Культура
Русский Гуггенхайм
31 августа
В дискуссиях о высоте башни «Охта-центра» возобладала формалистическая нота. Она смогла оттеснить на задний план содержание комплекса зданий, а он между тем по проекту серьезно насыщен общественными функциями. Одна из идей, которую планируют воплотить на площадке центра, – музей современного искусства. По замыслу авторов проекта философия «Охта-центра» идеально подходит новому музею, который, по своей сути, не может не культивировать ценности развития и устремленности в будущее. Но насколько велика потребность страны и города в масштабном музее современного искусства?
Пошлая картинка или бутылка хорошей водки?
В недавно изданной книге по галерейному бизнесу один из авторов этого труда прямолинейно сообщает одно из противоречий современного отечественного арт-бизнеса: пусть человек купит пошлую картинку, не беда. В любом случае такая покупка лучше бутылки водки. На это хочется ответить древним анекдотом: «Последствия бурного вечера сойдут на нет уже к обеду, а вот от пошлого вкуса избавиться гораздо сложнее». Российские банки, оптом скупавшие пейзажи с березкой до 1998 года, после кризиса быстро сбросили этот балласт, а теперь снова пополняют свои офисы несметным количеством ширпотреба. Но если спросить того же иронизирующего над банками горожанина, какое у него представление о современном искусстве, то ответ будет скорее печальным. С подачи художественных критиков все, начиная с десятиклассников, который год шутят над Церетели, таким замечательным образом – «от противного» – как бы приобщаясь к некоему другому искусству, которое на самом деле физически недоступно для девяти из десяти наших соотечественников.
Почему не Эрмитаж?
Недостаток интересных экспозиций современного искусства роднит Москву и Петербург. Какие-то площадки, конечно, есть: небольшие галереи с русскими мастерами на щите либо музейные отделы «новейшего искусства», играющие чисто периферийную роль, – посетители Эрмитажа и Третьяковки воспринимают только имиджевые для музея залы и экспонаты. Что уж говорить об иностранцах – разве кто-то пойдет в Лувр, чтобы взглянуть на коллекции работ последних 10 лет? Для сравнения: в любой из культурных столиц Европы (Париже, Берлине, Лондоне) есть 5–7 музеев современного искусства, и это не воспринимается как перебор.
Да, весной Эрмитаж заявил новый проект – «20/21», который соберет коллекцию экспонатов за последние сто лет. Действительно, 4–5 выставок современного искусства в год маловато даже для универсального музея. Однако помимо технических – читай, финансовых – трудностей проект сразу наталкивается на едва ли преодолимую преграду – смысловую. Концепция музея – это прежде всего концепция его места. Сущность Эрмитажа – универсализм, классика, «все хиты». И здание, и место как точка на карте города – все кричит о том, что здесь собрание веков, отобранное не кураторами, а самим временем. То же самое верно и в отношении концепции Русского музея, где существует прекрасный отдел новейших течений. Но он охватывает только русских авторов и не может считаться полноценным музейным собранием.
Можно сделать и ход конем. Имея в запасниках классику и русские шедевры, обратиться к западному музею современного искусства с предложением обменяться коллекциями на время. Так и сделал тот же Эрмитаж в ходе своей программы по «осовремениванию», заключив договор с Фондом Гуггенхайма. Практика распространенная и достойная всякой похвалы, однако может ли она заменить собственную коллекцию? Будет ли удовлетворен филателист, поменявшись марками с коллегой – «на время»? А нижегородец, приехавший посмотреть на Брейгеля, которого увезли на полгода в Нью-Йорк? Словом, привозной Гуггенхайм лучше, чем ничего, но, наверное, намного хуже собственного, тем более что наконец появилась реальная возможность для такого проекта.
Национальный проект
Не только городу нужен подлинный музей современного искусства – скорее такова потребность всей страны. Москва формально обзавелась выставочной площадью для актуальных авторов. Но стоит иметь в виду, что основой Московского музея современного искусства стала личная коллекция Зураба Церетели, который не отказал себе в удовольствии несколько модернизировать особняк Губина (архитектор Матвей Казаков) и заставить двор музея скульптурами на свой вкус. Конечно, там представлены фовисты, кубисты, русский авангард, сюрреализм – но само происхождение музея таит в себе известный идеологический изъян. Да и размах, прямо скажем, не национального уровня, неслучайно он так запросто и называется – муниципальный.
Бремя культурной столицы нести нелегко. По сути, Петербург только возвращается в ряды первых европейских и мировых городов, отмечая свое возвращение двумя большими проектами. Первый из них – празднование 300-летия – уже состоялся, подведя итоги прожитым эпохам. Второй – строительство «Охта-центра» являет собой шаг вперед, к модернизации, переосмыслению стратегии развития города. В этом смысле музей на территории Охты необходим как демонстрация современной культурой своего права на существование и самовыражение при отсутствии всяких варварских притязаний на наследие старших поколений.
Музей как центр современной культуры
Конечно, не музеем единым живо современное искусство. Анна Матвеева, сотрудник Петербургского филиала Государственного центра современного искусства, говорит, что городу больше, чем музей, необходимы просветительские инициативы, рассказывающие о том, что такое современное искусство и как его понимать, обучающие «методом погружения» как зрителей, так и художников, а также творческие центры, где современное искусство не показывали бы, а делали бы, производили. «Совсем не помешают и выставочные пространства для современного искусства, но не музейного статуса, а чуть менее «направленные на вечность», способные не показывать классиков, а отслеживать текущий процесс», – замечает Анна. Спорить не о чем, все так. Но как раз музей современного искусства, достойный масштабов Петербурга и России, может стать тем центром, вокруг которого и будет выстраиваться иерархия культурных институтов, творчески перерабатывающих наш язык, проблемы, надежды. А та же феноменальная башня «Газпрома» станет его «живым» экспонатом, вынесенным за ограду.
