Общество
«У пристава много возможностей заработать»
31 мартa
С 1 января 2008 года вступил в силу новый федеральный закон № 229 «Об исполнительном производстве», существенно расширивший полномочия судебных приставов-исполнителей. Появление этого закона давно ожидалось: мало того что судебные процессы в России растягиваются на несколько лет, так еще и воспользоваться результатами вердикта часто не удается… Например, суд постановил взыскать с какой-нибудь организации долг. Решение вступило в законную силу, но нагло не исполняется должником. На практике получается, что единственный законный путь – это снова идти в суд – путь, который становится бессмысленным без «силового» механизма в лице судебных приставов. Сегодня в их производстве находится 27 миллионов дел, затрагивающих интересы 50 миллионов россиян. О тех, кому доверена эта важнейшая функция, рассказывает бывший чиновник Управления Федеральной службы судебных приставов (ФССП) по Санкт-Петербургу, который по понятным причинам предпочел не раскрывать своего имени.
– В народе существует мнение, что обращаться за взысканием долга к бандитам, которые работают за половину суммы, эффективнее, чем к приставу. Как такая практика могла укорениться в развитой стране?
– Институт судебных приставов существует в России одиннадцатый год, но до сих пор остается каким-то незаконнорожденным ребенком среди госструктур. Изначально мы относились к судебной ветви власти, которая всячески старалась от нас откреститься. У судей же благородный имидж, черные мантии, а тут какие-то гопники, выставляющие на улицу должников по квартплате. Когда нас передали в Минюст, там это тоже сочли обременением. В итоге были созданы условия, на которые честолюбивый толковый юрист не пойдет. Де-юре судебные приставы находятся на государственной службе со всеми полагающимися льготами, но фактически этих льгот не имеют. До сих пор непонятно, являются ли они военнообязанными.
– А какая зарплата у рядового пристава-исполнителя?
– Менее 10 тысяч рублей. Причем стажеру могли определить испытательный срок до полугода и все это время платить ему половину зарплаты без надбавок по социальным льготам. Я не смогла найти ни одного правового акта, объясняющего подобную практику. Условия работы небезопасные: пристав часто подвергается угрозам в связи со своей профессиональной деятельностью. Я знаю немало случаев, когда руководство просто отмахивалось от подобной информации: твои, мол, проблемы.
– А руководство имеет опыт непосредственной работы судебным приставом?
– Как правило, нет. Сложилась традиция, по которой руководящая должность в ФССП стала почетной ссылкой для прокурорских работников. Естественно, многие из них не собирались рвать себе жилы на новом месте. Например, увеличение состава службы регламентировалось планом по количеству, но не по качеству сотрудников. Несколько месяцев назад я поднимала данные по образовательному цензу сотрудников петербургской ФССП и пришла в ужас: лишь 13 процентов приставов имели высшее образование, с двумя «вышками» было всего шесть человек. Даже должности начальников райотделов ФССП занимают люди, не заканчивающие вузов, – а это является нарушением федерального законодательства. Ведь вопрос о дипломе – далеко не формальный. Как человек может исполнять законы, которых не изучал? Как можно заниматься выселением граждан с детьми без навыков по психологии?
– И каковы последствия?
– Многие решения исполняются топорно и неграмотно. Например, в решении суда сказано выселить женщину, но ничего не сказано про ее детей. Грамотный пристав с высшим образованием отказывается выполнить такое решение как неправомерное. Руководство отстраняет этого пристава от дела и отдает его двум молодцам, что называется «от сохи». Они проводят выселение как спецоперацию: с газом, выбитыми дверьми и криками «Лежать!». За детей заступаются тележурналисты. И как подобные инциденты сказываются на имидже ФССП?
– А что тогда ставится руководством во главу угла?
– Статистика. Борьба за статистические показатели происходит по всем законам советской «палочной» системы. Например, у каждого пристава находилось в производстве примерно по 2 тысячи дел. А под Новый год из Москвы приходит устное распоряжение начальства «срезать» до 70 процентов дел. То есть как будто на каждом приставе всего по 600 историй. Иногда приставу удается скинуть с себя несколько хлопотных производств – обосновав акт о невозможности исполнения решения суда. Но большинство дел ведь не выкинешь в корзину. Их прячут от отчетности, но ими все равно когда-то приходится заниматься. Так начинает расти снежный ком. Ведь если в этом году мы показали 600 дел, то и на следующий год никто не даст нам показать реальные 2 тысячи. Таким образом, к уже спрятанным «долгам» прибавляются новые, и это грозит нам своеобразным дефолтом спустя несколько лет.
– Никто из высших чиновников Минюста не протестует против такой практики?
