Общество
Гонки по вертикали
22 мартa
Говорить о конце «старого Петербурга» было бы слишком рано и истерично, но тенденции последних лет почти не оставляют простора для интерпретаций. Мы скоро будем жить в другом городе – лучше он или хуже, но в другом. Приняв поправки к Генплану развития Петербурга, депутаты Законодательного собрания устранили важнейшие преграды на пути высотной застройки центра города, лишили защиты городские парки и подписали приговор нескольким историческим зданиям. При этом они заявляют о готовности подать в суд на всякого, кто связывает их имена со «строительным лобби».
Депутаты приняли поправки почти единогласно, вероятно выразив тем самым волю представляемого ими электората. Такое единодушие удивило даже тех, кто знал, как происходила подготовка к голосованию и какие беседы велись в кулуарах. Никто из законодателей не возмутился тем фактом, что шесть томов с текстом итогового документа поправок попали к ним за несколько дней до голосования, и даже просто прочитать весь текст за этот срок было проблематично. А ведь материалы изобиловали специальной терминологией, понятной только специалистам. Никто не поддержал депутата Алексея Ковалева (специалиста-археолога, единственного, кто голосовал против поправок к Генплану), возмущенного присутствием в законопроекте положения, которое вообще не проходило общественные слушания, экологическую и санитарно-эпидемиологическую экспертизы. Никто не оспорил саму законность внесения таких поправок в парламент.
Генплан был принят в конце 2005 года и предусматривал перспективы развития города на 15 лет с правом внесения поправок не ранее чем через пять лет. Но об изменениях в Генплане заговорили почти сразу после его утверждения, а уже к лету 2006 года тихо и буднично возник первый проект поправок. И речь в нем шла о коренном пересмотре действующих правил.
Ранее Генплан подразумевал деление города на 29 функциональных зон, отделяющих жилые районы от промышленных, рекреационные от сельскохозяйственных, новостройки от исторического центра. Поправки предусматривали укрупнение зон, при котором само наличие зонирования теряло всякий смысл. Например, в образовавшуюся зону ЗСД попали и Невский проспект, и спальные районы. И все это вместе стало «зоной среднеэтажной и многоэтажной застройки». Из Генплана практически исчез термин «историческая застройка».
Получается, что в центре теперь можно строить небоскребы? Чиновники Смольного на это лишь возмущенно шипят: ведь есть территориально-строительные нормативы, есть высотный регистр. Но если бы их нормы соблюдались, город не был бы изуродован высотными комплексами «Монблан» на Выборгской набережной или «Финансист» на Васильевском. Тем временем застройщики работают так спокойно, как будто получили «добро» на самом высоком уровне – иначе не объяснить столь вопиющие нарушения. Поправки в Генплан подвели базис под надстройку: заложили противоречие в закон, из которого застройщик может выбирать наиболее удобные нормы. Скорее всего, противоречия будут трактоваться в пользу небоскребов.
Общественно-деловые зоны Д1 и Д2 отныне объединяются в одну. Ранее первая объединяла бизнес-центры и развлекательные учреждения, а другая – больницы, музеи, школы. Теперь они смогут активнее поглощать друг друга, и нетрудно догадаться, кто кого. И практически все зоны в Петербурге теперь подразумевают жилую застройку.
Потери исторических зданий от новых поправок в глаза не бросаются, но тоже существенны. Скорее всего, исчезнут здание бывшего «Училищного дома» на Рыбацком проспекте, ансамбль из трех зданий на Малом проспекте Петроградской стороны (бывший Гидроэлектромонтаж), здание юнкерского пехотного училища на Пионерской улице, 16. Кое-где работы по сносу начались заранее, как будто застройщики заранее знали, как проголосуют депутаты ЗС.
Градостроительный кодекс предусматривает участие горожан в обсуждении территориального планирования, но их спросили ровно настолько, насколько народ обычно допускают в столь денежные вопросы. В июне-июле 2007 года начались общественные слушания в районах: поправки зачитывались на слух – ни пресс-релизов, ни полноценной информации на сайтах. А как простой петербуржец должен воспринимать термин «рекреационная зона Ж-6»? Ее границы он мог посмотреть только на специально изготовленной для слушаний «слепой» карте без названий улиц.
