Культура
Джек Николсон: «Я не против четвертого «Оскара»
01 сентября
Ему 70, а он все так же интересен на экране, как и сорок лет назад. Все такой же обаятельный, непредсказуемый и крайне интересный. К тому же – умный. А ведь для Голливуда это редкость…
Джек Николсон вскоре появится на российских киноэкранах в своем новом фильме «Прощальный список».
Картина о двух смертельно больных раком стариках, которые хотят напоследок «зажечь» в своей жизни все, что им не удавалось на протяжении предыдущих лет: прыгнуть с парашютом, поездить на гоночной машине, промчаться на мотоцикле по Великой Китайской стене… Николсон на пару с Морганом Фрименом хотя и должен выглядеть как умирающий, но все еще может дать сто очков форы любому молодому актеру. В чем же его секрет?
–Я нормально старею, – сказал актер в онлайновом интервью. – Это очень важный фактор: нормально стареть. Смерти, конечно, боюсь, это понятно, но с ума, как очень многие, по поводу того, что на лице образовался небольшой ров из морщин, не схожу.
– А играть больного раком не боязно?
– Волков бояться – в лес не ходить. Я знаю, что есть такие актеры, которые ни за что не снимутся «мертвыми» или «больными»… Но это бред, честно говоря, потому что зачем тогда вообще артисты нужны? Именно для того, чтобы изображать то, что нужно, и не выпендриваться. А если мы этого делать не станем – испугаемся или еще что, – тогда грош нам всем цена. Поэтому – нет, конечно, роль есть роль, и нечего здесь рассусоливать.
– Несмотря на комические фрагменты, лента все-таки серьезная…
– Мы старались говорить о довольно страшных вещах с улыбкой. Потому что сделать умное лицо еще не значит сказать что-то умное. А когда человек улыбается, ему больше веришь. По-этому когда люди на показе фильма смеялись и плакали – да-да, можете себе представить, были и такие, – нам казалось, что задача картины выполнена. То есть смерть не должна казаться чем-то жутким настолько, чтобы одно ее присутствие парализовывало и сковывало. Нет. Смерть – такое же нормальное состояние для человеческого организма, как и жизнь, – просто с противоположным знаком.
– Вы так спокойно об этом говорите…
– В моем возрасте есть свои маленькие плюсы – и это не только возможность ездить в транспорте на передних местах (то есть на местах для детей и инвалидов, как в России. – Прим. ред.). Я, скажем, могу разглагольствовать на темы, еще недавно казавшиеся табу. Смерть – одна из них. Еще пару лет назад я бы так запросто не смог ее обсуждать, а сейчас – пожалуйста. Все потому, что с годами меняется отношение к глобальным вещам и начинаешь смотреть на них с несколько иной точки зрения. Скажем, как участник шоу, которое вот-вот должно начаться. Тебе волнительно, весь напряжен, нервы звенят – а в голове только одна мысль: «Эх, не облажаться бы перед публикой!»
– Писали, будто вы хотите перебраться жить в Монако. Это правда?
– Да, представьте себе, была у меня такая мысль. Уж очень сильно я разозлился на наши новые правила, которые действуют в барах и пабах. Курить, по-моему, сейчас нельзя уже не только в Штатах, но и в Лондоне. Терпеть этого не могу: на улицах не продохнуть от смога, люди задыхаются от выхлопных газов, а администрации, видите ли, мешает дым хорошей сигары – да еще в хорошо кондиционируемом помещении. Поэтому я, когда у меня в очередной раз попытались отнять табак, со злости сказал, что лучше перееду в Монако, где знают толк в курении, чем буду жить с нашими ханжами от здоровья. Сейчас уже, правда, поостыл малость, да и хорошее заведение обнаружил, где мне преспокойно позволяют курить сколько душе угодно.
– Поэтому переезд с «Дороги плохишей» (лос-анджелесское прозвище знаменитой «Малхолланд драйв», улицы в Беверли Хиллз, где кроме Николсона жили знаменитые «плохие мальчики» Голливуда: Марлон Брандо и Уоррен Битти. – Прим. ред.) откладывается?
