Культура
Эдуард Успенский: «Я собирался создать свой Диснейленд»
22 декабря
Отправляясь на встречу с писателем Эдуардом Успенским, я радовался как мальчишка: выросший на его удивительных книжках и мультиках про крокодила Гену, старуху Шапокляк и славную семейку из Простоквашино, я мог запросто задать ему все накопившиеся с самого детства вопросы. Тем более что повод для встречи был безукоризненный – у писателя юбилей. 70 лет как-никак.
– Эдуард Николаевич, начнем с «корней»: какие литературные герои «занимались вашим воспитанием» в детстве?
– Дело в том, что самое «малышовое» время я провел в эвакуации за Уралом. А там ни книг, ни игрушек почти не было. Потом, в послевоенной Москве, тоже было не до чтения (слава Богу, что у меня хоть собака была!). Книги появились в моей жизни, когда я учился уже в классе шестом. И больше с ними я не расставался. Очень любил Джека Лондона, Купера, Майн Рида, Виктора Гюго, Стивенсона, Жюля Верна. Причем я читал не выборочно, а целыми собраниями сочинений. Потом увлекся Бальзаком, Мопассаном, Драйзером... Все эти авторы и их герои были в тот период в каком-то смысле моими воспитателями.
– Вы где-то рассказывали, что в школе были хулиганистым мальчишкой с отвратительным (для учителей!) характером, чуть ли не двоечником...
– Учиться как следует я начал классе в седьмом... Помню, лазил по строительным лесам на церковь, сломал ногу и попал в больницу. Мне принесли учебники, а так как я действительно был отстающим учеником, меня могли вообще оставить на второй год, я стал их читать и сделал совершенно потрясающее открытие в своей жизни – оказывается, там много интересного. Поэтому пока лечился, я прочитал учебную программу за год вперед и когда вернулся в школу, я все уже знал. Все! И с тех пор я взял за правило: как только начинается учебный год, я на уроках не играю в карты или в «морской бой», а учу все вперед. Вскоре я стал лучшим «математиком» школы – меня посылали на всякие олимпиады... Нет, я не стал отличником, потому что у меня не исчезли проблемы с дисциплиной (то тетрадка не оформлена, то подрался), но ощущение, что ты с легкостью решаешь трудные задачки, мне понравилось. Был случай, когда учитель математики нам задал задачу из учебника по усовершенствованию учителей, которую сам не мог решить. И пообещал: кто правильно решит, поставлю пятерку в четверти. Я уперся, бился над ней всю ночь и решил довольно оригинальным способом. Пришел в школу и сказал: «Ставьте мне пятерку, я больше не буду ходить на математику!»
– Поставил?
– Нет. Он рассмеялся и сказал, что это была шутка, к тому же ее решили и другие. Я не поленился обойти все классы, выяснил, что ее не решил никто, кроме меня, разозлился, пошел к директору школы качать права: «Разве учитель имеет право обманывать?!»
– Ага, значит, правдоискательский характер у вас с детства?
– Один крупный психолог, поговорив со мной 15 минут, на вопрос, что вы можете сказать об этом человеке, сразу ответил: «Это прирожденный борец за справедливость!» Поэтому я постоянно налетал на всякие конфликты. Когда на втором курсе МАИ – Московского авиационного института, – где я учился, пришли из комитета комсомола и объявили, что принято решение «все как один едем на целину добровольно», я переспросил: «Давайте разберемся. Все как один или добровольно?» Мне ответили: «Конечно, добровольно. Но все как один!» Я сказал, что если комитетом принято решение ехать, то я подчинюсь, а если все-таки добровольно, то лично я не поеду. В результате весь курс поехал на целину, заработал там кучу денег, а я один, как дурак, два месяца собирал мокрую картошку в подмосковном колхозе. Но зато добровольно.
– Из МАИ вышла целая плеяда писателей-сатириков – Задорнов, Норинский, Измайлов, вот и вы. То есть, образно говоря, поступали, чтобы люди летали самолетами, а в итоге сами летаете на Пегасе. Совпадение?
– Я хотел стать инженером-математиком, планировал заниматься серьезной наукой и техникой. Но в МАИ в то время был замечательный юмористический театр миниатюр под названием «Телевизор», при котором была просто гениальная молодая авторская группа. Этот коллектив меня и втянул в написание сценок... А вуз тут ни при чем.
– Как же вы попали в классики детской литературы?
– Поскольку я был эстрадником, мне постоянно звонили с радио – то из «Веселого спутника», то из «Доброго утра»: «Дай что-нибудь прочитать!» А я отвечаю: пишу теперь только детские стихи. «Ну, давай детские, они цензуры не требуют». И благодаря радио, не издав ни одной детской книжки, я стал «знаменитым детским писателем»! А потом я написал книгу про «Крокодила Гену» и...
