Культура
Станислав Горковенко:«Меня называют Котом Леопольдом»
30 января
Станислава Горковенко слушают затаив дыхание даже мэры и президенты. А все потому, что он – руководитель и дирижер Губернаторского оркестра Санкт-Петербурга. Народный артист России, он вместе со своим коллективом принимал участие во многих международных фестивалях. Только недавно завершилось их большое турне по Италии. Вот только выступать музыкантам за рубежом приходится под другим именем: заграничная аудитория помнит, что в прошлом этот коллектив назывался Эстрадно-симфоническим оркестром Комитета по телевидению и радиовещанию им. В.П. Соловьева-Седого.
– Станислав Константинович, объясните, что это за образование – Губернаторский оркестр, – не театр, не филармония…
– Губернаторские оркестры существуют во многих городах России – духовые, симфонические, народные. Это поветрие пошло после того, как образовался Президентский оркестр, который играет на официальных церемониях. Можно сказать, что его появление – большое везение для нас, потому что после перестройки мы как оркестр телевидения и радио фактически перестали существовать: нас сократили. Но руководство радио сказало, что оркестр не отпустит и поможет возобновлению нормальной работы. Благодаря им мы остались в том же помещении, хотя перестали быть государственными – что заработаем, то и имеем. Но коллектив в 50 человек так существовать не может! Слава Богу, что артисты оркестра не разбежались и остались верными своему делу. Отчасти я воспринимаю эту преданность как хорошее отношение ко мне. Потом губернатор взял нас под свое крыло, и мы стали Губернаторским оркестром. В будущем у нас появится своя база, но пока мы располагаемся здесь, на радио.
– То есть планы развития есть?
– Да, и я думаю, они осуществимы. Хотя мне совсем не хочется уходить из дома на Итальянской: в начале февраля будет уже 30 лет, как я здесь работаю. А уж сколько лет мне самому – я и вовсе стараюсь не думать!
– Если оркестр губернаторский, значит, он должен играть на правительственных приемах?
– Не только. Конечно, если губернатору нужен оркестр для какого-то приема или официального вечера в Таврическом дворце – тогда нас зовут. Но есть и другие концерты, как и прежде.
– Можете похвастаться, что видели первых лиц государств? Путина видели?
– Ну а как же! Президент мне жал руку. Когда проходил саммит руководителей азиатских стран, мы играли на приеме, где были первые лица государств. При составлении программы меня попросили подобрать для каждого из президентов популярную музыку его народа – задание не из простых. Хорошо, что мне помогли: китайское консульство предоставило ноты, я сам нашел киргизские и казахские мелодии – в итоге такую программу подготовить удалось. Все были в изумлении. Помню, Назарбаев подошел ко мне и спросил: «Откуда вы это все знаете?» А Цзян Цземин захотел петь «О соле мио», и мы аккомпанировали.
Музыка всегда создает непринужденную обстановку. Вообще, музыкальный язык – это язык Бога. Когда Бог говорит, что люди должны любить друг друга, музыка этому помогает. Разговорная речь очень ограничена, но стоит прозвучать одной музыкальной фразе – и ты не можешь объяснить почему, но становишься умнее, добрее и благороднее. Это самое великое из искусств, потому что оно позволяет общаться между собой людям всех времен, всех народов. Оно вечно живое: звуковая река течет, и каждый воспринимает ее по-своему. Она приносит незаменимую пищу душе.
– Недавно узнала, что вы еще и романсы пишете.
– Ну, бывает, балуюсь. Мой последний романс написан на стихи Есенина – «Я покинул родимый дом». Меня очень тронула эта тема, я что-то написал, говорят, ничего. Но ноты где-то потерял – надо восстанавливать, а пока времени нет… Я к этому серьезно не отношусь. Гораздо чаще под нажимом жены пишу для музыкальной школы на Садовой, где она преподает: там есть музыкальный театр из учащихся. Каждый год мы делаем для них премьеру произведений. Началось это очень давно, когда наш сын пошел в школу, и мы пробовали создать такой театр с его классом. Первой была постановка «Огнива». Сейчас эта детская опера уже издана, с успехом ставится в детских учреждениях, и недавно мне даже привозили на смотр сразу несколько ее постановок. Потом был «Буратино». Сейчас к моему 70-летию издается «Кот в сапогах».
Надо как можно больше уделять внимания подрастающему поколению. Когда шкет от горшка два вершка выходит и поет арию зверушки, он не только вызывает умиление у публики, но и сам приобщается к культуре, которой нам всегда не хватает, притом что она безгранична. И потом дети учатся не быть зажатыми, переносят свой сценический, актерский опыт на концертные выступления. Когда ты выходишь на сцену, скажем в роли Лисы Алисы, ты берешь от нее какую-то уверенность в себе и уже не так стесняешься играть на рояле.
