Культура
Мирослав Култышев: «Самое сложное только начинается»
26 июля
Выражение «наутро проснулся знаменитым» лишь отчасти справедливо по отношению к 21-летнему студенту Санкт-Петербургской консерватории Мирославу Култышеву – лучшему пианисту завершившегося в Москве ХIII Международного конкурса имени П. И. Чайковского. Еще пять лет назад этот юноша в числе первых россиян был удостоен национальной молодежной премии «Триумф». Долгое время он был самым юным горожанином, упомянутым в биографическом справочнике «Кто есть кто в Санкт-Петербурге». В родном городе Мирослав неизменно собирает аншлаги на своих филармонических концертах. Год от года расширяется и география его зарубежных гастролей.
Вот почему успех в Москве (вторая премия при неприсужденной первой) был ожидаем. И при этом по-особенному знаменательным – до этого пианисты с берегов Невы лишь однажды, в 1966 году, возглавляли список лауреатов фортепианного конкурса Чайковского.
– Я очень рад, что мне удалось это сделать для Петербурга, для Консерватории, для людей, которых я люблю, – говорит пианист. – Ведь по большому счету это был мой первый конкурс.
«Участие в конкурсе – осознанная необходимость»
– Мирослав, пять лет назад ты сказал мне, что тебе ближе пример Евгения Кисина, которому удалось счастливо избежать конкурсных баталий. Что изменилось за эти годы?
– Конкурс возник для меня как осознанная необходимость. Потому что человек, не прошедший через конкурсное горнило в реалиях ХХI века, – он как бы нелегитимен в глазах музыкального сообщества. Его не воспринимают всерьез, с ним не считаются. И я понял, что этого испытания мне не избежать.
– Какая задача была для тебя главной в конкурсной борьбе?
– Я стремился быть самим собой. Самым трудным было попасть в тот энергетический поток, который я ощущаю на своих лучших концертах дома. И меньше всего я думал о том, чтобы переиграть своих соперников. А вот что помогало мне, так это теплота слушателей, которые с самого начала ко мне очень расположились.
– Кто тебе особенно близок из пианистов, которые в разные годы побеждал на конкурсе Чайковского?
– Из тех, кто захватывает и интригует меня больше всех, я бы назвал Григория Соколова, Михаила Плетнева и Владимира Ашкенази, с которым мне довелось однажды выступать как с дирижером в нашей Филармонии. Ашкенази все время находится в высоком творческом тонусе, умеет заражать своим ощущением музыки. Я играл с ним Первый концерт Прокофьева, и это было в моей жизни одним из самых высоких по градусу выступлений.
– Сейчас, ощутив психологические перегрузки такого конкурса, как ты расцениваешь тот факт, что наш земляк Григорий Соколов победил на нем в 16 лет?
– Я всегда думаю об этом с восхищением. Но, знаете, на том конкурсе у жюри консенсуса не было. И председатель жюри Эмиль Гилельс проявил колоссальную волю, чтобы убедить коллег отдать первую премию именно Соколову, потому что любимцем публики был другой музыкант. Гилельс не ошибся. И Соколов стал величайшим пианистом нашего времени. Он эволюционирует, меняется. Можно послушать его записи разных лет, чтобы ощутить, как развивается этот удивительный дар, достигая почти невероятных высот мастерства. Но уже в 16 лет он был Григорием Соколовым.
«Мне хотелось
побыстрей вырасти»
– Ты неразлучен с роялем вот уже полтора десятка лет. Как тебе представляется, есть ли «золотая пора» в творческой жизни пианиста?
– Я вспоминаю 82-летнего Владимира Горовица, который, приехав в Россию с концертами, по состоянию души был моложе многих молодых людей, сидевших в зале. А я с раннего детства ненавидел, когда мне говорили: «Ты ребенок». Хотелось побыстрей вырасти, быть старше лет на пять-десять. Надеюсь, буду развиваться, открывать в самом себе что-то новое. И я бы очень не хотел, чтобы меня на каком-то возрастном этапе сравнивали со мной же более младшим.
– Консерваторцы Петербурга отпраздновали на фортепианном конкурсе двойной успех. Как ты расцениваешь бронзовую медаль твоего земляка Александра Лубянцева?
– Мы с Александром как пианисты – совершенно полярные личности. Но тот факт, что ему присуждена третья премия, – это показатель широты художественных вкусов жюри.
– Кому из педагогов ты обязан своим успехом?
