Общество
Технологии взращивания человека
17 ноября
На днях ректору Гуманитарного университета профсоюзов Александру Запесоцкому была вручена премия правительства РФ за 2007 год в области образования. Столь высокой награды профессор был удостоен за монографию «Образование: философия, культурология, политика». Мы попросили лауреата рассказать о своей работе.
–Александр Сергеевич, поскольку наши читатели вряд ли знакомы с вашей книгой, мне бы хотелось, чтобы вы хоть отчасти открыли ее содержание.
– Для человека, не обладающего специальной подготовкой, читать ее бессмысленно. Вот вы бы, например, думаю, заснули через две страницы...
– И все же если в нескольких словах...
– В нескольких почти невозможно, но суть в формировании взгляда на то, каким должно быть образование в нашей стране в XXI веке. В книге сформулированы теоретические положения, которые реализованы на практике и дают хорошие результаты.
– В чем ее особое значение, почему ею заинтересовалось правительство?
– Пять лет назад, когда эта книга вышла, один из крупнейших отечественных педагогов- энциклопедистов профессор Олег Лебедев сказал, что ее ждали 20 лет. По его мнению, предыдущая подобная работа, принадлежащая группе авторов, вышла под редакцией известного отечественного психолога Василия Давыдова в 1981 году. С тех пор, конечно, многое изменилось, наступила новая эпоха, и это связано не только с крушением социализма. Появилось, например, такое понятие, как постмодернизм, – система взглядов, во многом противостоящая традиционной педагогике. Вообще появилось много идей, которые надо было переосмыслить. Эта книга и является такой попыткой переосмысления сущности образовательного процесса в связи с тем новым, что появилось в окружающем мире.
– Разве процесс обучения может сильно измениться?
– Конечно, образование – один из самых традиционных институтов человеческой деятельности. Говорят, что журналистика – вторая древнейшая профессия. Но я думаю, что к числу самых древних все-таки относится образование. Даже в животном мире родители учат детей, а вожак обучает всю стаю, причем делает это каждодневно. Поэтому я склонен предполагать, что образование фактически появилось еще до появления человека. И помогло ему стать таковым, поскольку человек – существо, лучше обучаемое по сравнению с другими биологическими типами. Итак, это совершенно традиционный институт, задача его заключается в том, чтобы помочь человеку стать взрослым и реализовать себя во взрослом обществе. Но окружающие реалии непрерывно меняются. Поэтому, с одной стороны, в образовании есть вроде бы фундаментальные, понятные, основополагающие вещи, которые проверены опытом. С другой – эпоха меняется, и вся традиционная система образования, от идеологии до практики, переосмысливается.
– Всегда ли благостны эти перемены для образования?
– В жизни очень редко бывает что-то только со знаком плюс или минус. Как раз задача педагогики – дать оценку этому новому и ответить на вопрос, что с ним делать.
– И что нового появилось сегодня?
– Например, идея старая, но облекаемая в новую оболочку: человек не должен думать, что такое хорошо и что такое плохо, а думать он должен, что рационально и полезно. Сейчас образованию подбрасывается такая идея – давайте мы все вечные ценности отбросим и будем готовить менеджеров, которые совершают полезную для корпорации работу. Вот вам ключ к счастью. И этот тезис овладевает массами. Приходит ко мне молодежь и говорит: «А зачем нам философия, литература? Вы нас научите, как деньги зарабатывать». Я что, должен пойти им навстречу? Или, понимая, что такой подход приведет их к краху в профессии, сказать им совершенно иные слова?..
Другой пример: сегодня впрыскивается идея (причем с очень высокого уровня, от Министерства образования, куда она, в свою очередь, впрыскивается из Министерства экономического развития), что образование – это сфера обслуживания, что университет должен предоставлять молодежи услуги. И на этой основе начинает выстраиваться модель системы высшего образования. И это я тоже должен подвергнуть осмыслению. И так далее.
– То есть ваша книга содержит именно переосмысление новомодных идей?