– Весной в Филармонии будет концерт абонемента, в котором артисты участвуют со своими родственниками, – и ваш сын Тимур примет участие в вашем концерте.
– Да, мы будем с ним вместе выступать.
– Как оцениваете его успехи?
– Всегда немножко критически, но в душе радуюсь. Я что-то пишу, он что-то пишет. В последней программе «Настоящий герой» прозвучала песня в исполнении Димы Колдуна – это песня, которую написал мой сын. Я всегда считал, что жить одним только дирижированием нельзя. Нужно заниматься аранжировкой, сочинительством, исполнительством. Он и на скрипке по-прежнему играет.
– Но своего оркестра у него нет?
– Зато есть наш оркестр. Он им дирижирует и спектакли, и концерты. А свой оркестр… Зачем ему свой, когда есть папин?
– Вы не из тех родителей, которые не хотят, чтобы дети шли по их стопам.
– Да ну что вы! Когда я рос, мама строго следила за тем, как я выбирал профессию, хотя музыкой я занимался чуть ли не со дня рождения. Мы с братом оба неплохо рисовали: папа был художником. Но мама буквально запрещала: «Ни в коем случае не становитесь художниками – у них такая неустойчивая зарплата! Лучше музыкой занимайтесь». Но брат пошел в техникум, стал изобретателем, живет в Киеве. А я пошел по музыке. Теперь у нас вся семья музыкальная – кроме зятя. Я – дирижер, моя жена пианистка и преподаватель, сын был скрипачом, сейчас занимается дирижированием и сочинительством, дочь – преподаватель фортепиано, работает концертмейстером, внук – студент Консерватории. Только зять «подкачал»: он архитектор. Но это тоже музыка, только застывшая.
– А мать ваша была музыкантом? Откуда у вас интерес к музыке?
– Нет, она не была музыкантом, она помогала папе в художестве. Занималась батиком – росписью тканей. Но большую часть времени посвящала нашему воспитанию: мы росли в такое время, война… Музыкальный слух у меня был очень хороший, и мама отвела меня к соседке, педагогу музыки. Та проверила меня и сказала: «Стасик гений». У меня была хорошая музыкальная память, я быстро запоминал мелодии. Когда преподаватель просила выучить какую-либо пьесу, я хитренько говорил: «А вы мне ее сыграйте!» Она играла простенькие пьесы, а я за ней повторял. Потом я садился за рояль и подбирал то, что слышал вокруг. С самых малых лет, как стал что-то соображать, я все время проводил в театрах. Особенно часто ходил в оперный театр: слушал все подряд, приходил домой, наигрывал темы из опер… Мне это очень нравится, я без музыки жить не могу.
А первым моим музыкальным впечатлением была «Песня о Ленинграде». Как только я ее услышал, она мне врезалась в память. Я все думал: что это за город такой, как бы туда поехать? И судьба так повернулась, что я, окончив Бакинскую консерваторию, в 1960 году приехал сюда, чтобы стать симфоническим дирижером. Поступил в класс Николая Рабиновича, студентами мы часто бегали послушать уроки у Мусина. Никто из преподавателей не ревновал, мы жили дружной дирижерской семьей.
– Что вы хотите, чтобы вам подарили на день рождения – семья или оркестранты?
– Пускай дарят мне свое хорошее отношение. Пусть отвечают взаимностью на мое доброе отношение.
– Знаете, наверное, что редкий солист не распространяет анекдотов про своего дирижера?
– Да, конечно: «Кто самый лучший дирижер?» – «Самый лучший дирижер – это мертвый дирижер». А этот чудесный анекдот с попугаем знаете? Приходит женщина на птичий рынок, там продаются три попугая: один стоит одну тысячу, другой – две, а третий, самый страшный, ободранный, – десять. Женщина спрашивает: «Что делает этот попугай, за тысячу?» Ей отвечают: «Читает все стихотворения всех поэтов всех времен». – «А второй?» – «Второй попугай поет оперные арии». – «А третий, страшный, ощипанный, – этот что может делать?» – «Я не знаю, что он может делать, но двое других называют его «маэстро».
– На своих оркестрантов за подобные шутки не обижаетесь?