– Первые слова благодарности мне хотелось бы адресовать моему педагогу Зоре Менделевне Цукер, человеку, сформировавшему меня как музыканта и как личность. В ее класс я пришел в шесть лет и проучился у нее с 1991 по 2004 год. Большего контакта, взаимопонимания и духовной близости в ощущении музыки сложно себе представить. Это послано свыше. Хочу также выразить огромную благодарность моему профессору Александру Михайловичу Сандлеру – музыканту высочайших художественных критериев и огромной профессиональной честности. Его советы мне очень помогли. Готовя программы, мы выверяли с ним каждую ноту. Отдельное спасибо – Петербургскому дому музыки и его художественному руководителю Сергею Павловичу Ролдугину за проект «Музыкальная сборная России», где все мы смогли перед конкурсом в лучших залах обыграть перед публикой свои программы.
«Аквариум»
вовлекает меня
в некий космос»
– Можно ли сказать, что ты человек академических пристрастий?
– Вовсе нет. Я, например, стараюсь не пропускать выступлений группы «Аквариум», где попадаю в мощное энергетическое пространство. Личность Бориса Гребенщикова оказывает на меня воздействие, сопоставимое с влиянием больших классических музыкантов. Когда он на сцене, мне кажется, зала не существует, а есть некий космос, в который он вовлекает всех. В его песнях есть очень интересные гармонические обороты. И мне приятно, что Гребенщиков, по его признанию, сам с большим интересом слушает классику, вдохновляется ею.
– Так, может, вам что-то совместное подготовить?
– Ну, я не думаю, что «Аквариуму» это будет интересно. Хотя как знать...
– Ты получил после конкурса много гастрольных предложений. Впереди – выступления в странах Азии, Европы. Как ты расцениваешь такую перспективу?
– Честно говоря, неоднозначно. В январе будущего года мне предстоит сыграть 20 концертов с оркестром в Китае, Южной Корее и Японии. Но исполнять столько раз один и тот же концерт – такая перспектива меня не радует. Я хотел бы больше играть сольных концертов. Пока что такой творческой свободы у меня, к сожалению, нет.
– Где тебе особенно хотелось бы выступать?
– В Европе и в России. Для меня это приоритет. Хотел бы больше играть не только в Петербурге и Москве, но во многих других городах, где есть филармонии. Я адресуюсь прежде всего к нашему слушателю, с которым у меня общий духовный опыт. Люблю внимательную чуткую публику и благодарен слушателям, которые, приходя на мои концерты, проделывают вместе со мной огромную душевную работу. Я это всегда очень чувствую и ценю.
– Позади такой трудный конкурс. Что ты ощущаешь, выдержав это испытание?
– Осознаю, что самое сложное начинается только сейчас.
Беседовал Олег Сердобольский, корреспондент СПб. ТАСС – для «Невского времени»
Вот почему успех в Москве (вторая премия при неприсужденной первой) был ожидаем. И при этом по-особенному знаменательным – до этого пианисты с берегов Невы лишь однажды, в 1966 году, возглавляли список лауреатов фортепианного конкурса Чайковского.
– Я очень рад, что мне удалось это сделать для Петербурга, для Консерватории, для людей, которых я люблю, – говорит пианист. – Ведь по большому счету это был мой первый конкурс.
«Участие в конкурсе – осознанная необходимость»
– Мирослав, пять лет назад ты сказал мне, что тебе ближе пример Евгения Кисина, которому удалось счастливо избежать конкурсных баталий. Что изменилось за эти годы?
– Конкурс возник для меня как осознанная необходимость. Потому что человек, не прошедший через конкурсное горнило в реалиях ХХI века, – он как бы нелегитимен в глазах музыкального сообщества. Его не воспринимают всерьез, с ним не считаются. И я понял, что этого испытания мне не избежать.
– Какая задача была для тебя главной в конкурсной борьбе?
– Я стремился быть самим собой. Самым трудным было попасть в тот энергетический поток, который я ощущаю на своих лучших концертах дома. И меньше всего я думал о том, чтобы переиграть своих соперников. А вот что помогало мне, так это теплота слушателей, которые с самого начала ко мне очень расположились.
– Кто тебе особенно близок из пианистов, которые в разные годы побеждал на конкурсе Чайковского?
– Из тех, кто захватывает и интригует меня больше всех, я бы назвал Григория Соколова, Михаила Плетнева и Владимира Ашкенази, с которым мне довелось однажды выступать как с дирижером в нашей Филармонии. Ашкенази все время находится в высоком творческом тонусе, умеет заражать своим ощущением музыки. Я играл с ним Первый концерт Прокофьева, и это было в моей жизни одним из самых высоких по градусу выступлений.
