Спорт
Дастин Хоффман: «Впадаю в детство»
20 октября
Легенда современного кино Дастин Хоффман перешагнул 70-летний рубеж, но все еще остается в обойме наиболее востребованных актеров Голливуда. Совсем недавно мы видели его в комедии о семействе Факеров, а в начале года в роли профессора литературы Жюля Хилберта в ленте «Нелепей вымысла». Только что Хоффман закончил съемки «Великолепного игрушечного магазина», в котором сыграл двухсотлетнего старца, и моментально приступил к работе над «Последним шансом Харви» – романтическим фильмом о любви старого человека и женщины среднего возраста.
– Вам не страшно играть старика, который на ладан дышит?
– Временами я начинаю ассоциировать себя с теми героями, которых играю. Но тут же одергиваю: «Эй, что ты делаешь? Прекрати!» Потому что стоит только дать себе неправильную установку, как можно провалиться в ирреальный мир, в котором твоя собственная жизнь ничего не стоит и не значит. «Старики» относятся к разряду тех ролей, которые затягивают, – это верно. И в этом их прелесть, хотя страшно подумать, что тебе может быть столько же, сколько и твоему персонажу. Но только фильм должен быть на таком высоком уровне, чтобы иметь возможность увлечь меня, старого актера. А вот это уже сложнее.
– В последнее время вы больше снимаетесь в детском кино и комедиях. Почему?
– По всей видимости, впадаю в детство. Но на самом деле мне просто нравится играть в комедиях и нравятся картины для детей. С возрастом стараешься находить себе отдушины в более «мягких» жанрах, а все жесткое оставить позади. Но и это не всегда получается. Скажем, бандита Мейера Лански я сыграл всего пару лет назад, и роль заставила меня вспомнить времена «Билли Батгейта», «Дика Трэйси» и «Спящих».
– Почему?
– Потому что гангстерское кино – это всегда риск, это всегда зрелище, это всегда какофония чувств. Вроде бы мы должны всю эту сволочь ненавидеть, однако же наступает момент, когда ты начинаешь восхищаться человеком с пистолетом в руках. Против своей воли, казалось бы. Просто потому, что он силен и может выстрелить. Мы как-то с Бобом (Робертом Де Ниро. – Прим. ред.) разговорились, и он разоткровенничался, что, мол, самое большое удовольствие получил, сыграв дона Корлеоне и Нила Макколи (бандит из фильма «Схватка». – Прим. ред.).
– Вы ведь с Де Ниро довольно много встречались на съемочной площадке?
– Да, мы сделали несколько фильмов вместе: «Спящие», «Плутовство» и вот недавно «Встреча с Факерами». Но на самом главном фильме так и не встретились…
– Что вы имеете в виду?
– Я мог быть Майклом Корлеоне, и тогда Боб сыграл бы моего отца в молодости!
– Жалеете о «Крестном отце»?
– Да, жалею. Хотя Аль (Пачино. – Прим. ред.) сыграл на редкость удачно. Мощно, темпераментно и вместе с тем сдержанно. Все в себе. Я ему завидовал. По-хорошему, но завидовал.
– Почему вы отказались играть Корлеоне?
– Я не отказывался, меня просто не взяли. Я бы с удовольствием сыграл Майкла, я был к этому готов. Но моя внешность не показалась продюсерам по-настоящему «итальянистой», и они выбрали Пачино.
– Вы с детства хотели стать актером?
– Боже упаси! Я хотел стать музыкантом. Но таланта не хватило. Пришлось уходить из консерватории под неприятный «аккомпанемент» преподавательских криков: «Хоффман, вы лодырь!» Что уж там, действительно ведь лодырничал. Потому и в актеры решил податься – потому что мне сказали: «Играть может любой». Я не хотел идти работать, не хотел идти в армию – чем еще я мог заняться? Тогда-то и решил стать актером. Но в детстве мне ничего подобного в голову не приходило, что вы…
– Пробиваться было тяжело?
