Общество
ПИЯВКИ ДЛЯ ПАПАНИНА
25 май
СЛУЧИЛОСЬ это со мной ровно сорок лет назад, в мае 1967-го... Оказавшись тогда в столичной командировке по совсем другому редакционному заданию, я вдруг вспомнил, что на днях - юбилей: тридцать лет с начала "папанинского дрейфа". Мальчишки моего поколения, родившиеся в 30-х, историю путешествия отважной четверки на полярной льдине знали досконально, однако вопросы оставались все равно. Так мог ли я спустя годы, в 1967-м, являясь специальным корреспондентом ленинградской "Смены", упустить возможность встречи с Папаниным?
Кое-как разыскал его домашний телефон, набираю номер, а на том конце провода - домработница:
- Они на даче. Звонить туда нельзя.
Долго упрашиваю на-
звать заветные цифры. Объясняю, что обращаюсь от имени ленинградцев, которые когда-то, в 1937-м, избрали ее хозяина своим депутатом в Верховный Совет. В общем, уломал...
Потом втрое дольше уламывал "героя льдины", который вовсе не желал со мной встречаться на предмет интервью. Наконец он сдался:
- Хрен с тобой. Приезжай в Болшево.
- А где мне вас там найти?
- В Болшево любая собака покажет тебе дачу Папанина...
***
ДА, РАЗЫСКАТЬ в Болшево эту дачу оказалось просто: ее тут знали в с е. Когда подошел к ней с угла, почудилось, что глухой зеленый забор тянется в обе стороны до горизонта. За забором высились сосны. Разыскав калитку и оказавшись по ту сторону забора, я узрел впереди двухэтажное, внушительных размеров строение, а перед ним на обширной площади красовались грядки, сверкали стеклами теплицы. На грядках и в теплицах ударно трудился народ...
Окликаю загорелую молодуху:
- Как пройти к Ивану Дмитриевичу?
Та распрямляет натруженную спину:
- Пойдете по этой дорожке, минуете сирень, потом - жасмин, потом - яблоневый сад, потом - мостик, потом - спортплощадку, потом - опять сад, а там уж и дача скоро...
Ошарашенный таким объяснением, киваю в сторону двухэтажного строения:
- А здесь-то кто?
Молодуха расплылась в улыбке:
- А здеся - прислуга...
***
И ВОТ пустился я в дальний путь - по уютным дорожкам, сквозь сирень, жасмин, яблони, минуя мостик, спортплощадку и опять сад... Пока шел, вспомнилось, что, кажется, в 1951-м в "Правде" про дачу Папанина, про ее роскошь и необъятные размеры, про зеркальных карпов и лебедей на здешних прудах был фельетон. Люди шептали: "По личному распоряжению Сталина!"
Наконец вижу долгожданный терем-теремок! Поднимаюсь на веранду, а там - в плетеном кресле, в полосатой пижаме, со свежим номером, естественно, "Правды" в руках, с очками на носу - сам хозяин... Похож? В памяти промелькнули знакомые с детства фотоснимки. Нет, не очень. Тот, герой льдины, был в костюме из оленьих шкур, потом - в адмиральском мундире. А этот - в пижаме, росточком, как говорится, метр с кепкой, волосы - совсем белые, усики - тоже. Не успел я представиться, как герой льдины (голос его скрипел, зубные протезы щелкали) пожаловался:
- Сидеть больно. Вчера пиявки ставили. Посмотри-ка, браток...
И, мигом приспустив пижамные штаны, обнажил свой несчастный зад со следами вчерашних истязаний...
Несколько обескураженный таким началом (а Папанин, щелкая протезами, продолжал что-то болтать, не переставая), я решил: надо как-то его монолог переводить в диалог, причем нить разговора брать в свои руки!.. Вижу - рядом собачка крутится: уши торчком, хвост кренделем. А ведь примерно так же, судя по фотографиям, выглядела на льдине их знаменитая псина! Сходу "проявляю эрудицию":
- Иван Дмитриевич, бьюсь об заклад, что это - потомок того самого пса по кличке Веселый, который с вами дрейфовал!