Тем не менее в Петербурге зарождается серьезное движение в защиту «старого города». И начинается оно с улиц, а не с творческой интеллигенции, которая с советских времен считалась в городе основой гражданского общества. Но сегодня титаны петербургской культуры вроде Михаила Пиотровского и Даниила Гранина могут позволить себе разве что разовые высказывания против сноса исторических зданий. А почетные граждане города в ответ на предложения подписать очередное обращение к губернатору или президенту по этому поводу отвечают отказом: они, мол, вне политики. Хотя причем здесь политика, когда на глазах исчезает красивейший город, доверивший им почетную роль общественных лидеров?
Казалось бы, кто посмеет покуситься на ансамбль Исаакиевской площади, где находится Законодательное собрание Петербурга, горпрокуратура и представительство Минюста. Однако во дворе отеля «Ренессанс» вырос стеклянный купол, намного превысивший высоту фронтона. По словам чиновников КГИОП, это стало для них откровением, однако никто не призвал самоуправцев к ответу. Архитектор Евгений Подгорнов, подготовивший проект здания, позднее отказался от авторства и подал на застройщика в суд. Зодчий утверждает, что никакого купола он не проектировал.
Во дворе здания на набережной Мойки, 16 (рядом с Капеллой и домом Пушкина), выросло 9-этажное здание отеля «Кемпинско Моцка, 22». То же самое может вскоре произойти с домом Лобановых-Ростовских, построенным Монферраном и увековеченным Пушкиным в «Медном всаднике» (дом со «львами сторожевыми»): его чердак перестроят под мансарду. Исторические здания на участке Невский проспект, 89–91, – Гончарная улица, 4–6, уступили место еще одному отелю, который будет торчать над традиционной застройкой. И снова, вопреки заключению экспертизы, высота мансардного этажа была поднята до отметки 28 метров, а два здания XVIII–XIX веков, на сохранении которых настаивали архитекторы, снесены. Когда сносили комплекс зданий на углу Невского проспекта и улицы Восстания под универмаг «Стокманн», первые лица Смольного божились, что застройщик воссоздаст эти дома в прежнем виде. По последним сообщениям СМИ, высота нового здания составит 35 метров (на семь метров выше разрешенного в центре Петербурга максимума), а изображенное на рекламной растяжке строение – это что-то из нью-йоркской школы 1930-х годов.
В Петербурге критическое для мегаполиса число парков в центре, однако и немногое оставшееся на днях попало в зону, где разрешены постройки. Хотя и до обсуждения Генплана вещи происходили вопиющие: в середине Приморского парка Победы вырезан кусок 5700 тысяч квадратных метров под строительство элитного отеля. В Лопухинском саду будет построено 6-этажное здание, а в Таврическом саду – новый крытый каток. Да что говорить, если даже от Михайловского сада, примыкающего к Русскому музею, хотят отрезать кусок земли, а в Таврическом саду предлагают возвести в бывшей потемкинской усадьбе четыре дома по пять-шесть этажей. И это несмотря на то, что единый комплекс «Таврический дворец с садом» имеет тройную степень защиты (это охранная зона исторического центра, неотъемлемая часть объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО и собственно территория памятника федерального значения), каждая из которых предполагает недопустимость любого строительства в принципе.
А в Смольном уже всерьез говорят о строительстве паркинга под Марсовым полем, являющимся историческим некрополем, приводя в пример Манежную площадь в Москве. И хотя невозможно представить себе столичную мэрию, обсуждающую строительство торгового центра под Ваганьковским кладбищем, в Питере уже добрались до идеи модернизации решетки Летнего сада!
обратная связь
Зачем нам отель «У погибшего дворца»
«Монферран гостиницы не строил» – так называлось коллективное письмо представителей «Союза хранителей Петербурга», опубликованное в нашей газете 31 августа прошлого года. Авторы письма выражали серьезную обеспокоенность судьбой знаменитого дома Лобанова-Ростовского в связи с переделкой этого архитектурного памятника под гостиницу, грозящую превратить его в примитивный новодел.