– «Дорога плохишей» – это моя вотчина. Это место, где чувствуешь себя дома. Оттуда только ногами вперед вынесут. Ну, или если обанкротишься, не дай бог!..
– Но у вас же и другой дом есть?
– Да, в Колорадо. Но это место отдохновения, что ли… Аспен – небольшой городок, где великолепная, но совершенно отличная от калифорнийской природа. Там другие люди живут: более мягкие, простые. Там не приходится держать себя в ежовых рукавицах, ежесекундно проверяя: не снимают ли тебя папарацци? Поэтому когда «Дорога прощелыг» превращается в поле боя, когда из-за каждого куста на тебя целится камера, а в своем туалете обнаруживаешь несколько «глазков» видеокамер и микрофонов, тогда Аспен с его патриархальными отношениями кажется земным раем, вот туда и перебираюсь на временное жительство, там в себя и прихожу…
– Вы не только актер, режиссер, продюсер, но еще и писатель. Не так давно выпустили кулинарную книгу. А воспоминаниями с благодарным человечеством не собираетесь поделиться?
– Моя кулинарная книжка – это, между прочим, и воспоминания тоже. Мои предпочтения в еде и все, что с процессом связано. Понимаете, чисто автобиографию писать мне скучно до безумия. И не потому, что вспомнить нечего – есть, есть, не сомневайтесь! Просто я думаю о несчастных читателях, которые будут с ужасом думать: что там этот старикан еще навалял? Сейчас начнет тягомотину свою пережевывать: «Я родился в прекрасном большом доме на холме…» или наоборот: «Мое детство ознаменовалось смертями, насилием и тюрьмой…» Они все это прекрасно знают и как бы предчувствуют, что ли. Ну а если ты пишешь о кулинарии или, там, о животных и в то же самое время подсовываешь читателям разнообразные истории из своего прошлого – а как же иначе?! – тогда книжка становится занимательной и ее интереснее читать.
– Главное, чтобы покупатель не скучал?
– Главное, чтобы он в первую очередь думал. Ведь мысли не обязательно преподносить в мудрено-ученом виде, чтобы человек долго ломал голову над тем, что же ему, черт побери, пытаются сказать. Я считаю, что замысловатость хороша лишь там, где она работает на сюжет, а сложные слова и предложения лучше оставлять выпускникам средней школы – пусть блещут ими перед своими учителями. Я люблю говорить так, чтобы меня можно было понять с полуслова, а если играю – то с полу-взгляда. Это то, что вырабатывается долгими годами актерских мучений, но потом воздается сторицей. Только не подумайте, что я сейчас хвастаюсь своей коллекцией «Оскаров» (их у Николсона три. – Прим. ред.) или «Глобусов» («Золотых глобусов» у него семь. – Прим. ред.). Нет. Говорить или играть просто – очень сложно. Гораздо сложнее, чем принимать позы или заламывать руки.
– Всю свою жизнь вы были окружены женщинами…
– Я окружен ими и сейчас, слава Богу! Но «Виагру» принимаю, только когда выхожу одновременно с двумя!
– На вас не повлияло женское воспитание?
– А как же! Как могло не повлиять? Я чуть ли не до 30 лет считал мать и ее сестру своими сестрами, а бабушку – мамой. Такие вещи при последующем разборе с психиатром выявляют столько всего интересного, что практически каждое твое движение оказывается пропитанным каким-нибудь иезуитским фрейдистским смыслом. Может быть, именно поэтому я до сих пор не могу остановиться и продолжаю встречаться с молодыми женщинами. А с какими еще? Ведь в моем возрасте каждая из моих подруг будет в любом случае младше меня! Я не знаю, каково им со мной (боюсь, правды от них я никогда не услышу), но мне лично все очень и очень нравится. Я понимаю, что, может быть, со стороны выгляжу не очень, но ничего с собой поделать не могу. Уж такой уродился и таким меня женщины воспитали!
– Как вы считаете, будет ли выдвинут ваш последний фильм на соискание «Оскара»?
– Да, поговаривают о такой возможности. Но я не против, если честно. Лоуренса Оливье номинировали до последнего, он получал награды и никогда на это не жаловался. Ведь степень человеческой признательности определяется и степенью популярности тоже. Поэтому я не против того, чтобы меня выдвигали, номинировали и награждали – чем больше и дольше, тем лучше.
