Общество
«С этого момента – никаких слез»
12 сентября
Год назад жизнь Ольги Тимофеевой разделилась пополам – на «до» и «после». В катастрофе Ту-154 под Донецком она потеряла мужа Костю. Ему было суждено стать одним из 170 пассажиров разбившегося в поселке Сухая Балка лайнера. А ей – пережить потерю и начать жизнь заново. Своими руками она достраивает дом в поселке Рощино и воспитывает дочь Катю.
На годовщину катастрофы только десять родственников погибших поехали в Донецк на поезде. Я путешествовала вместе с ними.
– А у вас кто погиб? – за время долгого пути до Сухой Балки этот вопрос мне задал каждый из этих людей. И каждый раз еле слышно, едва касаясь рукой плеча или ладони.
От этих слов и прикосновений я вздрагивала. Отвечала – никто. А в мыслях проговаривала – я еду с вами, но не имею отношения к вашему горю. Да, я много писала о нем, но никогда не приближалась даже на расстояние вытянутой руки, боялась его почувствовать.
С Олей Тимофеевой весь путь мы ехали в одном купе. После возвращения из поездки она пригласила меня в гости, в поселок Рощино.
…На участке в десять соток стоит недостроенный дом. Костя успел залить фундамент, поставить стены и проложить дорогу от Вокзальной улицы к своей земле. Рядом с будущим коттеджем – двухэтажная времянка, которую Оля обустроила по-женски уютно.
– У меня скромно, ты не стесняйся, проходи. Сейчас я налью тебе чай. Только подожди, за водой схожу.
От дома до ближайшей колонки десять минут пути. В небольшом строении есть свой кран, но жидкость из него бежит мутная и вонючая, ее и водой-то назвать нельзя. Поэтому пока приходится «гулять» с коромыслом на плечах.
– Видишь канавку посреди двора? Это копают новый водопровод для нашего большого дома, – с гордостью говорит Ольга – Пока тепло, мы должны успеть закончить все земляные работы. И только после приступать к строительным. Но где брать на них деньги? Въехать-то хотим в следующем году.
От компенсации, которую год назад она получила от государства, не осталось ни копейки. Треть пришлось отдать другим наследникам, часть ушла на оплату налогов и банковских сборов. А оставшиеся были истрачены на новый забор.
– 200 тысяч рублей я заплатила за него. Хотела обезопасить себя и дочку. Пока у нас не появились соседи, было очень страшно. Жители поселка не отличались дружелюбием по отношению к нам. О компенсациях после катастрофы писали все газеты. Поэтому я очень боялась, что нас обворуют. Слишком часто ко мне подходили люди и говорили: «Не плачь, ты же теперь богатая». В ответ я только молчала и отворачивалась…
Оле не раз предлагали продать участок и переехать в город. И каждый раз она отвечала – не могу, привыкла жить в большом доме, а в тесной квартире сойду с ума от горя.
– Первые месяцы после катастрофы мне было очень тяжело, – рассказывает Оля. – Я плакала, листала альбомы с фотографиями. Потом потеряла работу. В тот день, когда мне сообщили, что я уволена, гнала по трассе на всей скорости. Машина вылетела на встречную полосу, оказалась в карьере, не-
сколько раз перевернулась и опустилась на бок. Я выбралась через люк и как будто протрезвела – с этого момента никаких слез. У меня ведь столько дел – дом, дочь, участок. А Костя… Он навсегда останется со мной и с Катей.
Во времянке о погибшем муже напоминает все – портреты в каждой комнате, вещи в шкафу, которые до сих пор Оля не убрала, КамАЗ в гараже, за рулем которого Константин ездил на работу…
– Когда-то я была у него штурманом, помощником, слесарем, чинила грузовик, разбирала детали. А теперь вынуждена продать КамАЗ. Жалко, конечно, но деньги нужны на то, чтобы продолжить строительство дома. Хотя их на многое не хватит…
Оля ни у кого не просит помощи, рассказывать о своих трудностях не любит и только шутит – в районной администрации чиновники уже прячутся от нее. Для того чтобы добиться самых простых вещей, приходится истратить не одну дюжину нервных клеток.
– Костя мечтал о доме – я его дострою.
50 кубометров леса, которые мне после месячной беготни все-таки выделили в районной администрации, пойдут на внутреннюю отделку. Что делать с остальным – пока не знаю. Но, уверена, все будет хорошо. Он ведь на меня смотрит… Я часто ловила себя на мысли, которая на первый взгляд могла показаться дикой. Костя работал водителем и каждый день на своем автомобиле рисковал жизнью. Аварии случаются часто. А если бы он погиб не в самолете, а в одной из этих катастроф? Выходит, что своей «громкой» смертью он нам очень помог…
В ее жизни нет сенсаций и придуманных страстей. Была страшная трагедия, после которой она нашла в себе силы и встала на ноги. На мониторе ее компьютера последняя фотография мужа. Она «поймала» этот кадр, когда он только что проснулся, взъерошенный, но такой родной. Таким она его и любила.
И до сих пор продолжает любить. И просит прощения – перед его последним отпуском они поссорились, а помириться не успели.