Эту тревогу высказывали и многие наши читатели. Редакция представила на страницах «НВ» мнения городских и федеральных государственных учреждений, ответственных за охрану памятников архитектуры. Но чиновники сообщили, что c этой охраной все в порядке. Однако побывавшие на стройке делегации нескольких общественных организаций засвидетельствовали: с монферрановским шедевром не церемонятся, от прежнего дворца уже мало что осталось. Об этом также говорилось и в нашей газете, и в нескольких телепередачах. А недавно нам сообщили, что городской Союз архитекторов и петербургское отделение ВООПИК подготовили обращение к федеральным властям – приостановить реконструкцию «Дома со львами» и переработать проект с учетом мировых требований сохранения подобных памятников.
Сегодня наша читательница рассказывает, как эти требования понимают прямые потомки бывшего хозяина дворца.
Мое близкое знакомство с «Домом со львами» началось в Англии. В 1993 году, когда я там работала, подружилась с коллегой из Великобритании, которая вышла замуж за одного из Лобановых-Ростовских – князя Марка Орландо.
Сейчас есть две ветви семьи – британская и американская. Но все они гордятся бывшей фамильной собственностью, им не безразлична судьба дворца, у каждого в доме висит его фотография. И я, возвращаясь в Россию, охотно взяла на себя поручение моих друзей «присматривать» за этой родовой реликвией.
Бывшая княжеская обитель производила грустное впечатление – полы залов завалены бумажками, чертежами, линейками, рейсфедерами, в углах – кучи допотопных печатных машинок, на столах – недопитые чашки кофе… Картина погрома после ухода арендаторов. Но даже в этом неприглядном виде его пустынные залы производили непонятным образом сильное впечатление. Вспоминала, как кто-то грустно сказал про Петербург: «Видно, что дама из благородных, но уж очень нуждается»…
Но что значит гениальный зодчий: вроде голые помещения, а ясно, что находишься во дворце. Я не архитектор, но ведь не нужно им быть, чтобы, например, оказавшись на улице Росси, увидеть, что она даже в запущенном виде, какой чаще всего пребывала в советские времена, – все равно красива. Архитектура не для специалистов, а для людей. Так и с дворцом Лобанова-Ростовского: чтобы понять, что он такое, – нужно по нему просто прогуляться. Там комфортно и свободно. Чередование строгих классических залов с парадными видами из больших окон на фасадные стороны и маленьких, камерных закоулков с уютными видами во внутренние дворики. Хороший ритм, нет монотонности, вообще там нет ни одного одинакового помещения. Анфилады, ряд узких комнат, а затем какой-нибудь почти круглый зал с выходами во все стороны.
Рискну предположить, что даже для Монферрана это была сложная задача: построить дворец и частный дом одновременно. Место требует дворца, классики, и ничего менее, это самая парадная часть столицы. Только в то же время здесь надлежало быть домашнему уюту. И эта задача была решена с блеском. Получился дворцовый дом, или домашний дворец. Ничего похожего в Петербурге нет. Невозможно представить себе, чтобы все это пропало. А, по сути, остается одна лестница – от целого дворца.
Мне непонятно, почему старину здесь решили не восстанавливать и даже не сохранять имеющееся, это же против интересов в том числе и сегодняшнего владельца. Новоделом постояльцев этой «супергостиницы» не поразить.
…Кстати, князь Марк Андреевич Лобанов-Ростовский относится к планам устройства в здании отеля положительно. Правда, он представляет это дело по-английски – как положено в мировой практике работы с памятниками архитектуры. А там так: требование государства однозначно – сохранить старину любой ценой. Потом это возвращается гражданам сторицей, в виде цен на недвижимость в Англии – самых дорогих в мире. То есть на самом деле охранять старину и приятно, и выгодно.