– И? Наутро вы проснулись...
– Не угадали. Ее вообще долго не хотели печатать. Отдел рукописей «Детгиза» ответил мне, что друзей нельзя находить по объявлению – только в коллективе. Но потом как-то она проскочила. И однажды режиссер «Союзмультфильма» Роман Качанов, сидя в гостях у редактора «Известий» Аджубея, показал ему мою книжку. И тот сказал: «Вот что надо снимать». Роман позвонил мне и предложил написать сценарий. А потом мне повезло и с Володей Поповым, который делал фильмы про Простоквашино...
– Существует масса легенд по поводу «рождения» ваших персонажей, к примеру, того же Чебурашки. Самая фантастическая – любимый ушастик появился благодаря цензуре. Якобы описанный вами герой так «подсократился» путем вычитания человеческих черт, напоминающих наших вождей...
– В данном случае все было проще. Внешний облик мне подсказала картинка, которую я однажды подсмотрел. По улице шла маленькая красивая девочка, на ней огромная – явно не по росту! – мохнатая шуба. Она очень гордилась своей шубкой и так важно вышагивала, при этом на каждом шагу наступала на подол и падала. Вставала и опять падала. Было очень смешно... Так и появился Чебурашка. От забытого слова «чебурахнуться», что значит «упасть».
– Известно, что цензура того времени совала нос даже в детскую литературу. Какие к вашим персонажам были претензии у властей?
– Ты пишешь книжку четыре года, а тебе говорят: «Такое публиковать нельзя!» – «Почему?» – «В вашей книжке вы учите детей курить. У вас на такой-то странице мальчик затянулся сигаретой и в обморок упал». Я говорю: «Ну так он же в обморок упал!» – «Все равно нельзя, чтобы дети брали в руки сигарету...» Вы не поверите, но сказку «Колобок идет по следу» главный редактор «Детгиза» Уваров отправил на рецензирование в... КГБ. На полном серьезе! Говорили, что и в «25 профессиях Маши Филиппенко» я тоже пишу как антисоветчик. Там был потерян источник с целебной водой, и его долго искали. Дмитрий Урнов, рецензируя эту книгу, писал: «При советской власти был потерян источник. Значит, Успенский ее обвиняет. А ведь если бы не советская власть, мы с Успенским оба пасли бы свиней». Я был тогда так взбешен, что написал письмо в редакцию: «Почему это Урнов решает, чем мне заниматься?! Он бы, может, и пас свиней. Но, вероятно, моих». Но при этом я понимал: раз есть негласное распоряжение не печатать, то редакторы искали, к чему бы придраться. Это был период, когда печатали одних только михалковых, алексиных и лихановых.
– На что же тогда вы, да и вообще молодые ваши коллеги жили?
– Мультфильмы, пьесы. Пьеса о Чебурашке шла как-то одновременно в ста пятидесяти театрах. Еще нам разрешали выступать в библиотеках и вести кружки. Но мне было за книжки обидно! Был один случай, когда я приехал выступать в библиотеку Электрогорска, и мне сказали: «Эдуард Николаевич, у нас в библиотеке ваших книг девять экземпляров и все они на руках (мы даже не смогли их поставить на стенд для встречи)». И показали мне полку длиной пять метров Алексина, полку длиной четыре метра Лиханова и кубометр книг Берды Кербабаева. Оказывается, есть распоряжение, по которому этот кубометр должен пролежать в библиотеках ровно год, после чего полностью идет в макулатуру. Вот такая была книжная политика. Еще, помню, одно время, когда меня не печатали нигде, я так разозлился, что решил, как Высоцкий, записываться на магнитофонные кассеты, чтобы родители переписывали друг у друга мои лекции для детей.
– Почему вы говорите, что вам удалось себя реализовать в жизни процентов на 30?
– Потому что как писатель я многое сказал из того, что хотел, а вот как человек – полностью не реализовался. Я хотел действовать – создать «пионерский банк», в котором дети собирали бы деньги и сами решали, на что их тратить. Собирался открыть детское телеграфное агентство, быть организатором телевизионных шоу, создателем детских парков, то есть делать примерно то же, чем занимался Уолт Дисней. И я бы это все создал – я умею и добывать деньги, и зарабатывать их. И сам бы бегал, как заведенный, и других завел бы. Но, к сожалению, наши политические условия мне этого не позволили делать, поскольку я был беспартийный. Поэтому у меня нет студий своих собственных, своего Диснейленда, ни своих фабрик, которые делают детские игрушки, ни своих издательств.