– Так бывает… Ты цени и береги людей, которых любишь, – тихо говорит Оля, когда мы сидим за столом. – Под Донецком погибли 170 человек, которые были такими же, как ты и я. Они чего-то ждали, надеялись. Но катастрофа лишила их будущего. Теперь жизнь Кости во мне, в Кате, в этом доме… Я никогда отсюда не уеду.
Ирина Тищенко
На годовщину катастрофы только десять родственников погибших поехали в Донецк на поезде. Я путешествовала вместе с ними.
– А у вас кто погиб? – за время долгого пути до Сухой Балки этот вопрос мне задал каждый из этих людей. И каждый раз еле слышно, едва касаясь рукой плеча или ладони.
От этих слов и прикосновений я вздрагивала. Отвечала – никто. А в мыслях проговаривала – я еду с вами, но не имею отношения к вашему горю. Да, я много писала о нем, но никогда не приближалась даже на расстояние вытянутой руки, боялась его почувствовать.
С Олей Тимофеевой весь путь мы ехали в одном купе. После возвращения из поездки она пригласила меня в гости, в поселок Рощино.
…На участке в десять соток стоит недостроенный дом. Костя успел залить фундамент, поставить стены и проложить дорогу от Вокзальной улицы к своей земле. Рядом с будущим коттеджем – двухэтажная времянка, которую Оля обустроила по-женски уютно.
– У меня скромно, ты не стесняйся, проходи. Сейчас я налью тебе чай. Только подожди, за водой схожу.
От дома до ближайшей колонки десять минут пути. В небольшом строении есть свой кран, но жидкость из него бежит мутная и вонючая, ее и водой-то назвать нельзя. Поэтому пока приходится «гулять» с коромыслом на плечах.
– Видишь канавку посреди двора? Это копают новый водопровод для нашего большого дома, – с гордостью говорит Ольга – Пока тепло, мы должны успеть закончить все земляные работы. И только после приступать к строительным. Но где брать на них деньги? Въехать-то хотим в следующем году.
От компенсации, которую год назад она получила от государства, не осталось ни копейки. Треть пришлось отдать другим наследникам, часть ушла на оплату налогов и банковских сборов. А оставшиеся были истрачены на новый забор.
– 200 тысяч рублей я заплатила за него. Хотела обезопасить себя и дочку. Пока у нас не появились соседи, было очень страшно. Жители поселка не отличались дружелюбием по отношению к нам. О компенсациях после катастрофы писали все газеты. Поэтому я очень боялась, что нас обворуют. Слишком часто ко мне подходили люди и говорили: «Не плачь, ты же теперь богатая». В ответ я только молчала и отворачивалась…
Оле не раз предлагали продать участок и переехать в город. И каждый раз она отвечала – не могу, привыкла жить в большом доме, а в тесной квартире сойду с ума от горя.
– Первые месяцы после катастрофы мне было очень тяжело, – рассказывает Оля. – Я плакала, листала альбомы с фотографиями. Потом потеряла работу. В тот день, когда мне сообщили, что я уволена, гнала по трассе на всей скорости. Машина вылетела на встречную полосу, оказалась в карьере, не-
сколько раз перевернулась и опустилась на бок. Я выбралась через люк и как будто протрезвела – с этого момента никаких слез. У меня ведь столько дел – дом, дочь, участок. А Костя… Он навсегда останется со мной и с Катей.
Во времянке о погибшем муже напоминает все – портреты в каждой комнате, вещи в шкафу, которые до сих пор Оля не убрала, КамАЗ в гараже, за рулем которого Константин ездил на работу…
– Когда-то я была у него штурманом, помощником, слесарем, чинила грузовик, разбирала детали. А теперь вынуждена продать КамАЗ. Жалко, конечно, но деньги нужны на то, чтобы продолжить строительство дома. Хотя их на многое не хватит…
Оля ни у кого не просит помощи, рассказывать о своих трудностях не любит и только шутит – в районной администрации чиновники уже прячутся от нее. Для того чтобы добиться самых простых вещей, приходится истратить не одну дюжину нервных клеток.
– Костя мечтал о доме – я его дострою.
50 кубометров леса, которые мне после месячной беготни все-таки выделили в районной администрации, пойдут на внутреннюю отделку. Что делать с остальным – пока не знаю. Но, уверена, все будет хорошо. Он ведь на меня смотрит… Я часто ловила себя на мысли, которая на первый взгляд могла показаться дикой. Костя работал водителем и каждый день на своем автомобиле рисковал жизнью. Аварии случаются часто. А если бы он погиб не в самолете, а в одной из этих катастроф? Выходит, что своей «громкой» смертью он нам очень помог…
В ее жизни нет сенсаций и придуманных страстей. Была страшная трагедия, после которой она нашла в себе силы и встала на ноги. На мониторе ее компьютера последняя фотография мужа. Она «поймала» этот кадр, когда он только что проснулся, взъерошенный, но такой родной. Таким она его и любила.
И до сих пор продолжает любить. И просит прощения – перед его последним отпуском они поссорились, а помириться не успели.
– Так бывает… Ты цени и береги людей, которых любишь, – тихо говорит Оля, когда мы сидим за столом. – Под Донецком погибли 170 человек, которые были такими же, как ты и я. Они чего-то ждали, надеялись. Но катастрофа лишила их будущего. Теперь жизнь Кости во мне, в Кате, в этом доме… Я никогда отсюда не уеду.
Ирина Тищенко