Подготовил Александр Хохрев
Джек Николсон вскоре появится на российских киноэкранах в своем новом фильме «Прощальный список».
Картина о двух смертельно больных раком стариках, которые хотят напоследок «зажечь» в своей жизни все, что им не удавалось на протяжении предыдущих лет: прыгнуть с парашютом, поездить на гоночной машине, промчаться на мотоцикле по Великой Китайской стене… Николсон на пару с Морганом Фрименом хотя и должен выглядеть как умирающий, но все еще может дать сто очков форы любому молодому актеру. В чем же его секрет?
–Я нормально старею, – сказал актер в онлайновом интервью. – Это очень важный фактор: нормально стареть. Смерти, конечно, боюсь, это понятно, но с ума, как очень многие, по поводу того, что на лице образовался небольшой ров из морщин, не схожу.
– А играть больного раком не боязно?
– Волков бояться – в лес не ходить. Я знаю, что есть такие актеры, которые ни за что не снимутся «мертвыми» или «больными»… Но это бред, честно говоря, потому что зачем тогда вообще артисты нужны? Именно для того, чтобы изображать то, что нужно, и не выпендриваться. А если мы этого делать не станем – испугаемся или еще что, – тогда грош нам всем цена. Поэтому – нет, конечно, роль есть роль, и нечего здесь рассусоливать.
– Несмотря на комические фрагменты, лента все-таки серьезная…
– Мы старались говорить о довольно страшных вещах с улыбкой. Потому что сделать умное лицо еще не значит сказать что-то умное. А когда человек улыбается, ему больше веришь. По-этому когда люди на показе фильма смеялись и плакали – да-да, можете себе представить, были и такие, – нам казалось, что задача картины выполнена. То есть смерть не должна казаться чем-то жутким настолько, чтобы одно ее присутствие парализовывало и сковывало. Нет. Смерть – такое же нормальное состояние для человеческого организма, как и жизнь, – просто с противоположным знаком.
– Вы так спокойно об этом говорите…
– В моем возрасте есть свои маленькие плюсы – и это не только возможность ездить в транспорте на передних местах (то есть на местах для детей и инвалидов, как в России. – Прим. ред.). Я, скажем, могу разглагольствовать на темы, еще недавно казавшиеся табу. Смерть – одна из них. Еще пару лет назад я бы так запросто не смог ее обсуждать, а сейчас – пожалуйста. Все потому, что с годами меняется отношение к глобальным вещам и начинаешь смотреть на них с несколько иной точки зрения. Скажем, как участник шоу, которое вот-вот должно начаться. Тебе волнительно, весь напряжен, нервы звенят – а в голове только одна мысль: «Эх, не облажаться бы перед публикой!»
– Писали, будто вы хотите перебраться жить в Монако. Это правда?
– Да, представьте себе, была у меня такая мысль. Уж очень сильно я разозлился на наши новые правила, которые действуют в барах и пабах. Курить, по-моему, сейчас нельзя уже не только в Штатах, но и в Лондоне. Терпеть этого не могу: на улицах не продохнуть от смога, люди задыхаются от выхлопных газов, а администрации, видите ли, мешает дым хорошей сигары – да еще в хорошо кондиционируемом помещении. Поэтому я, когда у меня в очередной раз попытались отнять табак, со злости сказал, что лучше перееду в Монако, где знают толк в курении, чем буду жить с нашими ханжами от здоровья. Сейчас уже, правда, поостыл малость, да и хорошее заведение обнаружил, где мне преспокойно позволяют курить сколько душе угодно.
– Поэтому переезд с «Дороги плохишей» (лос-анджелесское прозвище знаменитой «Малхолланд драйв», улицы в Беверли Хиллз, где кроме Николсона жили знаменитые «плохие мальчики» Голливуда: Марлон Брандо и Уоррен Битти. – Прим. ред.) откладывается?
– «Дорога плохишей» – это моя вотчина. Это место, где чувствуешь себя дома. Оттуда только ногами вперед вынесут. Ну, или если обанкротишься, не дай бог!..
– Но у вас же и другой дом есть?