Александра Пономарева, преподаватель
адрес на карте
10-я Советская улица, 26
Рассказывает координатор общественного движения «Живой город» Елена Минченок:
–Положение, в котором сегодня оказались жители этого дома, стало типичным. Здание уже не первый месяц усиленно пытаются признать аварийным. В подобных случаях, когда некоторым структурам требуется «очистить» очередную территорию, избирается одна из схем разной степени сложности и длительности исполнения. Дом можно довести до аварийности, начав снос или масштабные работы соседнего дома, – как известно, стоящие вплотную петербургские исторические здания очень плохо переносят резкое вторжение в их среду и изменения давления на прилегающие грунты. Можно ограничиться, например, масштабным ремонтом кровли или возведением мансард: результат – протечки, разрушения и все та же аварийность. В случае с жилым домом по 10-й Советской улице избран третий путь: подделка документов.
Еще в конце прошлого года по этому адресу с нарушением всех действующих норм было проведено общее собрание собственников, на которое почему-то самих жителей в основном пригласить забыли. К тому же в протоколе не оказалось крайне важных записей – кто вел собрание, кто присутствовал, какой долей от общей площади дома эти присутствующие обладают и, наконец, по какому праву собрание проводится сразу по двум адресам (в собрании участвовали и жители совсем другого дома). Зато записано, что на собрании был высказан единогласный «одобрямс».
С правовой точки зрения подобный документ не имеет никакой юридической силы, поскольку нарушает сразу несколько законодательных норм, зафиксированных в статьях 45–48 Жилищного кодекса Российской Федерации. Однако уже в январе нынешнего года в дом с проверкой была прислана так называемая межведомственная комиссия, представители которой отказались сообщить жителям, кто они такие, кого представляют и на основании чего собираются производить эту проверку.
Экспертное заключение о техническом состоянии здания, которое собственникам с огромным трудом удалось получить в администрации Центрального района (по закону такой документ должен предоставляться в обязательном порядке, и не только по первому требованию, а даже и без такового), – составлено крайне невнятно. Кроме упоминаний о «характерных трещинах, не поддающихся заделке при косметическом ремонте», и «зыбкости и вибрации полов», в экспертном заключении не содержится никаких данных о фактическом состоянии несущих конструкций, а именно степень их износа позволяет делать вывод об аварийности всего здания.
Сейчас один из жителей дома, предприниматель Игорь Коротченко, подал иск в Смольнинский районный суд о признании заочного голосования и решения общего собрания сфальсифицированными и юридически ничтожными.
Денис Терентьев, спецкор «НВ»
Депутаты приняли поправки почти единогласно, вероятно выразив тем самым волю представляемого ими электората. Такое единодушие удивило даже тех, кто знал, как происходила подготовка к голосованию и какие беседы велись в кулуарах. Никто из законодателей не возмутился тем фактом, что шесть томов с текстом итогового документа поправок попали к ним за несколько дней до голосования, и даже просто прочитать весь текст за этот срок было проблематично. А ведь материалы изобиловали специальной терминологией, понятной только специалистам. Никто не поддержал депутата Алексея Ковалева (специалиста-археолога, единственного, кто голосовал против поправок к Генплану), возмущенного присутствием в законопроекте положения, которое вообще не проходило общественные слушания, экологическую и санитарно-эпидемиологическую экспертизы. Никто не оспорил саму законность внесения таких поправок в парламент.
Генплан был принят в конце 2005 года и предусматривал перспективы развития города на 15 лет с правом внесения поправок не ранее чем через пять лет. Но об изменениях в Генплане заговорили почти сразу после его утверждения, а уже к лету 2006 года тихо и буднично возник первый проект поправок. И речь в нем шла о коренном пересмотре действующих правил.
Ранее Генплан подразумевал деление города на 29 функциональных зон, отделяющих жилые районы от промышленных, рекреационные от сельскохозяйственных, новостройки от исторического центра. Поправки предусматривали укрупнение зон, при котором само наличие зонирования теряло всякий смысл. Например, в образовавшуюся зону ЗСД попали и Невский проспект, и спальные районы. И все это вместе стало «зоной среднеэтажной и многоэтажной застройки». Из Генплана практически исчез термин «историческая застройка».