– Нет, я люблю, когда у музыканта острый язык, и сам хохочу, даже если это меня касается. Я и к себе, и к другим отношусь с достаточной долей юмора – и это меня спасает от всех бед. И людям я говорю: когда вы говорите что-то плохое о других, вы говорите плохо о себе. Я терпеть не могу глупые ссоры: иногда надо остепениться и признать, где ты виноват. Меня называют Котом Леопольдом, потому что я все время говорю: «Ребята, давайте жить дружно». И с галстуком хожу. Самое главное – что я люблю людей, с которыми я работаю.
Беседовала Алина Циопа
– Станислав Константинович, объясните, что это за образование – Губернаторский оркестр, – не театр, не филармония…
– Губернаторские оркестры существуют во многих городах России – духовые, симфонические, народные. Это поветрие пошло после того, как образовался Президентский оркестр, который играет на официальных церемониях. Можно сказать, что его появление – большое везение для нас, потому что после перестройки мы как оркестр телевидения и радио фактически перестали существовать: нас сократили. Но руководство радио сказало, что оркестр не отпустит и поможет возобновлению нормальной работы. Благодаря им мы остались в том же помещении, хотя перестали быть государственными – что заработаем, то и имеем. Но коллектив в 50 человек так существовать не может! Слава Богу, что артисты оркестра не разбежались и остались верными своему делу. Отчасти я воспринимаю эту преданность как хорошее отношение ко мне. Потом губернатор взял нас под свое крыло, и мы стали Губернаторским оркестром. В будущем у нас появится своя база, но пока мы располагаемся здесь, на радио.
– То есть планы развития есть?
– Да, и я думаю, они осуществимы. Хотя мне совсем не хочется уходить из дома на Итальянской: в начале февраля будет уже 30 лет, как я здесь работаю. А уж сколько лет мне самому – я и вовсе стараюсь не думать!
– Если оркестр губернаторский, значит, он должен играть на правительственных приемах?
– Не только. Конечно, если губернатору нужен оркестр для какого-то приема или официального вечера в Таврическом дворце – тогда нас зовут. Но есть и другие концерты, как и прежде.
– Можете похвастаться, что видели первых лиц государств? Путина видели?
– Ну а как же! Президент мне жал руку. Когда проходил саммит руководителей азиатских стран, мы играли на приеме, где были первые лица государств. При составлении программы меня попросили подобрать для каждого из президентов популярную музыку его народа – задание не из простых. Хорошо, что мне помогли: китайское консульство предоставило ноты, я сам нашел киргизские и казахские мелодии – в итоге такую программу подготовить удалось. Все были в изумлении. Помню, Назарбаев подошел ко мне и спросил: «Откуда вы это все знаете?» А Цзян Цземин захотел петь «О соле мио», и мы аккомпанировали.
Музыка всегда создает непринужденную обстановку. Вообще, музыкальный язык – это язык Бога. Когда Бог говорит, что люди должны любить друг друга, музыка этому помогает. Разговорная речь очень ограничена, но стоит прозвучать одной музыкальной фразе – и ты не можешь объяснить почему, но становишься умнее, добрее и благороднее. Это самое великое из искусств, потому что оно позволяет общаться между собой людям всех времен, всех народов. Оно вечно живое: звуковая река течет, и каждый воспринимает ее по-своему. Она приносит незаменимую пищу душе.
– Недавно узнала, что вы еще и романсы пишете.
– Ну, бывает, балуюсь. Мой последний романс написан на стихи Есенина – «Я покинул родимый дом». Меня очень тронула эта тема, я что-то написал, говорят, ничего. Но ноты где-то потерял – надо восстанавливать, а пока времени нет… Я к этому серьезно не отношусь. Гораздо чаще под нажимом жены пишу для музыкальной школы на Садовой, где она преподает: там есть музыкальный театр из учащихся. Каждый год мы делаем для них премьеру произведений. Началось это очень давно, когда наш сын пошел в школу, и мы пробовали создать такой театр с его классом. Первой была постановка «Огнива». Сейчас эта детская опера уже издана, с успехом ставится в детских учреждениях, и недавно мне даже привозили на смотр сразу несколько ее постановок. Потом был «Буратино». Сейчас к моему 70-летию издается «Кот в сапогах».
Надо как можно больше уделять внимания подрастающему поколению. Когда шкет от горшка два вершка выходит и поет арию зверушки, он не только вызывает умиление у публики, но и сам приобщается к культуре, которой нам всегда не хватает, притом что она безгранична. И потом дети учатся не быть зажатыми, переносят свой сценический, актерский опыт на концертные выступления. Когда ты выходишь на сцену, скажем в роли Лисы Алисы, ты берешь от нее какую-то уверенность в себе и уже не так стесняешься играть на рояле.
– Весной в Филармонии будет концерт абонемента, в котором артисты участвуют со своими родственниками, – и ваш сын Тимур примет участие в вашем концерте.