– Это правила игры, а должности руководителей службы зависят от статистики. Кстати, сам статистический отдел занимает необоснованно значительное положение в системе. По идее, их задача «обслуживающая» – собирать и обрабатывать данные. Вместо этого все подразделения обслуживают их. Они постоянно звонят и требуют – даже не просят – снизить одни показатели, повысить другие. В отделы спускаются «плановые нормы»: например, один арест на 50 производств. Это же абсурд! Но все знают, что их устами как бы говорит наше руководство.
– А как удается скрывать реальные показатели? Неужели нет компьютеризированной системы, которая исключала бы такую возможность?
– Еще в 2005 году приставы работали на принесенных из дома личных компьютерах. В последнее время ситуация по оргтехнике исправляется, но и сейчас она далека от идеальной. К тому же из центра на места в приказном порядке спустили единую сетевую программу «Судебный пристав». А по ней работать невозможно: во-первых, это технически сложно и неудобно, во-вторых, любой грамотный адвокат признает недействительными составленные с ее помощью обоснования. Сразу видно, что ее разрабатывали люди, которые никогда не работали приставами. Можно предположить, что руководство приняло первый попавшийся проект, чтобы отчитаться о проведенной компьютеризации. Если бы действительно хотели повысить эффективность работы, то изучали бы уже имеющийся опыт, поскольку в отделах люди многое сделали в этом направлении – их наработки надо было просто обобщить.
– А неэлектронные формы контроля?
– Когда-то были рейды по районным отделам. Если пристав прячет дела, то он делает это в своем кабинете или где-то рядом. По-другому не получится: ведь в кабинет приходят люди, которых эти производства касаются, и их нужно как-то успокаивать, показывать документы. Сейчас рейдов стало меньше, и они носят формальный характер, хотя в кабинетах «левых» папок становится все больше.
– В таких условиях обычно пышно расцветает коррупция…
– У пристава есть множество возможностей заработать. Он может быстро исполнить решение суда, а может медленно: закон позволяет дважды откладывать исполнение на десять дней, но даже эти сроки постоянно не соблюдаются. При описи имущества должника пристав может существенно занизить стоимость за вознаграждение, «не заметив», например, несколько «мерседесов». Как правило, приставы берут 20 процентов от сделки, надбавка «за срочность» начинается от 500 долларов. Пристав может состряпать обоснования, по которым он вообще не может исполнить то или иное решение, и эти обоснования могут быть самыми банальными: не пришел запрос, почта не доставила уведомление.
– Создается впечатление, что злоупотребления в ФССП распространены только в нижнем и среднем звене.
– Я думаю, что боссы тоже пекутся о своих интересах. От руководства иногда поступали странные распоряжения: например, немедленно совершить ряд действий в каком-то деле. Фактически приставу приходится вставать на защиту чьих-то интересов, и не всегда это является дословным исполнением решения суда. Не исключено, что и с имуществом службы происходят не совсем законные действия. Однажды прошла информация, что для отделов закуплены автомобили «форд» – по три на каждый район. Сотрудники видели, как новенькие машины стояли перед главным офисом службы на Большой Морской улице. Но в отделах их почему-то так и не дождались…
– В народе существует мнение, что обращаться за взысканием долга к бандитам, которые работают за половину суммы, эффективнее, чем к приставу. Как такая практика могла укорениться в развитой стране?
– Институт судебных приставов существует в России одиннадцатый год, но до сих пор остается каким-то незаконнорожденным ребенком среди госструктур. Изначально мы относились к судебной ветви власти, которая всячески старалась от нас откреститься. У судей же благородный имидж, черные мантии, а тут какие-то гопники, выставляющие на улицу должников по квартплате. Когда нас передали в Минюст, там это тоже сочли обременением. В итоге были созданы условия, на которые честолюбивый толковый юрист не пойдет. Де-юре судебные приставы находятся на государственной службе со всеми полагающимися льготами, но фактически этих льгот не имеют. До сих пор непонятно, являются ли они военнообязанными.
– А какая зарплата у рядового пристава-исполнителя?
– Менее 10 тысяч рублей. Причем стажеру могли определить испытательный срок до полугода и все это время платить ему половину зарплаты без надбавок по социальным льготам. Я не смогла найти ни одного правового акта, объясняющего подобную практику. Условия работы небезопасные: пристав часто подвергается угрозам в связи со своей профессиональной деятельностью. Я знаю немало случаев, когда руководство просто отмахивалось от подобной информации: твои, мол, проблемы.
– А руководство имеет опыт непосредственной работы судебным приставом?
– Как правило, нет. Сложилась традиция, по которой руководящая должность в ФССП стала почетной ссылкой для прокурорских работников. Естественно, многие из них не собирались рвать себе жилы на новом месте. Например, увеличение состава службы регламентировалось планом по количеству, но не по качеству сотрудников. Несколько месяцев назад я поднимала данные по образовательному цензу сотрудников петербургской ФССП и пришла в ужас: лишь 13 процентов приставов имели высшее образование, с двумя «вышками» было всего шесть человек. Даже должности начальников райотделов ФССП занимают люди, не заканчивающие вузов, – а это является нарушением федерального законодательства. Ведь вопрос о дипломе – далеко не формальный. Как человек может исполнять законы, которых не изучал? Как можно заниматься выселением граждан с детьми без навыков по психологии?