– Да, время было тяжелое, конец пятидесятых. Если бы не Джин Хэкман, мой самый близкий товарищ, не знаю, что бы со мной тогда стало. Мы приехали в Нью-Йорк из Калифорнии и остановились у Джина на Манхэттене. У него была там однокомнатная квартирка, в которой он жил со своей женой Фэй. Ночевал я у них на кухне, спал на матрасе, на полу. Временами выбирались на крышу поиграть на ударных: я лупил по бонгам, а Джин – по конгам, это все такие маленькие барабанчики африканские. Мы очень хотели быть похожими на Марлона Брандо – слышали, что он будто бы иногда играет на ударных в клубах. Очень он нам нравился… Фэй меня все уговаривала снять себе квартиру, но я так боялся одиночества, что ни за что не хотел уходить. В общем, в один ненастный день Джин взял меня за руку и повел в какой-то многоквартирный дом и лично снял мне квартиру. Заплатил… У меня тогда и денег-то не было.
– Трудности актерской жизни не отвратили вас от нее?
– Все дело в том, что я внезапно понял, что могу делать все что угодно, браться за любые, даже самые сложные роли, которые другие отвергают. Мало кому хотелось сыграть Рацо Рицо в «Полуночном ковбое». По тем временам (1969 год. – Прим. ред.) это мог сделать либо актер со статусом, либо тот, кому терять было абсолютно нечего. Я понял, что хотя мне и есть что терять, все равно могу поучаствовать в фильме Шлезингера. И никогда об этом не жалел, потому что Рицо, можно сказать, вытащил меня из болота безвестности: после «Выпускника» интересных ролей у меня практически не было. Это к вопросу о том, стоит ли сниматься в «сложных» ролях. Точно так же и в «Человеке дождя»… Том Круз красавец. И рядом с ним – брат, страдающий аутизмом. Это ведь мало кому понравится – играть идиота. Но я знаю, что именно такие роли запоминаются зрителями. А Дэнни Снайдер из «Спящих»? Кошмар, а не человек! «Знаете, кроме алкоголизма, у меня ма-аленькая проблемка с наркотиками…» Шикарная фраза! Но ведь шипящий, плюющийся и мямлящий все время какую-то ерунду персонаж – он только раздражает. На него хочется трактором наехать, а не слушать. В общем, я не знаю, почему все время брался играть таких парней, но именно эти роли принесли мне успех.
– «Звездность» вам не мешает?
– А кому и когда она мешала? Я слышу все эти истории о людях, добившихся невероятных успехов в жизни, и они все время повторяют: «Я не звезда, я просто актер». На самом деле это, конечно, ханжество. Они звезды и прекрасно об этом осведомлены. Быть звездой в наше время означает быть свободным. Деньги, почет… И это имеет громадное значение для всех, и для меня в том числе.
– Вы играли у самых прославленных режиссеров – Пенна, Шлезингера, Пекинпы, Николса, Поллака… Не трудно приноравливаться к почерку нового поколения постановщиков?
– Со мной вообще всегда было очень сложно работать. И раньше, и сейчас. Я принадлежу к актерам, исповедующим «метод» как основу своей игры. Я стараюсь не просто влезть в шкуру персонажа, но понять, что он делал за секунду, за день и за год до того, как произнес ту или иную реплику. Это, знаете ли, весьма тяжкий труд. Поэтому от меня приходили в ужас и Пенн со Шлезингером, и Бессон (снявший Хоффмана в «Жанне д’Арк». – Прим. ред.) с Тиквером (снимавшим «Парфюмера». – Прим. ред.). Я из тех людей, которые не поддаются ни на какие провокации, скажем на угрозы увольнения или урезания гонорара, а продолжают жестко следовать своим курсом. Мне необходимо понять, почему персонаж поступает так или иначе в тех или иных обстоятельствах. И если мне покажется, что где-то попахивает неправдой – это касается и моих ролей, и чужих, без разницы, – тогда я принимаюсь со всеми ругаться и доказывать обратное. Я как собака, которая чует кость, даже когда она зарыта глубоко в землю.
– Часто приходится «воевать»?
– Постоянно. Хотя, я считаю, что худой мир лучше хорошей войны.
– То есть?