– Да, мы будем с ним вместе выступать.
– Как оцениваете его успехи?
– Всегда немножко критически, но в душе радуюсь. Я что-то пишу, он что-то пишет. В последней программе «Настоящий герой» прозвучала песня в исполнении Димы Колдуна – это песня, которую написал мой сын. Я всегда считал, что жить одним только дирижированием нельзя. Нужно заниматься аранжировкой, сочинительством, исполнительством. Он и на скрипке по-прежнему играет.
– Но своего оркестра у него нет?
– Зато есть наш оркестр. Он им дирижирует и спектакли, и концерты. А свой оркестр… Зачем ему свой, когда есть папин?
– Вы не из тех родителей, которые не хотят, чтобы дети шли по их стопам.
– Да ну что вы! Когда я рос, мама строго следила за тем, как я выбирал профессию, хотя музыкой я занимался чуть ли не со дня рождения. Мы с братом оба неплохо рисовали: папа был художником. Но мама буквально запрещала: «Ни в коем случае не становитесь художниками – у них такая неустойчивая зарплата! Лучше музыкой занимайтесь». Но брат пошел в техникум, стал изобретателем, живет в Киеве. А я пошел по музыке. Теперь у нас вся семья музыкальная – кроме зятя. Я – дирижер, моя жена пианистка и преподаватель, сын был скрипачом, сейчас занимается дирижированием и сочинительством, дочь – преподаватель фортепиано, работает концертмейстером, внук – студент Консерватории. Только зять «подкачал»: он архитектор. Но это тоже музыка, только застывшая.
– А мать ваша была музыкантом? Откуда у вас интерес к музыке?
– Нет, она не была музыкантом, она помогала папе в художестве. Занималась батиком – росписью тканей. Но большую часть времени посвящала нашему воспитанию: мы росли в такое время, война… Музыкальный слух у меня был очень хороший, и мама отвела меня к соседке, педагогу музыки. Та проверила меня и сказала: «Стасик гений». У меня была хорошая музыкальная память, я быстро запоминал мелодии. Когда преподаватель просила выучить какую-либо пьесу, я хитренько говорил: «А вы мне ее сыграйте!» Она играла простенькие пьесы, а я за ней повторял. Потом я садился за рояль и подбирал то, что слышал вокруг. С самых малых лет, как стал что-то соображать, я все время проводил в театрах. Особенно часто ходил в оперный театр: слушал все подряд, приходил домой, наигрывал темы из опер… Мне это очень нравится, я без музыки жить не могу.
А первым моим музыкальным впечатлением была «Песня о Ленинграде». Как только я ее услышал, она мне врезалась в память. Я все думал: что это за город такой, как бы туда поехать? И судьба так повернулась, что я, окончив Бакинскую консерваторию, в 1960 году приехал сюда, чтобы стать симфоническим дирижером. Поступил в класс Николая Рабиновича, студентами мы часто бегали послушать уроки у Мусина. Никто из преподавателей не ревновал, мы жили дружной дирижерской семьей.
– Что вы хотите, чтобы вам подарили на день рождения – семья или оркестранты?
– Пускай дарят мне свое хорошее отношение. Пусть отвечают взаимностью на мое доброе отношение.
– Знаете, наверное, что редкий солист не распространяет анекдотов про своего дирижера?
– Да, конечно: «Кто самый лучший дирижер?» – «Самый лучший дирижер – это мертвый дирижер». А этот чудесный анекдот с попугаем знаете? Приходит женщина на птичий рынок, там продаются три попугая: один стоит одну тысячу, другой – две, а третий, самый страшный, ободранный, – десять. Женщина спрашивает: «Что делает этот попугай, за тысячу?» Ей отвечают: «Читает все стихотворения всех поэтов всех времен». – «А второй?» – «Второй попугай поет оперные арии». – «А третий, страшный, ощипанный, – этот что может делать?» – «Я не знаю, что он может делать, но двое других называют его «маэстро».
– На своих оркестрантов за подобные шутки не обижаетесь?
– Нет, я люблю, когда у музыканта острый язык, и сам хохочу, даже если это меня касается. Я и к себе, и к другим отношусь с достаточной долей юмора – и это меня спасает от всех бед. И людям я говорю: когда вы говорите что-то плохое о других, вы говорите плохо о себе. Я терпеть не могу глупые ссоры: иногда надо остепениться и признать, где ты виноват. Меня называют Котом Леопольдом, потому что я все время говорю: «Ребята, давайте жить дружно». И с галстуком хожу. Самое главное – что я люблю людей, с которыми я работаю.
Беседовала Алина Циопа