– Что бы вы пожелали поколению детей нынешних в день своего юбилея и в преддверии 2008 года?
– Я бы им сказал: «Ребята, повесьте замки на свои компьютеры! И возьмите в руки книгу!»
Беседовал Андрей Колобаев
– Эдуард Николаевич, начнем с «корней»: какие литературные герои «занимались вашим воспитанием» в детстве?
– Дело в том, что самое «малышовое» время я провел в эвакуации за Уралом. А там ни книг, ни игрушек почти не было. Потом, в послевоенной Москве, тоже было не до чтения (слава Богу, что у меня хоть собака была!). Книги появились в моей жизни, когда я учился уже в классе шестом. И больше с ними я не расставался. Очень любил Джека Лондона, Купера, Майн Рида, Виктора Гюго, Стивенсона, Жюля Верна. Причем я читал не выборочно, а целыми собраниями сочинений. Потом увлекся Бальзаком, Мопассаном, Драйзером... Все эти авторы и их герои были в тот период в каком-то смысле моими воспитателями.
– Вы где-то рассказывали, что в школе были хулиганистым мальчишкой с отвратительным (для учителей!) характером, чуть ли не двоечником...
– Учиться как следует я начал классе в седьмом... Помню, лазил по строительным лесам на церковь, сломал ногу и попал в больницу. Мне принесли учебники, а так как я действительно был отстающим учеником, меня могли вообще оставить на второй год, я стал их читать и сделал совершенно потрясающее открытие в своей жизни – оказывается, там много интересного. Поэтому пока лечился, я прочитал учебную программу за год вперед и когда вернулся в школу, я все уже знал. Все! И с тех пор я взял за правило: как только начинается учебный год, я на уроках не играю в карты или в «морской бой», а учу все вперед. Вскоре я стал лучшим «математиком» школы – меня посылали на всякие олимпиады... Нет, я не стал отличником, потому что у меня не исчезли проблемы с дисциплиной (то тетрадка не оформлена, то подрался), но ощущение, что ты с легкостью решаешь трудные задачки, мне понравилось. Был случай, когда учитель математики нам задал задачу из учебника по усовершенствованию учителей, которую сам не мог решить. И пообещал: кто правильно решит, поставлю пятерку в четверти. Я уперся, бился над ней всю ночь и решил довольно оригинальным способом. Пришел в школу и сказал: «Ставьте мне пятерку, я больше не буду ходить на математику!»
– Поставил?
– Нет. Он рассмеялся и сказал, что это была шутка, к тому же ее решили и другие. Я не поленился обойти все классы, выяснил, что ее не решил никто, кроме меня, разозлился, пошел к директору школы качать права: «Разве учитель имеет право обманывать?!»
– Ага, значит, правдоискательский характер у вас с детства?
– Один крупный психолог, поговорив со мной 15 минут, на вопрос, что вы можете сказать об этом человеке, сразу ответил: «Это прирожденный борец за справедливость!» Поэтому я постоянно налетал на всякие конфликты. Когда на втором курсе МАИ – Московского авиационного института, – где я учился, пришли из комитета комсомола и объявили, что принято решение «все как один едем на целину добровольно», я переспросил: «Давайте разберемся. Все как один или добровольно?» Мне ответили: «Конечно, добровольно. Но все как один!» Я сказал, что если комитетом принято решение ехать, то я подчинюсь, а если все-таки добровольно, то лично я не поеду. В результате весь курс поехал на целину, заработал там кучу денег, а я один, как дурак, два месяца собирал мокрую картошку в подмосковном колхозе. Но зато добровольно.
– Из МАИ вышла целая плеяда писателей-сатириков – Задорнов, Норинский, Измайлов, вот и вы. То есть, образно говоря, поступали, чтобы люди летали самолетами, а в итоге сами летаете на Пегасе. Совпадение?
– Я хотел стать инженером-математиком, планировал заниматься серьезной наукой и техникой. Но в МАИ в то время был замечательный юмористический театр миниатюр под названием «Телевизор», при котором была просто гениальная молодая авторская группа. Этот коллектив меня и втянул в написание сценок... А вуз тут ни при чем.
– Как же вы попали в классики детской литературы?
– Поскольку я был эстрадником, мне постоянно звонили с радио – то из «Веселого спутника», то из «Доброго утра»: «Дай что-нибудь прочитать!» А я отвечаю: пишу теперь только детские стихи. «Ну, давай детские, они цензуры не требуют». И благодаря радио, не издав ни одной детской книжки, я стал «знаменитым детским писателем»! А потом я написал книгу про «Крокодила Гену» и...
– И? Наутро вы проснулись...