– Не только. Сначала в ней производится обзор педагогических теорий почти за всю историю педагогики, а потом излагается определенная система взглядов на образование в современном мире. И теоретики находят в этой системе интересные аспекты.
– А государство, поощрившее эту вашу работу премией?
– Не знаю. У него есть некий набор своих представлений о том, как реформировать образование. Для государства мои идеи, может быть, даже обуза. Различные мои научные работы десять раз выдвигались на те или иные государственные премии, и вот на 11-й раз премия получена. За работу, которая была сделана пять лет назад... Столько потребовалось, чтобы педагогическое сообщество признало ее с таким запасом уверенности, что и у чиновников уже сомнений не осталось. Как ни странно, то же самое, но в несколько ином виде, выдвигалось на премию правительства три года назад, но тогда чиновник, руководивший комиссией, резко возразил, и ученые проголосовали против.
– Значит, все-таки судьбу идей решают чиновники?
– Не только, поскольку до них все же доходят импульсы из научного сообщества. И вот все три года до этого чиновника, не будем называть имя, доходили импульсы: то, что делается в ГУПе, – очень серьезно, от этого нельзя отмахиваться...
– Действительно, в вашем случае показательна не только теория, но и практика...
– Это редкий случай, когда комплекс идей зафиксирован в книге, реализован в реальном университете и рынок подтверждает правильность этих идей.
– И рынок подтверждает?
– Судите сами: мы в прошлом году выдали 1300 дипломов государственного образца, и только два их обладателя пришли на биржу труда – это можно заносить в Книгу рекордов Гиннесса. При этом мы выпускаем специалистов по 21 специальности. Давайте посмотрим на примере вашей специальности. В прошлом году мы выпустили группу журналистов из 22 человек. Ни один из них не пришел на биржу труда, примерно половина работает в Москве на федеральных телеканалах – ОРТ, НТВ и др. Сразу со студенческой скамьи... Причем на должностях не ассистентских – редактор, корреспондент. Конечно, кто-то остался в Петербурге, вот, например, Ксения Корякина работает ведущей на телеканале «100ТВ».
– Получается, вы все-таки научили их зарабатывать деньги?
– Нет, я не учил их зарабатывать деньги. Мы помогали им сформировать свою личность. В каждом человеке заложен определенный потенциал, который может быть реализован, а может быть не реализован. Он тоже имеет разные составляющие, со знаком плюс и минус. Один и тот же человек может или оказаться в преступной группировке, или делать общественно значимые дела. Наша задача – помочь ему реализовать положительную составляющую своего потенциала. А хорошая зарплата всего лишь следствие правильного воспитания. Если человек получил хорошее образование, само собой разумеется, что он будет занимать высокие позиции в обществе, его карьера будет идти по восходящей и он будет в конечном счете получать удовольствие от жизни. Однако мы учим студентов и тому, что жизнь – это борьба и преодоление трудностей, если хотите, драматический процесс. Мстислав Ростропович как-то рассказал в нашем университете историю, которую я теперь часто повторяю студентам. Когда его с Вишневской насильственно выдворили из страны и они оказались в Ватикане без всего, в возрасте уже не детском, папа римский сказал ему: «Вы находитесь на середине лестницы жизни, и каждый ваш дальнейший шаг – либо вверх, либо вниз». Так вот, для любого человека каждый день предоставляет возможность сделать шаг либо вверх, либо вниз. Не только для 50-летнего музыканта, но и для 20-летнего студента, у которого каждый день есть выбор: сидя на лекции, слушать и задавать вопросы или смотреть в окно. А после лекции идти в библиотеку или садиться за компьютер и заниматься играми. А после университета – пить пиво или читать книгу.
– То есть все-таки внушать понятия о «хорошем» и «плохом» необходимо?