– И каковы последствия?
– Многие решения исполняются топорно и неграмотно. Например, в решении суда сказано выселить женщину, но ничего не сказано про ее детей. Грамотный пристав с высшим образованием отказывается выполнить такое решение как неправомерное. Руководство отстраняет этого пристава от дела и отдает его двум молодцам, что называется «от сохи». Они проводят выселение как спецоперацию: с газом, выбитыми дверьми и криками «Лежать!». За детей заступаются тележурналисты. И как подобные инциденты сказываются на имидже ФССП?
– А что тогда ставится руководством во главу угла?
– Статистика. Борьба за статистические показатели происходит по всем законам советской «палочной» системы. Например, у каждого пристава находилось в производстве примерно по 2 тысячи дел. А под Новый год из Москвы приходит устное распоряжение начальства «срезать» до 70 процентов дел. То есть как будто на каждом приставе всего по 600 историй. Иногда приставу удается скинуть с себя несколько хлопотных производств – обосновав акт о невозможности исполнения решения суда. Но большинство дел ведь не выкинешь в корзину. Их прячут от отчетности, но ими все равно когда-то приходится заниматься. Так начинает расти снежный ком. Ведь если в этом году мы показали 600 дел, то и на следующий год никто не даст нам показать реальные 2 тысячи. Таким образом, к уже спрятанным «долгам» прибавляются новые, и это грозит нам своеобразным дефолтом спустя несколько лет.
– Никто из высших чиновников Минюста не протестует против такой практики?
– Это правила игры, а должности руководителей службы зависят от статистики. Кстати, сам статистический отдел занимает необоснованно значительное положение в системе. По идее, их задача «обслуживающая» – собирать и обрабатывать данные. Вместо этого все подразделения обслуживают их. Они постоянно звонят и требуют – даже не просят – снизить одни показатели, повысить другие. В отделы спускаются «плановые нормы»: например, один арест на 50 производств. Это же абсурд! Но все знают, что их устами как бы говорит наше руководство.
– А как удается скрывать реальные показатели? Неужели нет компьютеризированной системы, которая исключала бы такую возможность?
– Еще в 2005 году приставы работали на принесенных из дома личных компьютерах. В последнее время ситуация по оргтехнике исправляется, но и сейчас она далека от идеальной. К тому же из центра на места в приказном порядке спустили единую сетевую программу «Судебный пристав». А по ней работать невозможно: во-первых, это технически сложно и неудобно, во-вторых, любой грамотный адвокат признает недействительными составленные с ее помощью обоснования. Сразу видно, что ее разрабатывали люди, которые никогда не работали приставами. Можно предположить, что руководство приняло первый попавшийся проект, чтобы отчитаться о проведенной компьютеризации. Если бы действительно хотели повысить эффективность работы, то изучали бы уже имеющийся опыт, поскольку в отделах люди многое сделали в этом направлении – их наработки надо было просто обобщить.
– А неэлектронные формы контроля?
– Когда-то были рейды по районным отделам. Если пристав прячет дела, то он делает это в своем кабинете или где-то рядом. По-другому не получится: ведь в кабинет приходят люди, которых эти производства касаются, и их нужно как-то успокаивать, показывать документы. Сейчас рейдов стало меньше, и они носят формальный характер, хотя в кабинетах «левых» папок становится все больше.
– В таких условиях обычно пышно расцветает коррупция…
– У пристава есть множество возможностей заработать. Он может быстро исполнить решение суда, а может медленно: закон позволяет дважды откладывать исполнение на десять дней, но даже эти сроки постоянно не соблюдаются. При описи имущества должника пристав может существенно занизить стоимость за вознаграждение, «не заметив», например, несколько «мерседесов». Как правило, приставы берут 20 процентов от сделки, надбавка «за срочность» начинается от 500 долларов. Пристав может состряпать обоснования, по которым он вообще не может исполнить то или иное решение, и эти обоснования могут быть самыми банальными: не пришел запрос, почта не доставила уведомление.
– Создается впечатление, что злоупотребления в ФССП распространены только в нижнем и среднем звене.
– Я думаю, что боссы тоже пекутся о своих интересах. От руководства иногда поступали странные распоряжения: например, немедленно совершить ряд действий в каком-то деле. Фактически приставу приходится вставать на защиту чьих-то интересов, и не всегда это является дословным исполнением решения суда. Не исключено, что и с имуществом службы происходят не совсем законные действия. Однажды прошла информация, что для отделов закуплены автомобили «форд» – по три на каждый район. Сотрудники видели, как новенькие машины стояли перед главным офисом службы на Большой Морской улице. Но в отделах их почему-то так и не дождались…