– Ну, то есть лучше со мной не спорить. А уж если началась буча, то лучше со мной как-то договориться, уступить, потому что я не уступлю никому и никогда.
досье «нв»
За роль в мелодраме «Крамер против Крамера» удостоился «Оскара».
Второго «Оскара» получил за роль в драме «Человек дождя».
– Вам не страшно играть старика, который на ладан дышит?
– Временами я начинаю ассоциировать себя с теми героями, которых играю. Но тут же одергиваю: «Эй, что ты делаешь? Прекрати!» Потому что стоит только дать себе неправильную установку, как можно провалиться в ирреальный мир, в котором твоя собственная жизнь ничего не стоит и не значит. «Старики» относятся к разряду тех ролей, которые затягивают, – это верно. И в этом их прелесть, хотя страшно подумать, что тебе может быть столько же, сколько и твоему персонажу. Но только фильм должен быть на таком высоком уровне, чтобы иметь возможность увлечь меня, старого актера. А вот это уже сложнее.
– В последнее время вы больше снимаетесь в детском кино и комедиях. Почему?
– По всей видимости, впадаю в детство. Но на самом деле мне просто нравится играть в комедиях и нравятся картины для детей. С возрастом стараешься находить себе отдушины в более «мягких» жанрах, а все жесткое оставить позади. Но и это не всегда получается. Скажем, бандита Мейера Лански я сыграл всего пару лет назад, и роль заставила меня вспомнить времена «Билли Батгейта», «Дика Трэйси» и «Спящих».
– Почему?
– Потому что гангстерское кино – это всегда риск, это всегда зрелище, это всегда какофония чувств. Вроде бы мы должны всю эту сволочь ненавидеть, однако же наступает момент, когда ты начинаешь восхищаться человеком с пистолетом в руках. Против своей воли, казалось бы. Просто потому, что он силен и может выстрелить. Мы как-то с Бобом (Робертом Де Ниро. – Прим. ред.) разговорились, и он разоткровенничался, что, мол, самое большое удовольствие получил, сыграв дона Корлеоне и Нила Макколи (бандит из фильма «Схватка». – Прим. ред.).
– Вы ведь с Де Ниро довольно много встречались на съемочной площадке?
– Да, мы сделали несколько фильмов вместе: «Спящие», «Плутовство» и вот недавно «Встреча с Факерами». Но на самом главном фильме так и не встретились…
– Что вы имеете в виду?
– Я мог быть Майклом Корлеоне, и тогда Боб сыграл бы моего отца в молодости!
– Жалеете о «Крестном отце»?
– Да, жалею. Хотя Аль (Пачино. – Прим. ред.) сыграл на редкость удачно. Мощно, темпераментно и вместе с тем сдержанно. Все в себе. Я ему завидовал. По-хорошему, но завидовал.
– Почему вы отказались играть Корлеоне?
– Я не отказывался, меня просто не взяли. Я бы с удовольствием сыграл Майкла, я был к этому готов. Но моя внешность не показалась продюсерам по-настоящему «итальянистой», и они выбрали Пачино.
– Вы с детства хотели стать актером?
– Боже упаси! Я хотел стать музыкантом. Но таланта не хватило. Пришлось уходить из консерватории под неприятный «аккомпанемент» преподавательских криков: «Хоффман, вы лодырь!» Что уж там, действительно ведь лодырничал. Потому и в актеры решил податься – потому что мне сказали: «Играть может любой». Я не хотел идти работать, не хотел идти в армию – чем еще я мог заняться? Тогда-то и решил стать актером. Но в детстве мне ничего подобного в голову не приходило, что вы…
– Пробиваться было тяжело?