Папанин сложил пальцы в кукиш:
- Накося выкуси! Ни хрена после той собачины не осталось. Никакого потомства. И чего это ты, браток, когда рядом - Папанин, каким-то псом интересуешься?
Тогда я перешел в наступление:
- Какого рожна, Иван Дмитриевич, вас вообще потянуло на Север? Оставались бы в своем Севастополе...
Папанин взъерепенился:
- Меня революция на Север двинула! Ре-во-лю-ци-я! После того как поматросничал в Крыму и покомандовал бронепоездом на Украине, на Алдан подался!
- Зачем?
- Руководить экспедицией. Мы выбирали место для радиостанций на золотых приисках Якутии.
- Руководить - без специальных знаний?
- Мои знания - революционные! Они - всех важнее!.. Потом... Когда ж это было?.. Кажется, во время трансарктического перелета дирижабля "Граф Цеппелин"... Я подался в экспедицию на "Малыгине"...
- Иван Дмитриевич, это было в тридцать первом. Тогда же на Земле Франца-Иосифа вы стали начальником полярной станции.
- Во даешь, браток! - хлопнул меня по плечу собеседник. - Все знаешь про Папанина! В школе, небось, жизнь товарища Папанина изучал! Да-а, на той самой Земле Франца-Иосифа, бывало, смотрю, как моржи плывут на льдинах, и думаю: "Моржи плавают - значит, может дрейфовать на льдине и человек..."
- И все-таки, как вы, не имея никакой конкретной специальности, кроме специальности "руководителя", оказались во главе такой важной научной экспедиции, как "СП-1"? Ведь под вашим началом были не дилетанты, а профессионалы - гидролог Ширшов, магнитолог Федоров, радист Кренкель...
Тут Папанин глянул на меня как-то особенно гордо:
- А у меня была главная специальность: большевик! И товарищ Сталин мне доверял! Иосиф Виссарионович знал: я не подведу, не допущу на льдине никаких политических шатаний, никаких уклонов - ни правых, ни левых... Не скрою, было трудно, ведь среди нас находился и беспартийный, Кренкель.
- В неписаной табели о рангах Кренкель - коротковолник мира № 1!
- Неважно. Беспартийный, да к тому ж - немец. А немец, браток, он немец и есть! И когда я проводил на льдине партсобрания, Кренкеля из палатки выставлял. Вопросы мы решали там серьезные, и время было тоже серьезным - 1937-й. А потом решения наших партсобраний срочно передавали в Москву, в ЦК.
- Каким образом?
- По радио, через Кренкеля.
***
РАЗГОВОР получился долгим, я же с утра не имел во рту ни крошки. А тут еще из кухни донеслись ароматные запахи. В общем, невольно сглотнул слюну. Заметив это, Папанин протянул кувшин с клюквенным морсом:
- Попей, браток. Замечательное питье, не то что водка. Ненавижу водку эту проклятую! Что она с людьми делает!.. Поехал как-то с Шолоховым на охоту. Двух часов не прошло - Шолохов пьян, егери пьяны, собаки пьяны, поговорить не с кем!.. Ой, Шолохов, Шолохов... Стрижет, понимаешь, купоны со своего "Тихого Дона"...
Сказать ему - мол, ну а вы-то сами, Иван Дмитриевич, разве не "стрижете"? - духа у меня не хватило...
***
В ТУ ПОРУ было ему семьдесят три, выглядел уже почти полной развалиной, однако упрямо продолжал занимать несколько весьма важных должностей: руководил всеми морскими и океанскими экспедициями Академии наук СССР, возглавлял Институт биологии внутренних вод, а также Московский филиал Географического общества СССР, оставался действующим контр-адмиралом. (За три часа нашего разговора несколько раз возвращался к этой теме. Бил себя в грудь: "Клянусь, браток, в отставку не уйду до гроба!")
