Культура
Время откровений, эйфории и драм
31 января
Приставка «пере-» всегда означает что-то сложное, требующее усилий, нередко приносящее боль. «Переход», «перемены», «перелом»… В этом же ряду стоит и слово «перестройка». Для страны этот этап, объявленный Михаилом Горбачевым, стал временем и благотворным, и болезненным одновременно. Разумеется, жизнь изменилась не в одночасье. То же произошло и с «важнейшим из искусств».
– По инерции еще несколько лет на «Ленфильме» функционировала старая система, несущая на себе отпечаток «идеологического бдения», – говорит киновед Александр Поздняков. – В запуске были сценарии, одобренные Госкино. Но горбачевская перестройка стала для художников эпохой перемен более радикальной, чем та же хрущевская «оттепель». Тогда, в 1960-е годы, это был лишь глоток свободы, вентиль скоро прикрутили. Во второй половине 1980-х свобода пришла навсегда, и пали шоры, запреты, надзор за искусством.
«Весь мир насилья мы разрушим»
Страна, вступив в новый период своего развития, принялась взахлеб заглатывать то, что ей раньше и на зубок не давали попробовать. Еще совсем недавно запрещенную прежде литературу запоем читали в метро, с полки доставали «крамольные» фильмы, каждый из которых воспринимался как откровение.
19 ноября 1988 года в эфире Центрального телевидения состоялась премьера фильма «Собачье сердце» режиссера Владимира Бортко. К булгаковскому тексту приобщились миллионы человек по всей стране, многие из которых доселе не читали ни строчки из произведений писателя. Впервые после многолетнего перерыва, после «Бриллиантовой руки», «12 стульев» и других любимых народом картин, появился фильм, который мгновенно разлетелся на крылатые фразы, прочно вошедшие в повседневный лексикон. Стоит ли говорить, что на революцию, «власть народа» и на строй в целом люди посмотрели по-другому…
– Картина Бортко развенчала последние мифы «казарменного социализма», – говорит Поздняков. – Физиономия Шарикова стала эмблемой грядущего хама, а не «царства свободы», как пели в известной песне.
«Апперкот» комсомолу, в ту пору еще «окормлявшему» советских юношей и девушек, нанес молодой режиссер Сергей Снежкин своим фильмом «ЧП районного масштаба» (1988). Так смело знаменосцы партии были показаны впервые. Пьяная пирушка работников райкома в сауне после «трудового дня», откровенная постельная сцена с участием комсомольского вожака вызвали шок у зрителя.
– На студии картину приняли на ура, художественный руководитель Второго творческого объединения Виктор Трегубович бился как лев, отстаивая каждый сантиметр пленки, – вспоминает Поздняков. – Не удалось отстоять только фронтальную эротическую сцену на общем плане. После выхода картины в прокат посыпались гневные письма в духе «куда смотрит обком?!» Но времена были уже не те…
Не менее грандиозный скандал вызвал фильм Александра Рогожкина «Караул» (1989). Министерство обороны, жестко редактировавшее фильмы по своей «епархии», требовало запретить показ картины. Это сейчас тема дедовщины замылена и заезжена, а тогда черно-белый фильм Рогожкина произвел эффект разорвавшейся бомбы.
– Помню, в 1990 году я представлял фильм в Мурманске, – вспоминает Александр Поздняков. – На сцену Дома культуры выскочил местный замполит, вырвал у меня из рук микрофон и закричал, что фильм этот лживый и бросает тень на доблестные конвойные войска и т. д.
Никакой лжи в «Карауле» не было. В те годы прогремело дело рядового Артураса Сакалаускаса. Кровавая трагедия в вагоне спец-
эшелона № 934 МВД СССР разыгралась в феврале 1987 года, когда молодой солдат, не выдержав жестоких издевательств «дедов», расстрелял восемь сослуживцев, сопровождавших зэков по этапу.
– В начале 1990-х в отечественном кинематографе пошло стремительное освоение табуированных зон – проституции, наркомании и других, еще недавно категорически запрещенных к показу на экране тем, – продолжает киновед. – И зрителю поначалу это очень нравилось, запретный плод сладок...