– Не угадали. Ее вообще долго не хотели печатать. Отдел рукописей «Детгиза» ответил мне, что друзей нельзя находить по объявлению – только в коллективе. Но потом как-то она проскочила. И однажды режиссер «Союзмультфильма» Роман Качанов, сидя в гостях у редактора «Известий» Аджубея, показал ему мою книжку. И тот сказал: «Вот что надо снимать». Роман позвонил мне и предложил написать сценарий. А потом мне повезло и с Володей Поповым, который делал фильмы про Простоквашино...
– Существует масса легенд по поводу «рождения» ваших персонажей, к примеру, того же Чебурашки. Самая фантастическая – любимый ушастик появился благодаря цензуре. Якобы описанный вами герой так «подсократился» путем вычитания человеческих черт, напоминающих наших вождей...
– В данном случае все было проще. Внешний облик мне подсказала картинка, которую я однажды подсмотрел. По улице шла маленькая красивая девочка, на ней огромная – явно не по росту! – мохнатая шуба. Она очень гордилась своей шубкой и так важно вышагивала, при этом на каждом шагу наступала на подол и падала. Вставала и опять падала. Было очень смешно... Так и появился Чебурашка. От забытого слова «чебурахнуться», что значит «упасть».
– Известно, что цензура того времени совала нос даже в детскую литературу. Какие к вашим персонажам были претензии у властей?
– Ты пишешь книжку четыре года, а тебе говорят: «Такое публиковать нельзя!» – «Почему?» – «В вашей книжке вы учите детей курить. У вас на такой-то странице мальчик затянулся сигаретой и в обморок упал». Я говорю: «Ну так он же в обморок упал!» – «Все равно нельзя, чтобы дети брали в руки сигарету...» Вы не поверите, но сказку «Колобок идет по следу» главный редактор «Детгиза» Уваров отправил на рецензирование в... КГБ. На полном серьезе! Говорили, что и в «25 профессиях Маши Филиппенко» я тоже пишу как антисоветчик. Там был потерян источник с целебной водой, и его долго искали. Дмитрий Урнов, рецензируя эту книгу, писал: «При советской власти был потерян источник. Значит, Успенский ее обвиняет. А ведь если бы не советская власть, мы с Успенским оба пасли бы свиней». Я был тогда так взбешен, что написал письмо в редакцию: «Почему это Урнов решает, чем мне заниматься?! Он бы, может, и пас свиней. Но, вероятно, моих». Но при этом я понимал: раз есть негласное распоряжение не печатать, то редакторы искали, к чему бы придраться. Это был период, когда печатали одних только михалковых, алексиных и лихановых.
– На что же тогда вы, да и вообще молодые ваши коллеги жили?
– Мультфильмы, пьесы. Пьеса о Чебурашке шла как-то одновременно в ста пятидесяти театрах. Еще нам разрешали выступать в библиотеках и вести кружки. Но мне было за книжки обидно! Был один случай, когда я приехал выступать в библиотеку Электрогорска, и мне сказали: «Эдуард Николаевич, у нас в библиотеке ваших книг девять экземпляров и все они на руках (мы даже не смогли их поставить на стенд для встречи)». И показали мне полку длиной пять метров Алексина, полку длиной четыре метра Лиханова и кубометр книг Берды Кербабаева. Оказывается, есть распоряжение, по которому этот кубометр должен пролежать в библиотеках ровно год, после чего полностью идет в макулатуру. Вот такая была книжная политика. Еще, помню, одно время, когда меня не печатали нигде, я так разозлился, что решил, как Высоцкий, записываться на магнитофонные кассеты, чтобы родители переписывали друг у друга мои лекции для детей.
– Почему вы говорите, что вам удалось себя реализовать в жизни процентов на 30?
– Потому что как писатель я многое сказал из того, что хотел, а вот как человек – полностью не реализовался. Я хотел действовать – создать «пионерский банк», в котором дети собирали бы деньги и сами решали, на что их тратить. Собирался открыть детское телеграфное агентство, быть организатором телевизионных шоу, создателем детских парков, то есть делать примерно то же, чем занимался Уолт Дисней. И я бы это все создал – я умею и добывать деньги, и зарабатывать их. И сам бы бегал, как заведенный, и других завел бы. Но, к сожалению, наши политические условия мне этого не позволили делать, поскольку я был беспартийный. Поэтому у меня нет студий своих собственных, своего Диснейленда, ни своих фабрик, которые делают детские игрушки, ни своих издательств.
– Что бы вы пожелали поколению детей нынешних в день своего юбилея и в преддверии 2008 года?
– Я бы им сказал: «Ребята, повесьте замки на свои компьютеры! И возьмите в руки книгу!»
Беседовал Андрей Колобаев