К подъезду подкатила черная "Волга", из которой выскользнул молодой клерк с красной папкой в руке, взбежал на веранду:
- Иван Дмитриевич, пожалуйста, подпишите.
- Опять ты со своими бумагами, - отмахнулся от посетителя мой собеседник, - ну, ладно, давай ручку...
Поставив закорючки на нескольких листах, Папанин сказал ему строго:
- Продолжайте работать со всей партийной ответственностью. Как-нибудь к вам выберусь, проверю...
Когда "Волга" скрылась в аллее, Папанин вздохнул:
- Это мой референт, из моего института, который находится, браток, отсюда далеко, в Борках. Раз в неделю привозят мне приказы на подпись... Ни хрена без меня сделать не могут...
- Почему же, Иван Дмитриевич?
- Да понимаешь, браток, любой из них в приемной министра неделю сидеть будет, а я в пять минут пройду хоть к самому Косыгину...
Тут у веранды замер грузовик, и завхоз поместья, женщина с суровым взглядом и, видать, крутым характером, подала хозяину на подпись накладные. Она отправлялась в Москву, за продуктами, и, пока Папанин ставил свои закорючки, поясняла: муки - столько-то, мяса - столько-то, рыбы - столько-то...
Потом я его фотографировал, но Папанин пожелал, чтоб в газете был непременно официальный снимок, где он - в фуражке, мундире, при всех регалиях. Вместе со мной разглядывал свое "парадное" изображение, комментируя:
- Смотри, браток, две Золотые Звезды! Семь орденов Ленина! Первый - за льдину, второй - за пятьдесят лет, третий - за шестьдесят, четвертый - за семьдесят, а за что же еще три?..
Решив фотокарточку подписать, задумался:
- Браток, а как правильно - "Дорогому ЛевЕ" или "ЛевИ"?..
На прощание заговорщески шепнул:
- Хочешь, браток, покажу полярный сувенир?
И принес из комнаты что-то желтоватое, вроде засушенного корня, с мохнатой метелочкой на конце...
- Что это? - осторожно взял я корень в руку.
- Хер моржовый! - хохотнул Папанин. - Настоящий! И у меня, браток, с ентим делом полный порядок! Видать, пиявки помогают!..
"И когда я проводил на льдине партсобрания, Кренкеля из палатки выставлял. Вопросы мы решали там серьезные".
Лев СИДОРОВСКИЙ
Кое-как разыскал его домашний телефон, набираю номер, а на том конце провода - домработница:
- Они на даче. Звонить туда нельзя.
Долго упрашиваю на-
звать заветные цифры. Объясняю, что обращаюсь от имени ленинградцев, которые когда-то, в 1937-м, избрали ее хозяина своим депутатом в Верховный Совет. В общем, уломал...
Потом втрое дольше уламывал "героя льдины", который вовсе не желал со мной встречаться на предмет интервью. Наконец он сдался:
- Хрен с тобой. Приезжай в Болшево.
- А где мне вас там найти?
- В Болшево любая собака покажет тебе дачу Папанина...
***
ДА, РАЗЫСКАТЬ в Болшево эту дачу оказалось просто: ее тут знали в с е. Когда подошел к ней с угла, почудилось, что глухой зеленый забор тянется в обе стороны до горизонта. За забором высились сосны. Разыскав калитку и оказавшись по ту сторону забора, я узрел впереди двухэтажное, внушительных размеров строение, а перед ним на обширной площади красовались грядки, сверкали стеклами теплицы. На грядках и в теплицах ударно трудился народ...
Окликаю загорелую молодуху:
- Как пройти к Ивану Дмитриевичу?
Та распрямляет натруженную спину:
- Пойдете по этой дорожке, минуете сирень, потом - жасмин, потом - яблоневый сад, потом - мостик, потом - спортплощадку, потом - опять сад, а там уж и дача скоро...
Ошарашенный таким объяснением, киваю в сторону двухэтажного строения:
- А здесь-то кто?
Молодуха расплылась в улыбке:
- А здеся - прислуга...