Можно сказать, что кинематографисты рубежа 1980–1990-х годов, развенчивая миф за мифом, приняли на вооружение методы борцов социалистической революции, действуя по принципу «весь мир насилья мы разрушим до основанья…» И в этом своем стремлении они были созвучны обществу, стремясь все перестроить, перекроить, переосмыслить.
Каждый за себя
Кардинальные перемены произошли и в организационно-экономической судьбе «Ленфильма». В 1990 году была образована Ленинградская ассоциация по производству и прокату кино– и видеофильмов, в состав которой наряду с «Ленфильмом» вошли несколько самостоятельных хозрасчетных студий – «Ладога», «Троицкий мост», «Голос», «Диапазон», «Петрополь» и др.
Поначалу самостоятельность и экономическая свобода вызвали эйфорию. Но у свободы была и оборотная сторона. Перед художниками встала задача самостоятельного поиска денег и проката. Продюсеры, умеющие находить средства и продвигать готовые картины, еще только начинали появляться. Так что многим режиссерам приходилось вникать в сложные вопросы кредитования, искать спонсоров. Шальных денег в стране было немало, и многие так называемые бизнесмены легко вкладывались в кино просто из желания покрасоваться, назваться продюсерами. Вопрос окупаемости вложенных средств (а были они тогда смешными) их мало заботил. В итоге в 1992 году киноассоциация в приступе производственного бума выпустила 78 картин!
Перестройка открыла дорогу многим режиссерам, которые сейчас составляют цвет российского кино. В 1991 году ярко дебютируют Лидия Боброва («Ой, вы, гуси») и Алексей Балабанов («Счастливые дни»). Художники активно реализовывали свои самые смелые идеи. В том же 1991-м Сергей Снежкин снял провидческую антиутопию «Невозвращенец» по повести Александра Кабакова. Картине о красно-коричневом перевороте в нашей стране было суждено стать пророческой. Фильм только что был окончательно смонтирован, когда в стране случился августовский «путч». Произошло неслыханное: ночью 20 августа, в самый разгар событий, по распоряжению Анатолия Собчака и Александра Голутвы картину, еще не получившую прокатного удостоверения, показали по телевидению. Тогда многие, едва дождавшись окончания фильма, побежали защищать Петросовет…
Постепенно в российском кинематографе начинается кризис, безденежье, спад производства. В 1995 году выходит картина Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты», которая не только полностью себя окупила, но и принесла огромную прибыль. Правда, столь кассовые картины были редким исключением. Уже следующий год стал для «Ленфильма» периодом абсолютного упадка, когда на студии была выпущена только одна картина – «Принципиальный и жалостливый взгляд» Александра Сухочева (в декабре прошлого года режиссер трагически ушел из жизни). Средств не было даже на оплату коммунальных услуг, все сидели «на картотеке»…
– Страну заполонило дешевое американское кино, – вспоминает Александр Поздняков. – Появилась возможность смотреть любые фильмы на видеокассетах, и постепенно зрители перестали ходить в кинотеатры.
На «Ленфильме» и обитающих в его стенах студиях начались сокращения. Кто-то, не дожидаясь увольнения, сменил профессию, кто-то ушел в бизнес, кто-то в запой.
– В те годы можно было встретить вчерашних ленфильмовцев, в переходах метро торгующих газетами, – жить-то надо! – вспоминает тяжелые времена Поздняков. – Режиссер Александр Бибарцев продавал книги на Невском, на ступенях библиотеки имени Блока. Было немало драматических судеб.
Людей тяготила не только нищета, но и отсутствие самореализации, невозможность воплотить в жизнь свои творческие замыслы – ведь далеко не каждый творческий человек мог настолько изменить себе, чтобы отправиться в Турцию за шмотками или встать за рыночный прилавок. Кто-то не выдерживал, сводил счеты с жизнью.
