это было очень экспериментально, для узкого круга. А потом как-то так получилось, что меня заметил Дино (Де Лаурентис, первый продюсер Линча. - Прим. ред.), и мы стали с ним делать другое кино. Но и в тех, новых по тем временам, фильмах я старался показать то, что видел когда-то в лесу, сидя под елью.
- Представители компаний жалуются, что вы не даете им ничего исправлять в своих лентах.
- А как иначе? Если мне не предоставлено, так сказать, последнее слово, я просто снимаю свое имя с титров - и все. Если художнику будут постоянно гундеть над ухом - мол, вот тут надо красненького прибавить, а вот эта линия вообще лишняя, - он озвереет и бросит писать картину, которую ему советуют! Разве в кино может быть по-другому? Попробовали бы владельцы киностудии указать что-нибудь Кубрику или Гриффиту!.. Знаете, куда бы их послали?! Вот и я занимаюсь тем же самым: если мне не дают снимать то, что я прокручиваю в своей голове, - пусть сами берут и снимают. Уж лучше совсем ничего не снимать, чем снимать то, что хотят от тебя другие.
- Ваши фильмы иногда оставляют впечатление подсматривания в замочную скважину. Люди в них ведут себя так, словно не знают, что их снимают на камеру.
- На мой взгляд, все мы вуайеристы. Любим тайны, любим их разгадывать - каждый на свой манер, - любим подглядывать. В этом нет ничего страшного. Мы хотим знать тайны других людей, хотим знать, что происходит там, за закрытыми дверями, за зашторенными окнами, хотим знать, что делают люди, оставшись с самими собой наедине? Именно это я и пытаюсь узнать в каждом своем новом фильме: что делают люди? То же, что и мы, или что-то другое? Ничего более интересного и захватывающего нет на свете.
- Что вы считаете самым необычным для съемки?
- Воду.
- Воду?
- Да. Первые кадры "Соляриса" Тарковского производят настолько медитативное впечатление, что ничего более удивительного я в кино, честно говоря, не видел.
- Ваши любимые режиссеры, фильмы?
- К сожалению, должен вас огорчить. Я уже давно ничего не смотрю. Видите ли, я начинаю так страшно переживать за любой фильм, который смотрю, - что там можно было бы сделать не так, что исправить, что улучшить и так далее, - что впадаю в какое-то истерическое состояние, и меня потом надо долго откачивать. Поэтому я не смотрю кино и ответить на этот ваш вопрос не могу. Но зато я скажу вот что: любой человек, который снимает фильмы, для меня - близкий родственник.
Из жизни Линча
• Линч никогда ничего не говорил о своем фильме "Голова-ластик", предоставив зрителям решать, что происходит в кадре. Ему даже деньги предлагали за объяснение - отказался.
• Его любимая группа - Rammstein.
• С 1986 по 1990 год Линч был помолвлен с итальянской актрисой Изабеллой Росселлини.
• Он председательствовал в жюри Каннского фестиваля 2002 года.
• Линч придумал и нарисовал комикс "Самая злая собака на свете".
• В своих картинах Линч-художник использует живых муравьев и разлагающуюся плоть.
Подготовил Александр ХОХРЕВ