Получается, что в центре теперь можно строить небоскребы? Чиновники Смольного на это лишь возмущенно шипят: ведь есть территориально-строительные нормативы, есть высотный регистр. Но если бы их нормы соблюдались, город не был бы изуродован высотными комплексами «Монблан» на Выборгской набережной или «Финансист» на Васильевском. Тем временем застройщики работают так спокойно, как будто получили «добро» на самом высоком уровне – иначе не объяснить столь вопиющие нарушения. Поправки в Генплан подвели базис под надстройку: заложили противоречие в закон, из которого застройщик может выбирать наиболее удобные нормы. Скорее всего, противоречия будут трактоваться в пользу небоскребов.
Общественно-деловые зоны Д1 и Д2 отныне объединяются в одну. Ранее первая объединяла бизнес-центры и развлекательные учреждения, а другая – больницы, музеи, школы. Теперь они смогут активнее поглощать друг друга, и нетрудно догадаться, кто кого. И практически все зоны в Петербурге теперь подразумевают жилую застройку.
Потери исторических зданий от новых поправок в глаза не бросаются, но тоже существенны. Скорее всего, исчезнут здание бывшего «Училищного дома» на Рыбацком проспекте, ансамбль из трех зданий на Малом проспекте Петроградской стороны (бывший Гидроэлектромонтаж), здание юнкерского пехотного училища на Пионерской улице, 16. Кое-где работы по сносу начались заранее, как будто застройщики заранее знали, как проголосуют депутаты ЗС.
Градостроительный кодекс предусматривает участие горожан в обсуждении территориального планирования, но их спросили ровно настолько, насколько народ обычно допускают в столь денежные вопросы. В июне-июле 2007 года начались общественные слушания в районах: поправки зачитывались на слух – ни пресс-релизов, ни полноценной информации на сайтах. А как простой петербуржец должен воспринимать термин «рекреационная зона Ж-6»? Ее границы он мог посмотреть только на специально изготовленной для слушаний «слепой» карте без названий улиц.
Тем не менее в Петербурге зарождается серьезное движение в защиту «старого города». И начинается оно с улиц, а не с творческой интеллигенции, которая с советских времен считалась в городе основой гражданского общества. Но сегодня титаны петербургской культуры вроде Михаила Пиотровского и Даниила Гранина могут позволить себе разве что разовые высказывания против сноса исторических зданий. А почетные граждане города в ответ на предложения подписать очередное обращение к губернатору или президенту по этому поводу отвечают отказом: они, мол, вне политики. Хотя причем здесь политика, когда на глазах исчезает красивейший город, доверивший им почетную роль общественных лидеров?
Казалось бы, кто посмеет покуситься на ансамбль Исаакиевской площади, где находится Законодательное собрание Петербурга, горпрокуратура и представительство Минюста. Однако во дворе отеля «Ренессанс» вырос стеклянный купол, намного превысивший высоту фронтона. По словам чиновников КГИОП, это стало для них откровением, однако никто не призвал самоуправцев к ответу. Архитектор Евгений Подгорнов, подготовивший проект здания, позднее отказался от авторства и подал на застройщика в суд. Зодчий утверждает, что никакого купола он не проектировал.
Во дворе здания на набережной Мойки, 16 (рядом с Капеллой и домом Пушкина), выросло 9-этажное здание отеля «Кемпинско Моцка, 22». То же самое может вскоре произойти с домом Лобановых-Ростовских, построенным Монферраном и увековеченным Пушкиным в «Медном всаднике» (дом со «львами сторожевыми»): его чердак перестроят под мансарду. Исторические здания на участке Невский проспект, 89–91, – Гончарная улица, 4–6, уступили место еще одному отелю, который будет торчать над традиционной застройкой. И снова, вопреки заключению экспертизы, высота мансардного этажа была поднята до отметки 28 метров, а два здания XVIII–XIX веков, на сохранении которых настаивали архитекторы, снесены. Когда сносили комплекс зданий на углу Невского проспекта и улицы Восстания под универмаг «Стокманн», первые лица Смольного божились, что застройщик воссоздаст эти дома в прежнем виде. По последним сообщениям СМИ, высота нового здания составит 35 метров (на семь метров выше разрешенного в центре Петербурга максимума), а изображенное на рекламной растяжке строение – это что-то из нью-йоркской школы 1930-х годов.