– Да, в Колорадо. Но это место отдохновения, что ли… Аспен – небольшой городок, где великолепная, но совершенно отличная от калифорнийской природа. Там другие люди живут: более мягкие, простые. Там не приходится держать себя в ежовых рукавицах, ежесекундно проверяя: не снимают ли тебя папарацци? Поэтому когда «Дорога прощелыг» превращается в поле боя, когда из-за каждого куста на тебя целится камера, а в своем туалете обнаруживаешь несколько «глазков» видеокамер и микрофонов, тогда Аспен с его патриархальными отношениями кажется земным раем, вот туда и перебираюсь на временное жительство, там в себя и прихожу…
– Вы не только актер, режиссер, продюсер, но еще и писатель. Не так давно выпустили кулинарную книгу. А воспоминаниями с благодарным человечеством не собираетесь поделиться?
– Моя кулинарная книжка – это, между прочим, и воспоминания тоже. Мои предпочтения в еде и все, что с процессом связано. Понимаете, чисто автобиографию писать мне скучно до безумия. И не потому, что вспомнить нечего – есть, есть, не сомневайтесь! Просто я думаю о несчастных читателях, которые будут с ужасом думать: что там этот старикан еще навалял? Сейчас начнет тягомотину свою пережевывать: «Я родился в прекрасном большом доме на холме…» или наоборот: «Мое детство ознаменовалось смертями, насилием и тюрьмой…» Они все это прекрасно знают и как бы предчувствуют, что ли. Ну а если ты пишешь о кулинарии или, там, о животных и в то же самое время подсовываешь читателям разнообразные истории из своего прошлого – а как же иначе?! – тогда книжка становится занимательной и ее интереснее читать.
– Главное, чтобы покупатель не скучал?
– Главное, чтобы он в первую очередь думал. Ведь мысли не обязательно преподносить в мудрено-ученом виде, чтобы человек долго ломал голову над тем, что же ему, черт побери, пытаются сказать. Я считаю, что замысловатость хороша лишь там, где она работает на сюжет, а сложные слова и предложения лучше оставлять выпускникам средней школы – пусть блещут ими перед своими учителями. Я люблю говорить так, чтобы меня можно было понять с полуслова, а если играю – то с полу-взгляда. Это то, что вырабатывается долгими годами актерских мучений, но потом воздается сторицей. Только не подумайте, что я сейчас хвастаюсь своей коллекцией «Оскаров» (их у Николсона три. – Прим. ред.) или «Глобусов» («Золотых глобусов» у него семь. – Прим. ред.). Нет. Говорить или играть просто – очень сложно. Гораздо сложнее, чем принимать позы или заламывать руки.
– Всю свою жизнь вы были окружены женщинами…
– Я окружен ими и сейчас, слава Богу! Но «Виагру» принимаю, только когда выхожу одновременно с двумя!
– На вас не повлияло женское воспитание?
– А как же! Как могло не повлиять? Я чуть ли не до 30 лет считал мать и ее сестру своими сестрами, а бабушку – мамой. Такие вещи при последующем разборе с психиатром выявляют столько всего интересного, что практически каждое твое движение оказывается пропитанным каким-нибудь иезуитским фрейдистским смыслом. Может быть, именно поэтому я до сих пор не могу остановиться и продолжаю встречаться с молодыми женщинами. А с какими еще? Ведь в моем возрасте каждая из моих подруг будет в любом случае младше меня! Я не знаю, каково им со мной (боюсь, правды от них я никогда не услышу), но мне лично все очень и очень нравится. Я понимаю, что, может быть, со стороны выгляжу не очень, но ничего с собой поделать не могу. Уж такой уродился и таким меня женщины воспитали!
– Как вы считаете, будет ли выдвинут ваш последний фильм на соискание «Оскара»?
– Да, поговаривают о такой возможности. Но я не против, если честно. Лоуренса Оливье номинировали до последнего, он получал награды и никогда на это не жаловался. Ведь степень человеческой признательности определяется и степенью популярности тоже. Поэтому я не против того, чтобы меня выдвигали, номинировали и награждали – чем больше и дольше, тем лучше.
Подготовил Александр Хохрев