Лина Терехова
Пошлая картинка или бутылка хорошей водки?
В недавно изданной книге по галерейному бизнесу один из авторов этого труда прямолинейно сообщает одно из противоречий современного отечественного арт-бизнеса: пусть человек купит пошлую картинку, не беда. В любом случае такая покупка лучше бутылки водки. На это хочется ответить древним анекдотом: «Последствия бурного вечера сойдут на нет уже к обеду, а вот от пошлого вкуса избавиться гораздо сложнее». Российские банки, оптом скупавшие пейзажи с березкой до 1998 года, после кризиса быстро сбросили этот балласт, а теперь снова пополняют свои офисы несметным количеством ширпотреба. Но если спросить того же иронизирующего над банками горожанина, какое у него представление о современном искусстве, то ответ будет скорее печальным. С подачи художественных критиков все, начиная с десятиклассников, который год шутят над Церетели, таким замечательным образом – «от противного» – как бы приобщаясь к некоему другому искусству, которое на самом деле физически недоступно для девяти из десяти наших соотечественников.
Почему не Эрмитаж?
Недостаток интересных экспозиций современного искусства роднит Москву и Петербург. Какие-то площадки, конечно, есть: небольшие галереи с русскими мастерами на щите либо музейные отделы «новейшего искусства», играющие чисто периферийную роль, – посетители Эрмитажа и Третьяковки воспринимают только имиджевые для музея залы и экспонаты. Что уж говорить об иностранцах – разве кто-то пойдет в Лувр, чтобы взглянуть на коллекции работ последних 10 лет? Для сравнения: в любой из культурных столиц Европы (Париже, Берлине, Лондоне) есть 5–7 музеев современного искусства, и это не воспринимается как перебор.
Да, весной Эрмитаж заявил новый проект – «20/21», который соберет коллекцию экспонатов за последние сто лет. Действительно, 4–5 выставок современного искусства в год маловато даже для универсального музея. Однако помимо технических – читай, финансовых – трудностей проект сразу наталкивается на едва ли преодолимую преграду – смысловую. Концепция музея – это прежде всего концепция его места. Сущность Эрмитажа – универсализм, классика, «все хиты». И здание, и место как точка на карте города – все кричит о том, что здесь собрание веков, отобранное не кураторами, а самим временем. То же самое верно и в отношении концепции Русского музея, где существует прекрасный отдел новейших течений. Но он охватывает только русских авторов и не может считаться полноценным музейным собранием.
Можно сделать и ход конем. Имея в запасниках классику и русские шедевры, обратиться к западному музею современного искусства с предложением обменяться коллекциями на время. Так и сделал тот же Эрмитаж в ходе своей программы по «осовремениванию», заключив договор с Фондом Гуггенхайма. Практика распространенная и достойная всякой похвалы, однако может ли она заменить собственную коллекцию? Будет ли удовлетворен филателист, поменявшись марками с коллегой – «на время»? А нижегородец, приехавший посмотреть на Брейгеля, которого увезли на полгода в Нью-Йорк? Словом, привозной Гуггенхайм лучше, чем ничего, но, наверное, намного хуже собственного, тем более что наконец появилась реальная возможность для такого проекта.
Национальный проект
Не только городу нужен подлинный музей современного искусства – скорее такова потребность всей страны. Москва формально обзавелась выставочной площадью для актуальных авторов. Но стоит иметь в виду, что основой Московского музея современного искусства стала личная коллекция Зураба Церетели, который не отказал себе в удовольствии несколько модернизировать особняк Губина (архитектор Матвей Казаков) и заставить двор музея скульптурами на свой вкус. Конечно, там представлены фовисты, кубисты, русский авангард, сюрреализм – но само происхождение музея таит в себе известный идеологический изъян. Да и размах, прямо скажем, не национального уровня, неслучайно он так запросто и называется – муниципальный.
Бремя культурной столицы нести нелегко. По сути, Петербург только возвращается в ряды первых европейских и мировых городов, отмечая свое возвращение двумя большими проектами. Первый из них – празднование 300-летия – уже состоялся, подведя итоги прожитым эпохам. Второй – строительство «Охта-центра» являет собой шаг вперед, к модернизации, переосмыслению стратегии развития города. В этом смысле музей на территории Охты необходим как демонстрация современной культурой своего права на существование и самовыражение при отсутствии всяких варварских притязаний на наследие старших поколений.
Музей как центр современной культуры
Конечно, не музеем единым живо современное искусство. Анна Матвеева, сотрудник Петербургского филиала Государственного центра современного искусства, говорит, что городу больше, чем музей, необходимы просветительские инициативы, рассказывающие о том, что такое современное искусство и как его понимать, обучающие «методом погружения» как зрителей, так и художников, а также творческие центры, где современное искусство не показывали бы, а делали бы, производили. «Совсем не помешают и выставочные пространства для современного искусства, но не музейного статуса, а чуть менее «направленные на вечность», способные не показывать классиков, а отслеживать текущий процесс», – замечает Анна. Спорить не о чем, все так. Но как раз музей современного искусства, достойный масштабов Петербурга и России, может стать тем центром, вокруг которого и будет выстраиваться иерархия культурных институтов, творчески перерабатывающих наш язык, проблемы, надежды. А та же феноменальная башня «Газпрома» станет его «живым» экспонатом, вынесенным за ограду.
Лина Терехова