В Петербурге критическое для мегаполиса число парков в центре, однако и немногое оставшееся на днях попало в зону, где разрешены постройки. Хотя и до обсуждения Генплана вещи происходили вопиющие: в середине Приморского парка Победы вырезан кусок 5700 тысяч квадратных метров под строительство элитного отеля. В Лопухинском саду будет построено 6-этажное здание, а в Таврическом саду – новый крытый каток. Да что говорить, если даже от Михайловского сада, примыкающего к Русскому музею, хотят отрезать кусок земли, а в Таврическом саду предлагают возвести в бывшей потемкинской усадьбе четыре дома по пять-шесть этажей. И это несмотря на то, что единый комплекс «Таврический дворец с садом» имеет тройную степень защиты (это охранная зона исторического центра, неотъемлемая часть объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО и собственно территория памятника федерального значения), каждая из которых предполагает недопустимость любого строительства в принципе.
А в Смольном уже всерьез говорят о строительстве паркинга под Марсовым полем, являющимся историческим некрополем, приводя в пример Манежную площадь в Москве. И хотя невозможно представить себе столичную мэрию, обсуждающую строительство торгового центра под Ваганьковским кладбищем, в Питере уже добрались до идеи модернизации решетки Летнего сада!
обратная связь
Зачем нам отель «У погибшего дворца»
«Монферран гостиницы не строил» – так называлось коллективное письмо представителей «Союза хранителей Петербурга», опубликованное в нашей газете 31 августа прошлого года. Авторы письма выражали серьезную обеспокоенность судьбой знаменитого дома Лобанова-Ростовского в связи с переделкой этого архитектурного памятника под гостиницу, грозящую превратить его в примитивный новодел.
Эту тревогу высказывали и многие наши читатели. Редакция представила на страницах «НВ» мнения городских и федеральных государственных учреждений, ответственных за охрану памятников архитектуры. Но чиновники сообщили, что c этой охраной все в порядке. Однако побывавшие на стройке делегации нескольких общественных организаций засвидетельствовали: с монферрановским шедевром не церемонятся, от прежнего дворца уже мало что осталось. Об этом также говорилось и в нашей газете, и в нескольких телепередачах. А недавно нам сообщили, что городской Союз архитекторов и петербургское отделение ВООПИК подготовили обращение к федеральным властям – приостановить реконструкцию «Дома со львами» и переработать проект с учетом мировых требований сохранения подобных памятников.
Сегодня наша читательница рассказывает, как эти требования понимают прямые потомки бывшего хозяина дворца.
Мое близкое знакомство с «Домом со львами» началось в Англии. В 1993 году, когда я там работала, подружилась с коллегой из Великобритании, которая вышла замуж за одного из Лобановых-Ростовских – князя Марка Орландо.
Сейчас есть две ветви семьи – британская и американская. Но все они гордятся бывшей фамильной собственностью, им не безразлична судьба дворца, у каждого в доме висит его фотография. И я, возвращаясь в Россию, охотно взяла на себя поручение моих друзей «присматривать» за этой родовой реликвией.
Бывшая княжеская обитель производила грустное впечатление – полы залов завалены бумажками, чертежами, линейками, рейсфедерами, в углах – кучи допотопных печатных машинок, на столах – недопитые чашки кофе… Картина погрома после ухода арендаторов. Но даже в этом неприглядном виде его пустынные залы производили непонятным образом сильное впечатление. Вспоминала, как кто-то грустно сказал про Петербург: «Видно, что дама из благородных, но уж очень нуждается»…
Но что значит гениальный зодчий: вроде голые помещения, а ясно, что находишься во дворце. Я не архитектор, но ведь не нужно им быть, чтобы, например, оказавшись на улице Росси, увидеть, что она даже в запущенном виде, какой чаще всего пребывала в советские времена, – все равно красива. Архитектура не для специалистов, а для людей. Так и с дворцом Лобанова-Ростовского: чтобы понять, что он такое, – нужно по нему просто прогуляться. Там комфортно и свободно. Чередование строгих классических залов с парадными видами из больших окон на фасадные стороны и маленьких, камерных закоулков с уютными видами во внутренние дворики. Хороший ритм, нет монотонности, вообще там нет ни одного одинакового помещения. Анфилады, ряд узких комнат, а затем какой-нибудь почти круглый зал с выходами во все стороны.