– К сожалению, сегодня многие вузы фактически отказались от воспитания как такового. Говорят: мы дадим профессиональную технологию, а как человек будет себя воспитывать, это его личное дело. Но если вы ведете разговор со студентом только о том, как зарабатывать деньги, заработать в результате он сможет очень немного. Есть знания, а есть еще ценности, и ценности не передаются в ходе лекций и семинарских занятий. Они передаются только через включение человека в определенную деятельность и через переживания, в том числе и эмоциональные – от хорошего праздника, от встреч с крупной личностью, от фильма, от книги. Для любой педагогической системы чрезвычайно важно наличие цели воспитания. Если ее нет, нет и педагогической системы, нет образования.
– Хотелось бы поконкретнее о том, каким образом вы в университете выстраиваете такую систему.
– Мы сформировали культуроцентристскую концепцию – образование в опоре на общепризнанные достижения отечественной и мировой культуры. Существуют и конкретные технологии. Например, принцип референтации образовательного пространства, когда оно насыщается определенными образцами деятельности, которые студенту хочется «присвоить». У нас студента окружает огромное количество образцов культуры, начиная с Аллеи почетных докторов, с фотографий выдающихся деятелей на стенах. Все это элементы технологии взращивания человека.
По-иному, чем в советском обществе, возникла сейчас тема дисциплины. Вот, например, Германия долгое время была сильна своей дисциплиной. Но в послевоенный период дисциплина в глазах немецкого общественного мнения стала ассоциироваться с наследием Гитлера. Учителя стали считать, что нельзя давить на детей, нельзя от них чего-то требовать, нельзя, чтобы они боялись наказаний. А сейчас заговорили, что, наверное, этот послевоенный педагогический опыт содержал в себе дефекты, что дисциплина открывает пути к счастью, что страх наказания обязательно должен быть. Или: у нас многие считают, что воспитатель обязательно должен быть идеалом для студентов. Но сейчас есть ряд немецких экспертов, которые говорят, что авторитет педагога должен основываться не только на его личностных качествах, но и на уважении к его должности, на статусе. Я не спорю, что учитель должен быть порядочным человеком, примером для воспитанника. Но при этом в ряде случаев ученик должен просто сделать так, как педагог от него потребует.
У нас уже многие годы утверждается, что дисциплина и свобода – вещи неким образом альтернативные, что свобода должна быть без границ. Но свобода, если вдуматься, есть нечто качественно отличное от произвола. По-настоящему свободным может быть только культурный человек, однако вся культура основана на самоограничении. А если я сам себя не могу ограничить, я должен быть готов к тому, что меня будут ограничивать те, кому моя свобода начнет мешать.
– Какие еще концептуальные положения содержатся в вашей работе?
– Обо всем не скажешь. Ну вот, к примеру, для какого типа культуры должна работать образовательная система? Если мы посмотрим на сегодняшнюю Россию, окажется, что у нас одновременно существует огромное количество типов культур. Условно говоря, культура Кремля – одна, в Химках – уже другая, а во Владивостоке третья. Культура пожилых – это одно, культура чиновников – другое, молодежи – третье. И внутри молодежи есть огромное количество своих культурных типов.
– Такое разнообразие характерно для любого общества...
– Да, но всегда есть доминирующий тип. Есть вертикаль культуры. А сейчас – нет, сейчас – хаос. В советское время такой тип был, и в царское тоже, и была очень четко выраженная иерархия. Из низших слоев стремились переместиться наверх, выпасть из высших считалось позором.
– Но были дворянская, крестьянская, разночинская культуры...
– Однако при этом иерархию определить было очень просто. В каких соотношениях находились дворянская и крестьянская культуры, всем было понятно. А теперь попробуй расскажи, в каких соотношениях у нас типы культур... И педагогу надо внутри этого хаоса сформировать модель того культурного пласта, в который студент должен попасть через пять лет, когда выйдет из университета, и готовить его к попаданию в этот пласт. А сюда ведь входят и чисто бытовые вещи: в какие рестораны он будет ходить, какую одежду носить...