– Да, время было тяжелое, конец пятидесятых. Если бы не Джин Хэкман, мой самый близкий товарищ, не знаю, что бы со мной тогда стало. Мы приехали в Нью-Йорк из Калифорнии и остановились у Джина на Манхэттене. У него была там однокомнатная квартирка, в которой он жил со своей женой Фэй. Ночевал я у них на кухне, спал на матрасе, на полу. Временами выбирались на крышу поиграть на ударных: я лупил по бонгам, а Джин – по конгам, это все такие маленькие барабанчики африканские. Мы очень хотели быть похожими на Марлона Брандо – слышали, что он будто бы иногда играет на ударных в клубах. Очень он нам нравился… Фэй меня все уговаривала снять себе квартиру, но я так боялся одиночества, что ни за что не хотел уходить. В общем, в один ненастный день Джин взял меня за руку и повел в какой-то многоквартирный дом и лично снял мне квартиру. Заплатил… У меня тогда и денег-то не было.
– Трудности актерской жизни не отвратили вас от нее?
– Все дело в том, что я внезапно понял, что могу делать все что угодно, браться за любые, даже самые сложные роли, которые другие отвергают. Мало кому хотелось сыграть Рацо Рицо в «Полуночном ковбое». По тем временам (1969 год. – Прим. ред.) это мог сделать либо актер со статусом, либо тот, кому терять было абсолютно нечего. Я понял, что хотя мне и есть что терять, все равно могу поучаствовать в фильме Шлезингера. И никогда об этом не жалел, потому что Рицо, можно сказать, вытащил меня из болота безвестности: после «Выпускника» интересных ролей у меня практически не было. Это к вопросу о том, стоит ли сниматься в «сложных» ролях. Точно так же и в «Человеке дождя»… Том Круз красавец. И рядом с ним – брат, страдающий аутизмом. Это ведь мало кому понравится – играть идиота. Но я знаю, что именно такие роли запоминаются зрителями. А Дэнни Снайдер из «Спящих»? Кошмар, а не человек! «Знаете, кроме алкоголизма, у меня ма-аленькая проблемка с наркотиками…» Шикарная фраза! Но ведь шипящий, плюющийся и мямлящий все время какую-то ерунду персонаж – он только раздражает. На него хочется трактором наехать, а не слушать. В общем, я не знаю, почему все время брался играть таких парней, но именно эти роли принесли мне успех.
– «Звездность» вам не мешает?
– А кому и когда она мешала? Я слышу все эти истории о людях, добившихся невероятных успехов в жизни, и они все время повторяют: «Я не звезда, я просто актер». На самом деле это, конечно, ханжество. Они звезды и прекрасно об этом осведомлены. Быть звездой в наше время означает быть свободным. Деньги, почет… И это имеет громадное значение для всех, и для меня в том числе.
– Вы играли у самых прославленных режиссеров – Пенна, Шлезингера, Пекинпы, Николса, Поллака… Не трудно приноравливаться к почерку нового поколения постановщиков?
– Со мной вообще всегда было очень сложно работать. И раньше, и сейчас. Я принадлежу к актерам, исповедующим «метод» как основу своей игры. Я стараюсь не просто влезть в шкуру персонажа, но понять, что он делал за секунду, за день и за год до того, как произнес ту или иную реплику. Это, знаете ли, весьма тяжкий труд. Поэтому от меня приходили в ужас и Пенн со Шлезингером, и Бессон (снявший Хоффмана в «Жанне д’Арк». – Прим. ред.) с Тиквером (снимавшим «Парфюмера». – Прим. ред.). Я из тех людей, которые не поддаются ни на какие провокации, скажем на угрозы увольнения или урезания гонорара, а продолжают жестко следовать своим курсом. Мне необходимо понять, почему персонаж поступает так или иначе в тех или иных обстоятельствах. И если мне покажется, что где-то попахивает неправдой – это касается и моих ролей, и чужих, без разницы, – тогда я принимаюсь со всеми ругаться и доказывать обратное. Я как собака, которая чует кость, даже когда она зарыта глубоко в землю.
– Часто приходится «воевать»?
– Постоянно. Хотя, я считаю, что худой мир лучше хорошей войны.
– То есть?
– Ну, то есть лучше со мной не спорить. А уж если началась буча, то лучше со мной как-то договориться, уступить, потому что я не уступлю никому и никогда.
досье «нв»
За роль в мелодраме «Крамер против Крамера» удостоился «Оскара».
Второго «Оскара» получил за роль в драме «Человек дождя».