– С одной стороны, перестройка, рыночные отношения дали долгожданную свободу, – говорит киновед. – Но многие так и не смогли найти себя в новой жизни, не научились жить по новым законам. Это все равно что выпустить зверей, рожденных и выросших в клетке, на волю. Лишь немногие из них выживут в джунглях… Анна Кострова
– По инерции еще несколько лет на «Ленфильме» функционировала старая система, несущая на себе отпечаток «идеологического бдения», – говорит киновед Александр Поздняков. – В запуске были сценарии, одобренные Госкино. Но горбачевская перестройка стала для художников эпохой перемен более радикальной, чем та же хрущевская «оттепель». Тогда, в 1960-е годы, это был лишь глоток свободы, вентиль скоро прикрутили. Во второй половине 1980-х свобода пришла навсегда, и пали шоры, запреты, надзор за искусством.
«Весь мир насилья мы разрушим»
Страна, вступив в новый период своего развития, принялась взахлеб заглатывать то, что ей раньше и на зубок не давали попробовать. Еще совсем недавно запрещенную прежде литературу запоем читали в метро, с полки доставали «крамольные» фильмы, каждый из которых воспринимался как откровение.
19 ноября 1988 года в эфире Центрального телевидения состоялась премьера фильма «Собачье сердце» режиссера Владимира Бортко. К булгаковскому тексту приобщились миллионы человек по всей стране, многие из которых доселе не читали ни строчки из произведений писателя. Впервые после многолетнего перерыва, после «Бриллиантовой руки», «12 стульев» и других любимых народом картин, появился фильм, который мгновенно разлетелся на крылатые фразы, прочно вошедшие в повседневный лексикон. Стоит ли говорить, что на революцию, «власть народа» и на строй в целом люди посмотрели по-другому…
– Картина Бортко развенчала последние мифы «казарменного социализма», – говорит Поздняков. – Физиономия Шарикова стала эмблемой грядущего хама, а не «царства свободы», как пели в известной песне.
«Апперкот» комсомолу, в ту пору еще «окормлявшему» советских юношей и девушек, нанес молодой режиссер Сергей Снежкин своим фильмом «ЧП районного масштаба» (1988). Так смело знаменосцы партии были показаны впервые. Пьяная пирушка работников райкома в сауне после «трудового дня», откровенная постельная сцена с участием комсомольского вожака вызвали шок у зрителя.
– На студии картину приняли на ура, художественный руководитель Второго творческого объединения Виктор Трегубович бился как лев, отстаивая каждый сантиметр пленки, – вспоминает Поздняков. – Не удалось отстоять только фронтальную эротическую сцену на общем плане. После выхода картины в прокат посыпались гневные письма в духе «куда смотрит обком?!» Но времена были уже не те…
Не менее грандиозный скандал вызвал фильм Александра Рогожкина «Караул» (1989). Министерство обороны, жестко редактировавшее фильмы по своей «епархии», требовало запретить показ картины. Это сейчас тема дедовщины замылена и заезжена, а тогда черно-белый фильм Рогожкина произвел эффект разорвавшейся бомбы.
– Помню, в 1990 году я представлял фильм в Мурманске, – вспоминает Александр Поздняков. – На сцену Дома культуры выскочил местный замполит, вырвал у меня из рук микрофон и закричал, что фильм этот лживый и бросает тень на доблестные конвойные войска и т. д.
Никакой лжи в «Карауле» не было. В те годы прогремело дело рядового Артураса Сакалаускаса. Кровавая трагедия в вагоне спец-
эшелона № 934 МВД СССР разыгралась в феврале 1987 года, когда молодой солдат, не выдержав жестоких издевательств «дедов», расстрелял восемь сослуживцев, сопровождавших зэков по этапу.
– В начале 1990-х в отечественном кинематографе пошло стремительное освоение табуированных зон – проституции, наркомании и других, еще недавно категорически запрещенных к показу на экране тем, – продолжает киновед. – И зрителю поначалу это очень нравилось, запретный плод сладок...