***
И ВОТ пустился я в дальний путь - по уютным дорожкам, сквозь сирень, жасмин, яблони, минуя мостик, спортплощадку и опять сад... Пока шел, вспомнилось, что, кажется, в 1951-м в "Правде" про дачу Папанина, про ее роскошь и необъятные размеры, про зеркальных карпов и лебедей на здешних прудах был фельетон. Люди шептали: "По личному распоряжению Сталина!"
Наконец вижу долгожданный терем-теремок! Поднимаюсь на веранду, а там - в плетеном кресле, в полосатой пижаме, со свежим номером, естественно, "Правды" в руках, с очками на носу - сам хозяин... Похож? В памяти промелькнули знакомые с детства фотоснимки. Нет, не очень. Тот, герой льдины, был в костюме из оленьих шкур, потом - в адмиральском мундире. А этот - в пижаме, росточком, как говорится, метр с кепкой, волосы - совсем белые, усики - тоже. Не успел я представиться, как герой льдины (голос его скрипел, зубные протезы щелкали) пожаловался:
- Сидеть больно. Вчера пиявки ставили. Посмотри-ка, браток...
И, мигом приспустив пижамные штаны, обнажил свой несчастный зад со следами вчерашних истязаний...
Несколько обескураженный таким началом (а Папанин, щелкая протезами, продолжал что-то болтать, не переставая), я решил: надо как-то его монолог переводить в диалог, причем нить разговора брать в свои руки!.. Вижу - рядом собачка крутится: уши торчком, хвост кренделем. А ведь примерно так же, судя по фотографиям, выглядела на льдине их знаменитая псина! Сходу "проявляю эрудицию":
- Иван Дмитриевич, бьюсь об заклад, что это - потомок того самого пса по кличке Веселый, который с вами дрейфовал!
Папанин сложил пальцы в кукиш:
- Накося выкуси! Ни хрена после той собачины не осталось. Никакого потомства. И чего это ты, браток, когда рядом - Папанин, каким-то псом интересуешься?
Тогда я перешел в наступление:
- Какого рожна, Иван Дмитриевич, вас вообще потянуло на Север? Оставались бы в своем Севастополе...
Папанин взъерепенился:
- Меня революция на Север двинула! Ре-во-лю-ци-я! После того как поматросничал в Крыму и покомандовал бронепоездом на Украине, на Алдан подался!
- Зачем?
- Руководить экспедицией. Мы выбирали место для радиостанций на золотых приисках Якутии.
- Руководить - без специальных знаний?
- Мои знания - революционные! Они - всех важнее!.. Потом... Когда ж это было?.. Кажется, во время трансарктического перелета дирижабля "Граф Цеппелин"... Я подался в экспедицию на "Малыгине"...
- Иван Дмитриевич, это было в тридцать первом. Тогда же на Земле Франца-Иосифа вы стали начальником полярной станции.
- Во даешь, браток! - хлопнул меня по плечу собеседник. - Все знаешь про Папанина! В школе, небось, жизнь товарища Папанина изучал! Да-а, на той самой Земле Франца-Иосифа, бывало, смотрю, как моржи плывут на льдинах, и думаю: "Моржи плавают - значит, может дрейфовать на льдине и человек..."
- И все-таки, как вы, не имея никакой конкретной специальности, кроме специальности "руководителя", оказались во главе такой важной научной экспедиции, как "СП-1"? Ведь под вашим началом были не дилетанты, а профессионалы - гидролог Ширшов, магнитолог Федоров, радист Кренкель...
Тут Папанин глянул на меня как-то особенно гордо:
- А у меня была главная специальность: большевик! И товарищ Сталин мне доверял! Иосиф Виссарионович знал: я не подведу, не допущу на льдине никаких политических шатаний, никаких уклонов - ни правых, ни левых... Не скрою, было трудно, ведь среди нас находился и беспартийный, Кренкель.
- В неписаной табели о рангах Кренкель - коротковолник мира № 1!