В общем, в образовании есть множество конкретных проблем, которые, как мне кажется, нам удалось осмыслить и найти системный подход. Теперь проблемы можно решать на благо образования молодежи.
Беседовал Павел Владимиров
–Александр Сергеевич, поскольку наши читатели вряд ли знакомы с вашей книгой, мне бы хотелось, чтобы вы хоть отчасти открыли ее содержание.
– Для человека, не обладающего специальной подготовкой, читать ее бессмысленно. Вот вы бы, например, думаю, заснули через две страницы...
– И все же если в нескольких словах...
– В нескольких почти невозможно, но суть в формировании взгляда на то, каким должно быть образование в нашей стране в XXI веке. В книге сформулированы теоретические положения, которые реализованы на практике и дают хорошие результаты.
– В чем ее особое значение, почему ею заинтересовалось правительство?
– Пять лет назад, когда эта книга вышла, один из крупнейших отечественных педагогов- энциклопедистов профессор Олег Лебедев сказал, что ее ждали 20 лет. По его мнению, предыдущая подобная работа, принадлежащая группе авторов, вышла под редакцией известного отечественного психолога Василия Давыдова в 1981 году. С тех пор, конечно, многое изменилось, наступила новая эпоха, и это связано не только с крушением социализма. Появилось, например, такое понятие, как постмодернизм, – система взглядов, во многом противостоящая традиционной педагогике. Вообще появилось много идей, которые надо было переосмыслить. Эта книга и является такой попыткой переосмысления сущности образовательного процесса в связи с тем новым, что появилось в окружающем мире.
– Разве процесс обучения может сильно измениться?
– Конечно, образование – один из самых традиционных институтов человеческой деятельности. Говорят, что журналистика – вторая древнейшая профессия. Но я думаю, что к числу самых древних все-таки относится образование. Даже в животном мире родители учат детей, а вожак обучает всю стаю, причем делает это каждодневно. Поэтому я склонен предполагать, что образование фактически появилось еще до появления человека. И помогло ему стать таковым, поскольку человек – существо, лучше обучаемое по сравнению с другими биологическими типами. Итак, это совершенно традиционный институт, задача его заключается в том, чтобы помочь человеку стать взрослым и реализовать себя во взрослом обществе. Но окружающие реалии непрерывно меняются. Поэтому, с одной стороны, в образовании есть вроде бы фундаментальные, понятные, основополагающие вещи, которые проверены опытом. С другой – эпоха меняется, и вся традиционная система образования, от идеологии до практики, переосмысливается.
– Всегда ли благостны эти перемены для образования?
– В жизни очень редко бывает что-то только со знаком плюс или минус. Как раз задача педагогики – дать оценку этому новому и ответить на вопрос, что с ним делать.
– И что нового появилось сегодня?
– Например, идея старая, но облекаемая в новую оболочку: человек не должен думать, что такое хорошо и что такое плохо, а думать он должен, что рационально и полезно. Сейчас образованию подбрасывается такая идея – давайте мы все вечные ценности отбросим и будем готовить менеджеров, которые совершают полезную для корпорации работу. Вот вам ключ к счастью. И этот тезис овладевает массами. Приходит ко мне молодежь и говорит: «А зачем нам философия, литература? Вы нас научите, как деньги зарабатывать». Я что, должен пойти им навстречу? Или, понимая, что такой подход приведет их к краху в профессии, сказать им совершенно иные слова?..
Другой пример: сегодня впрыскивается идея (причем с очень высокого уровня, от Министерства образования, куда она, в свою очередь, впрыскивается из Министерства экономического развития), что образование – это сфера обслуживания, что университет должен предоставлять молодежи услуги. И на этой основе начинает выстраиваться модель системы высшего образования. И это я тоже должен подвергнуть осмыслению. И так далее.
– То есть ваша книга содержит именно переосмысление новомодных идей?
– Не только. Сначала в ней производится обзор педагогических теорий почти за всю историю педагогики, а потом излагается определенная система взглядов на образование в современном мире. И теоретики находят в этой системе интересные аспекты.