Можно сказать, что кинематографисты рубежа 1980–1990-х годов, развенчивая миф за мифом, приняли на вооружение методы борцов социалистической революции, действуя по принципу «весь мир насилья мы разрушим до основанья…» И в этом своем стремлении они были созвучны обществу, стремясь все перестроить, перекроить, переосмыслить.
Каждый за себя
Кардинальные перемены произошли и в организационно-экономической судьбе «Ленфильма». В 1990 году была образована Ленинградская ассоциация по производству и прокату кино– и видеофильмов, в состав которой наряду с «Ленфильмом» вошли несколько самостоятельных хозрасчетных студий – «Ладога», «Троицкий мост», «Голос», «Диапазон», «Петрополь» и др.
Поначалу самостоятельность и экономическая свобода вызвали эйфорию. Но у свободы была и оборотная сторона. Перед художниками встала задача самостоятельного поиска денег и проката. Продюсеры, умеющие находить средства и продвигать готовые картины, еще только начинали появляться. Так что многим режиссерам приходилось вникать в сложные вопросы кредитования, искать спонсоров. Шальных денег в стране было немало, и многие так называемые бизнесмены легко вкладывались в кино просто из желания покрасоваться, назваться продюсерами. Вопрос окупаемости вложенных средств (а были они тогда смешными) их мало заботил. В итоге в 1992 году киноассоциация в приступе производственного бума выпустила 78 картин!
Перестройка открыла дорогу многим режиссерам, которые сейчас составляют цвет российского кино. В 1991 году ярко дебютируют Лидия Боброва («Ой, вы, гуси») и Алексей Балабанов («Счастливые дни»). Художники активно реализовывали свои самые смелые идеи. В том же 1991-м Сергей Снежкин снял провидческую антиутопию «Невозвращенец» по повести Александра Кабакова. Картине о красно-коричневом перевороте в нашей стране было суждено стать пророческой. Фильм только что был окончательно смонтирован, когда в стране случился августовский «путч». Произошло неслыханное: ночью 20 августа, в самый разгар событий, по распоряжению Анатолия Собчака и Александра Голутвы картину, еще не получившую прокатного удостоверения, показали по телевидению. Тогда многие, едва дождавшись окончания фильма, побежали защищать Петросовет…
Постепенно в российском кинематографе начинается кризис, безденежье, спад производства. В 1995 году выходит картина Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты», которая не только полностью себя окупила, но и принесла огромную прибыль. Правда, столь кассовые картины были редким исключением. Уже следующий год стал для «Ленфильма» периодом абсолютного упадка, когда на студии была выпущена только одна картина – «Принципиальный и жалостливый взгляд» Александра Сухочева (в декабре прошлого года режиссер трагически ушел из жизни). Средств не было даже на оплату коммунальных услуг, все сидели «на картотеке»…
– Страну заполонило дешевое американское кино, – вспоминает Александр Поздняков. – Появилась возможность смотреть любые фильмы на видеокассетах, и постепенно зрители перестали ходить в кинотеатры.
На «Ленфильме» и обитающих в его стенах студиях начались сокращения. Кто-то, не дожидаясь увольнения, сменил профессию, кто-то ушел в бизнес, кто-то в запой.
– В те годы можно было встретить вчерашних ленфильмовцев, в переходах метро торгующих газетами, – жить-то надо! – вспоминает тяжелые времена Поздняков. – Режиссер Александр Бибарцев продавал книги на Невском, на ступенях библиотеки имени Блока. Было немало драматических судеб.
Людей тяготила не только нищета, но и отсутствие самореализации, невозможность воплотить в жизнь свои творческие замыслы – ведь далеко не каждый творческий человек мог настолько изменить себе, чтобы отправиться в Турцию за шмотками или встать за рыночный прилавок. Кто-то не выдерживал, сводил счеты с жизнью.
– С одной стороны, перестройка, рыночные отношения дали долгожданную свободу, – говорит киновед. – Но многие так и не смогли найти себя в новой жизни, не научились жить по новым законам. Это все равно что выпустить зверей, рожденных и выросших в клетке, на волю. Лишь немногие из них выживут в джунглях… Анна Кострова