- Неважно. Беспартийный, да к тому ж - немец. А немец, браток, он немец и есть! И когда я проводил на льдине партсобрания, Кренкеля из палатки выставлял. Вопросы мы решали там серьезные, и время было тоже серьезным - 1937-й. А потом решения наших партсобраний срочно передавали в Москву, в ЦК.
- Каким образом?
- По радио, через Кренкеля.
***
РАЗГОВОР получился долгим, я же с утра не имел во рту ни крошки. А тут еще из кухни донеслись ароматные запахи. В общем, невольно сглотнул слюну. Заметив это, Папанин протянул кувшин с клюквенным морсом:
- Попей, браток. Замечательное питье, не то что водка. Ненавижу водку эту проклятую! Что она с людьми делает!.. Поехал как-то с Шолоховым на охоту. Двух часов не прошло - Шолохов пьян, егери пьяны, собаки пьяны, поговорить не с кем!.. Ой, Шолохов, Шолохов... Стрижет, понимаешь, купоны со своего "Тихого Дона"...
Сказать ему - мол, ну а вы-то сами, Иван Дмитриевич, разве не "стрижете"? - духа у меня не хватило...
***
В ТУ ПОРУ было ему семьдесят три, выглядел уже почти полной развалиной, однако упрямо продолжал занимать несколько весьма важных должностей: руководил всеми морскими и океанскими экспедициями Академии наук СССР, возглавлял Институт биологии внутренних вод, а также Московский филиал Географического общества СССР, оставался действующим контр-адмиралом. (За три часа нашего разговора несколько раз возвращался к этой теме. Бил себя в грудь: "Клянусь, браток, в отставку не уйду до гроба!")
К подъезду подкатила черная "Волга", из которой выскользнул молодой клерк с красной папкой в руке, взбежал на веранду:
- Иван Дмитриевич, пожалуйста, подпишите.
- Опять ты со своими бумагами, - отмахнулся от посетителя мой собеседник, - ну, ладно, давай ручку...
Поставив закорючки на нескольких листах, Папанин сказал ему строго:
- Продолжайте работать со всей партийной ответственностью. Как-нибудь к вам выберусь, проверю...
Когда "Волга" скрылась в аллее, Папанин вздохнул:
- Это мой референт, из моего института, который находится, браток, отсюда далеко, в Борках. Раз в неделю привозят мне приказы на подпись... Ни хрена без меня сделать не могут...
- Почему же, Иван Дмитриевич?
- Да понимаешь, браток, любой из них в приемной министра неделю сидеть будет, а я в пять минут пройду хоть к самому Косыгину...
Тут у веранды замер грузовик, и завхоз поместья, женщина с суровым взглядом и, видать, крутым характером, подала хозяину на подпись накладные. Она отправлялась в Москву, за продуктами, и, пока Папанин ставил свои закорючки, поясняла: муки - столько-то, мяса - столько-то, рыбы - столько-то...
Потом я его фотографировал, но Папанин пожелал, чтоб в газете был непременно официальный снимок, где он - в фуражке, мундире, при всех регалиях. Вместе со мной разглядывал свое "парадное" изображение, комментируя:
- Смотри, браток, две Золотые Звезды! Семь орденов Ленина! Первый - за льдину, второй - за пятьдесят лет, третий - за шестьдесят, четвертый - за семьдесят, а за что же еще три?..
Решив фотокарточку подписать, задумался:
- Браток, а как правильно - "Дорогому ЛевЕ" или "ЛевИ"?..
На прощание заговорщески шепнул:
- Хочешь, браток, покажу полярный сувенир?
И принес из комнаты что-то желтоватое, вроде засушенного корня, с мохнатой метелочкой на конце...
- Что это? - осторожно взял я корень в руку.
- Хер моржовый! - хохотнул Папанин. - Настоящий! И у меня, браток, с ентим делом полный порядок! Видать, пиявки помогают!..
"И когда я проводил на льдине партсобрания, Кренкеля из палатки выставлял. Вопросы мы решали там серьезные".
Лев СИДОРОВСКИЙ