Рискну предположить, что даже для Монферрана это была сложная задача: построить дворец и частный дом одновременно. Место требует дворца, классики, и ничего менее, это самая парадная часть столицы. Только в то же время здесь надлежало быть домашнему уюту. И эта задача была решена с блеском. Получился дворцовый дом, или домашний дворец. Ничего похожего в Петербурге нет. Невозможно представить себе, чтобы все это пропало. А, по сути, остается одна лестница – от целого дворца.
Мне непонятно, почему старину здесь решили не восстанавливать и даже не сохранять имеющееся, это же против интересов в том числе и сегодняшнего владельца. Новоделом постояльцев этой «супергостиницы» не поразить.
…Кстати, князь Марк Андреевич Лобанов-Ростовский относится к планам устройства в здании отеля положительно. Правда, он представляет это дело по-английски – как положено в мировой практике работы с памятниками архитектуры. А там так: требование государства однозначно – сохранить старину любой ценой. Потом это возвращается гражданам сторицей, в виде цен на недвижимость в Англии – самых дорогих в мире. То есть на самом деле охранять старину и приятно, и выгодно.
Александра Пономарева, преподаватель
адрес на карте
10-я Советская улица, 26
Рассказывает координатор общественного движения «Живой город» Елена Минченок:
–Положение, в котором сегодня оказались жители этого дома, стало типичным. Здание уже не первый месяц усиленно пытаются признать аварийным. В подобных случаях, когда некоторым структурам требуется «очистить» очередную территорию, избирается одна из схем разной степени сложности и длительности исполнения. Дом можно довести до аварийности, начав снос или масштабные работы соседнего дома, – как известно, стоящие вплотную петербургские исторические здания очень плохо переносят резкое вторжение в их среду и изменения давления на прилегающие грунты. Можно ограничиться, например, масштабным ремонтом кровли или возведением мансард: результат – протечки, разрушения и все та же аварийность. В случае с жилым домом по 10-й Советской улице избран третий путь: подделка документов.
Еще в конце прошлого года по этому адресу с нарушением всех действующих норм было проведено общее собрание собственников, на которое почему-то самих жителей в основном пригласить забыли. К тому же в протоколе не оказалось крайне важных записей – кто вел собрание, кто присутствовал, какой долей от общей площади дома эти присутствующие обладают и, наконец, по какому праву собрание проводится сразу по двум адресам (в собрании участвовали и жители совсем другого дома). Зато записано, что на собрании был высказан единогласный «одобрямс».
С правовой точки зрения подобный документ не имеет никакой юридической силы, поскольку нарушает сразу несколько законодательных норм, зафиксированных в статьях 45–48 Жилищного кодекса Российской Федерации. Однако уже в январе нынешнего года в дом с проверкой была прислана так называемая межведомственная комиссия, представители которой отказались сообщить жителям, кто они такие, кого представляют и на основании чего собираются производить эту проверку.
Экспертное заключение о техническом состоянии здания, которое собственникам с огромным трудом удалось получить в администрации Центрального района (по закону такой документ должен предоставляться в обязательном порядке, и не только по первому требованию, а даже и без такового), – составлено крайне невнятно. Кроме упоминаний о «характерных трещинах, не поддающихся заделке при косметическом ремонте», и «зыбкости и вибрации полов», в экспертном заключении не содержится никаких данных о фактическом состоянии несущих конструкций, а именно степень их износа позволяет делать вывод об аварийности всего здания.
Сейчас один из жителей дома, предприниматель Игорь Коротченко, подал иск в Смольнинский районный суд о признании заочного голосования и решения общего собрания сфальсифицированными и юридически ничтожными.
Денис Терентьев, спецкор «НВ»