– А государство, поощрившее эту вашу работу премией?
– Не знаю. У него есть некий набор своих представлений о том, как реформировать образование. Для государства мои идеи, может быть, даже обуза. Различные мои научные работы десять раз выдвигались на те или иные государственные премии, и вот на 11-й раз премия получена. За работу, которая была сделана пять лет назад... Столько потребовалось, чтобы педагогическое сообщество признало ее с таким запасом уверенности, что и у чиновников уже сомнений не осталось. Как ни странно, то же самое, но в несколько ином виде, выдвигалось на премию правительства три года назад, но тогда чиновник, руководивший комиссией, резко возразил, и ученые проголосовали против.
– Значит, все-таки судьбу идей решают чиновники?
– Не только, поскольку до них все же доходят импульсы из научного сообщества. И вот все три года до этого чиновника, не будем называть имя, доходили импульсы: то, что делается в ГУПе, – очень серьезно, от этого нельзя отмахиваться...
– Действительно, в вашем случае показательна не только теория, но и практика...
– Это редкий случай, когда комплекс идей зафиксирован в книге, реализован в реальном университете и рынок подтверждает правильность этих идей.
– И рынок подтверждает?
– Судите сами: мы в прошлом году выдали 1300 дипломов государственного образца, и только два их обладателя пришли на биржу труда – это можно заносить в Книгу рекордов Гиннесса. При этом мы выпускаем специалистов по 21 специальности. Давайте посмотрим на примере вашей специальности. В прошлом году мы выпустили группу журналистов из 22 человек. Ни один из них не пришел на биржу труда, примерно половина работает в Москве на федеральных телеканалах – ОРТ, НТВ и др. Сразу со студенческой скамьи... Причем на должностях не ассистентских – редактор, корреспондент. Конечно, кто-то остался в Петербурге, вот, например, Ксения Корякина работает ведущей на телеканале «100ТВ».
– Получается, вы все-таки научили их зарабатывать деньги?
– Нет, я не учил их зарабатывать деньги. Мы помогали им сформировать свою личность. В каждом человеке заложен определенный потенциал, который может быть реализован, а может быть не реализован. Он тоже имеет разные составляющие, со знаком плюс и минус. Один и тот же человек может или оказаться в преступной группировке, или делать общественно значимые дела. Наша задача – помочь ему реализовать положительную составляющую своего потенциала. А хорошая зарплата всего лишь следствие правильного воспитания. Если человек получил хорошее образование, само собой разумеется, что он будет занимать высокие позиции в обществе, его карьера будет идти по восходящей и он будет в конечном счете получать удовольствие от жизни. Однако мы учим студентов и тому, что жизнь – это борьба и преодоление трудностей, если хотите, драматический процесс. Мстислав Ростропович как-то рассказал в нашем университете историю, которую я теперь часто повторяю студентам. Когда его с Вишневской насильственно выдворили из страны и они оказались в Ватикане без всего, в возрасте уже не детском, папа римский сказал ему: «Вы находитесь на середине лестницы жизни, и каждый ваш дальнейший шаг – либо вверх, либо вниз». Так вот, для любого человека каждый день предоставляет возможность сделать шаг либо вверх, либо вниз. Не только для 50-летнего музыканта, но и для 20-летнего студента, у которого каждый день есть выбор: сидя на лекции, слушать и задавать вопросы или смотреть в окно. А после лекции идти в библиотеку или садиться за компьютер и заниматься играми. А после университета – пить пиво или читать книгу.
– То есть все-таки внушать понятия о «хорошем» и «плохом» необходимо?