– Сейчас, ощутив психологические перегрузки такого конкурса, как ты расцениваешь тот факт, что наш земляк Григорий Соколов победил на нем в 16 лет?
– Я всегда думаю об этом с восхищением. Но, знаете, на том конкурсе у жюри консенсуса не было. И председатель жюри Эмиль Гилельс проявил колоссальную волю, чтобы убедить коллег отдать первую премию именно Соколову, потому что любимцем публики был другой музыкант. Гилельс не ошибся. И Соколов стал величайшим пианистом нашего времени. Он эволюционирует, меняется. Можно послушать его записи разных лет, чтобы ощутить, как развивается этот удивительный дар, достигая почти невероятных высот мастерства. Но уже в 16 лет он был Григорием Соколовым.
«Мне хотелось
побыстрей вырасти»
– Ты неразлучен с роялем вот уже полтора десятка лет. Как тебе представляется, есть ли «золотая пора» в творческой жизни пианиста?
– Я вспоминаю 82-летнего Владимира Горовица, который, приехав в Россию с концертами, по состоянию души был моложе многих молодых людей, сидевших в зале. А я с раннего детства ненавидел, когда мне говорили: «Ты ребенок». Хотелось побыстрей вырасти, быть старше лет на пять-десять. Надеюсь, буду развиваться, открывать в самом себе что-то новое. И я бы очень не хотел, чтобы меня на каком-то возрастном этапе сравнивали со мной же более младшим.
– Консерваторцы Петербурга отпраздновали на фортепианном конкурсе двойной успех. Как ты расцениваешь бронзовую медаль твоего земляка Александра Лубянцева?
– Мы с Александром как пианисты – совершенно полярные личности. Но тот факт, что ему присуждена третья премия, – это показатель широты художественных вкусов жюри.
– Кому из педагогов ты обязан своим успехом?
– Первые слова благодарности мне хотелось бы адресовать моему педагогу Зоре Менделевне Цукер, человеку, сформировавшему меня как музыканта и как личность. В ее класс я пришел в шесть лет и проучился у нее с 1991 по 2004 год. Большего контакта, взаимопонимания и духовной близости в ощущении музыки сложно себе представить. Это послано свыше. Хочу также выразить огромную благодарность моему профессору Александру Михайловичу Сандлеру – музыканту высочайших художественных критериев и огромной профессиональной честности. Его советы мне очень помогли. Готовя программы, мы выверяли с ним каждую ноту. Отдельное спасибо – Петербургскому дому музыки и его художественному руководителю Сергею Павловичу Ролдугину за проект «Музыкальная сборная России», где все мы смогли перед конкурсом в лучших залах обыграть перед публикой свои программы.
«Аквариум»
вовлекает меня
в некий космос»
– Можно ли сказать, что ты человек академических пристрастий?
– Вовсе нет. Я, например, стараюсь не пропускать выступлений группы «Аквариум», где попадаю в мощное энергетическое пространство. Личность Бориса Гребенщикова оказывает на меня воздействие, сопоставимое с влиянием больших классических музыкантов. Когда он на сцене, мне кажется, зала не существует, а есть некий космос, в который он вовлекает всех. В его песнях есть очень интересные гармонические обороты. И мне приятно, что Гребенщиков, по его признанию, сам с большим интересом слушает классику, вдохновляется ею.
– Так, может, вам что-то совместное подготовить?
– Ну, я не думаю, что «Аквариуму» это будет интересно. Хотя как знать...
– Ты получил после конкурса много гастрольных предложений. Впереди – выступления в странах Азии, Европы. Как ты расцениваешь такую перспективу?
– Честно говоря, неоднозначно. В январе будущего года мне предстоит сыграть 20 концертов с оркестром в Китае, Южной Корее и Японии. Но исполнять столько раз один и тот же концерт – такая перспектива меня не радует. Я хотел бы больше играть сольных концертов. Пока что такой творческой свободы у меня, к сожалению, нет.
– Где тебе особенно хотелось бы выступать?
– В Европе и в России. Для меня это приоритет. Хотел бы больше играть не только в Петербурге и Москве, но во многих других городах, где есть филармонии. Я адресуюсь прежде всего к нашему слушателю, с которым у меня общий духовный опыт. Люблю внимательную чуткую публику и благодарен слушателям, которые, приходя на мои концерты, проделывают вместе со мной огромную душевную работу. Я это всегда очень чувствую и ценю.
– Позади такой трудный конкурс. Что ты ощущаешь, выдержав это испытание?
– Осознаю, что самое сложное начинается только сейчас.
Беседовал Олег Сердобольский, корреспондент СПб. ТАСС – для «Невского времени»
