Культура
Кофе, мука и рафинад
22 января
Инженерный театр АХЕ, ансамбль «Ремолино», танцоры Наталья и Александр Бережновы и певица из Аргентины Габриэлла Бергалло – носительница языка и самого духа героини Пьяццолы, проститутки-святой Марии… Собрал всех воедино «петербургский итальянец» Джулиано ди Капуа – актер, чтец, ударник и бандонеонист в одном лице.
Доселе «Мария де Буэнос-Айрес» в Петербурге не ставилась. И вот ирония судьбы: любители Пьяццолы имеют возможность увидеть и услышать опериту дважды, в двух различных сценических вариантах. Первый уже прошел в Эрмитажном театре в рамках II фестиваля малых форм «Театр без границ». Второй привезет из Эстонии сборная команда певцов и постановщиков и представит на сцене Михайловского театра. Как говорится, не было гроша, да вдруг алтын.
Народу в чинном Эрмитажном театре, на удивление, собралось много, публика была в основном молодежно-маргинальная.
Томительно-страстные танго Пьяццолы любят все. Кроме того, ди Капуа – личность в Питере довольно популярная. Он засветился везде, где только возможно. Поставил два скандальных спектакля – «Монологи вагины» и «Бешеные псы», играл в разных театрах, снимался в кино. Человек он, безусловно, талантливый и увлеченный. Однако то, что у него получилось, иначе как психоделическим бредом, осложненным поэтически измененным сознанием, не назовешь.
Причем бред этот по мере приближения к финалу сгущался. Сюжет оперы – о жизни и смерти портовой проститутки, рожденной на асфальте, зарезанной в кабаке во время воровской вечеринки и затем воскресшей, дабы святой тенью облетать и охранять любимый город – и без того изложен невнятно. А в переводе ди Капуа он приобрел окончательно сюрреалистические очертания. Специфика сочинения Пьяццолы такова, что поэтические тексты Орасио Ферреры, произносимые под фоновую музыку танго, зачастую не менее важны, чем пение. Причем сюжет не излагается впрямую, а представляет собою некий набор поэтических высказываний в духе Лорки и Кортасара, прослоенных шестнадцатью относительно законченными музыкальными номерами.
Всего действующих лиц в оперите четыре. Да еще небольшой ансамбль, на который возложена функция хора. Так вот, хора никакого не было – недоставало вокалистов. Сам ди Капуа и его мачеха, Габриэлла Бергалло, исполняли по две партии попеременно, отчего сюжет еще более запутывался. К тому же ди Капуа, не обладая вокальным голосом, пел так тихо, что звук тонул в аккомпанементе квинтета «Ремолино». Певица, уже не первой молодости, с порядочно стертым, глуховатым контральто, когда-то, наверное, была хороша. Тембр голоса – редкостный, с прокуренной хрипотцой, эротично низкий – идеально подходил для образа Марии. Да только силы и яркости ему не хватало.
Перевод текста, проецировавшегося на скомканную старую простыню, можно было и не читать, смысла там ни на грош, одно поэтическое impression. И потому процесс восприятия спектакля напоминал бесконечное разгадывание ребуса: все чувства – зрение, слух, обоняние – напрягались в тщетном усилии сложить из разрозненных впечатлений нечто цельное.
Насчет обоняния – чистая правда. Артисты АХЕ развернули на сцене настоящую кухню: под столом сгрудились тарелки и чашки, подносы и кофейники, по столу катались полупустые бутылки, в кофемолке мололся кофе. Огромную наклонную поверхность стола с дыркой в середине «ахейцы» деловито посыпали мукой, и себя при случае не забывали припорошить. Поверх муки щедрыми пригоршнями рассыпали свежемолотый кофе, а потом бросили на стол куски рафинада, получилось красиво. «Ахейцы» отвечали за визуальное оформление и action спектакля: сновали вокруг стола, натягивали вокруг персонажей зубами резиночки, пытались варить на сцене сахарную вату… Аромат кофе, рома и жженого сахара витал над залом, рождая чувственно-знойные аргентинские аллюзии: вечер, чашечка эспрессо, запах морских водорослей. Собственно, «ахейцы» и спасли спектакль от полного развала. Да еще ансамбль «Ремолино» игравший чудесно, с изящной непринужденностью истинных профессионалов. В целом настроение, атмосфера, мерцание поэтических смыслов спасли спектакль от провала.