– К сожалению, сегодня многие вузы фактически отказались от воспитания как такового. Говорят: мы дадим профессиональную технологию, а как человек будет себя воспитывать, это его личное дело. Но если вы ведете разговор со студентом только о том, как зарабатывать деньги, заработать в результате он сможет очень немного. Есть знания, а есть еще ценности, и ценности не передаются в ходе лекций и семинарских занятий. Они передаются только через включение человека в определенную деятельность и через переживания, в том числе и эмоциональные – от хорошего праздника, от встреч с крупной личностью, от фильма, от книги. Для любой педагогической системы чрезвычайно важно наличие цели воспитания. Если ее нет, нет и педагогической системы, нет образования.
– Хотелось бы поконкретнее о том, каким образом вы в университете выстраиваете такую систему.
– Мы сформировали культуроцентристскую концепцию – образование в опоре на общепризнанные достижения отечественной и мировой культуры. Существуют и конкретные технологии. Например, принцип референтации образовательного пространства, когда оно насыщается определенными образцами деятельности, которые студенту хочется «присвоить». У нас студента окружает огромное количество образцов культуры, начиная с Аллеи почетных докторов, с фотографий выдающихся деятелей на стенах. Все это элементы технологии взращивания человека.
По-иному, чем в советском обществе, возникла сейчас тема дисциплины. Вот, например, Германия долгое время была сильна своей дисциплиной. Но в послевоенный период дисциплина в глазах немецкого общественного мнения стала ассоциироваться с наследием Гитлера. Учителя стали считать, что нельзя давить на детей, нельзя от них чего-то требовать, нельзя, чтобы они боялись наказаний. А сейчас заговорили, что, наверное, этот послевоенный педагогический опыт содержал в себе дефекты, что дисциплина открывает пути к счастью, что страх наказания обязательно должен быть. Или: у нас многие считают, что воспитатель обязательно должен быть идеалом для студентов. Но сейчас есть ряд немецких экспертов, которые говорят, что авторитет педагога должен основываться не только на его личностных качествах, но и на уважении к его должности, на статусе. Я не спорю, что учитель должен быть порядочным человеком, примером для воспитанника. Но при этом в ряде случаев ученик должен просто сделать так, как педагог от него потребует.
У нас уже многие годы утверждается, что дисциплина и свобода – вещи неким образом альтернативные, что свобода должна быть без границ. Но свобода, если вдуматься, есть нечто качественно отличное от произвола. По-настоящему свободным может быть только культурный человек, однако вся культура основана на самоограничении. А если я сам себя не могу ограничить, я должен быть готов к тому, что меня будут ограничивать те, кому моя свобода начнет мешать.
– Какие еще концептуальные положения содержатся в вашей работе?
– Обо всем не скажешь. Ну вот, к примеру, для какого типа культуры должна работать образовательная система? Если мы посмотрим на сегодняшнюю Россию, окажется, что у нас одновременно существует огромное количество типов культур. Условно говоря, культура Кремля – одна, в Химках – уже другая, а во Владивостоке третья. Культура пожилых – это одно, культура чиновников – другое, молодежи – третье. И внутри молодежи есть огромное количество своих культурных типов.
– Такое разнообразие характерно для любого общества...
– Да, но всегда есть доминирующий тип. Есть вертикаль культуры. А сейчас – нет, сейчас – хаос. В советское время такой тип был, и в царское тоже, и была очень четко выраженная иерархия. Из низших слоев стремились переместиться наверх, выпасть из высших считалось позором.
– Но были дворянская, крестьянская, разночинская культуры...
– Однако при этом иерархию определить было очень просто. В каких соотношениях находились дворянская и крестьянская культуры, всем было понятно. А теперь попробуй расскажи, в каких соотношениях у нас типы культур... И педагогу надо внутри этого хаоса сформировать модель того культурного пласта, в который студент должен попасть через пять лет, когда выйдет из университета, и готовить его к попаданию в этот пласт. А сюда ведь входят и чисто бытовые вещи: в какие рестораны он будет ходить, какую одежду носить...
В общем, в образовании есть множество конкретных проблем, которые, как мне кажется, нам удалось осмыслить и найти системный подход. Теперь проблемы можно решать на благо образования молодежи.
Беседовал Павел Владимиров