Гюля Садыхова
Доселе «Мария де Буэнос-Айрес» в Петербурге не ставилась. И вот ирония судьбы: любители Пьяццолы имеют возможность увидеть и услышать опериту дважды, в двух различных сценических вариантах. Первый уже прошел в Эрмитажном театре в рамках II фестиваля малых форм «Театр без границ». Второй привезет из Эстонии сборная команда певцов и постановщиков и представит на сцене Михайловского театра. Как говорится, не было гроша, да вдруг алтын.
Народу в чинном Эрмитажном театре, на удивление, собралось много, публика была в основном молодежно-маргинальная.
Томительно-страстные танго Пьяццолы любят все. Кроме того, ди Капуа – личность в Питере довольно популярная. Он засветился везде, где только возможно. Поставил два скандальных спектакля – «Монологи вагины» и «Бешеные псы», играл в разных театрах, снимался в кино. Человек он, безусловно, талантливый и увлеченный. Однако то, что у него получилось, иначе как психоделическим бредом, осложненным поэтически измененным сознанием, не назовешь.
Причем бред этот по мере приближения к финалу сгущался. Сюжет оперы – о жизни и смерти портовой проститутки, рожденной на асфальте, зарезанной в кабаке во время воровской вечеринки и затем воскресшей, дабы святой тенью облетать и охранять любимый город – и без того изложен невнятно. А в переводе ди Капуа он приобрел окончательно сюрреалистические очертания. Специфика сочинения Пьяццолы такова, что поэтические тексты Орасио Ферреры, произносимые под фоновую музыку танго, зачастую не менее важны, чем пение. Причем сюжет не излагается впрямую, а представляет собою некий набор поэтических высказываний в духе Лорки и Кортасара, прослоенных шестнадцатью относительно законченными музыкальными номерами.
Всего действующих лиц в оперите четыре. Да еще небольшой ансамбль, на который возложена функция хора. Так вот, хора никакого не было – недоставало вокалистов. Сам ди Капуа и его мачеха, Габриэлла Бергалло, исполняли по две партии попеременно, отчего сюжет еще более запутывался. К тому же ди Капуа, не обладая вокальным голосом, пел так тихо, что звук тонул в аккомпанементе квинтета «Ремолино». Певица, уже не первой молодости, с порядочно стертым, глуховатым контральто, когда-то, наверное, была хороша. Тембр голоса – редкостный, с прокуренной хрипотцой, эротично низкий – идеально подходил для образа Марии. Да только силы и яркости ему не хватало.
Перевод текста, проецировавшегося на скомканную старую простыню, можно было и не читать, смысла там ни на грош, одно поэтическое impression. И потому процесс восприятия спектакля напоминал бесконечное разгадывание ребуса: все чувства – зрение, слух, обоняние – напрягались в тщетном усилии сложить из разрозненных впечатлений нечто цельное.
Насчет обоняния – чистая правда. Артисты АХЕ развернули на сцене настоящую кухню: под столом сгрудились тарелки и чашки, подносы и кофейники, по столу катались полупустые бутылки, в кофемолке мололся кофе. Огромную наклонную поверхность стола с дыркой в середине «ахейцы» деловито посыпали мукой, и себя при случае не забывали припорошить. Поверх муки щедрыми пригоршнями рассыпали свежемолотый кофе, а потом бросили на стол куски рафинада, получилось красиво. «Ахейцы» отвечали за визуальное оформление и action спектакля: сновали вокруг стола, натягивали вокруг персонажей зубами резиночки, пытались варить на сцене сахарную вату… Аромат кофе, рома и жженого сахара витал над залом, рождая чувственно-знойные аргентинские аллюзии: вечер, чашечка эспрессо, запах морских водорослей. Собственно, «ахейцы» и спасли спектакль от полного развала. Да еще ансамбль «Ремолино» игравший чудесно, с изящной непринужденностью истинных профессионалов. В целом настроение, атмосфера, мерцание поэтических смыслов спасли спектакль от провала.
Гюля Садыхова
