Культура
Сергей Кошонин: «В театре должен быть хозяин»
17 апреля
Он мечтал стать военным. По окончании школы подал документы в Гореловское высшее военное училище войск ПВО. А поступил в театральный, на Моховую. «Я не собирался становиться актером, несмотря на то что еще школьником совершенно случайно снялся в кино, – рассказывает Сергей Кошонин, который сегодня отмечает полувековой юбилей. – Режиссер Борис Фрумин почему-то именно в нашей школе подыскивал исполнителя роли Игоря в фильме «Дневник директора школы». Борис Моисеевич пришел к нам на урок. Не удивительно, что он обратил внимание на ученика, вошедшего в класс с большим опозданием. Директора школы играл Олег Борисов, он-то и убедил меня поступать в ЛГИТМиК…»
– Сергей Анатольевич, вы одним из первых в нашем городе создали антрепризу и, можно сказать, еще в середине 90-х начали – без указки сверху – театральную реформу, о которой так много сейчас говорится и пишется.
– Честно скажу, я не очень знаю, что за реформа и как она проходит. Более 10 лет назад я уже понимал: обязательно что-то будет меняться в театральной жизни. Эпоха художественных руководителей и главных режиссеров завершается. В театре должен быть хозяин. Человек, который платит зарплаты, достает или выбивает средства на постановки. И должны быть приглашенные режиссеры. Тогда режиссер занимается только творчеством. Как только режиссер становится главным, он начинает заниматься не столько постановками спектаклей, сколько судьбами актеров. Актер Эн на меня, худрука, плохо посмотрел, вот он у меня лет пять без работы посидит! Чем я занимаюсь? Судьбой актера Эн. И он еще у меня в приемной пооколачивается, чтобы получить роль третьего стражника справа!
Обстоятельства сложились так, что после трех лет каждодневных репетиций роли мирового репертуара – Мэкки-Ножа в «Трехгрошовой опере» – я вынужден был уйти из Молодежного театра, в котором прослужил 20 лет. (У актеров есть такая поговорка: пришла молодая актриса в театр, сыграла две роли – и состарилась.) К тому же мне приходилось по ночам «бомбить» на машине, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Это неправильно. В моем представлении профессионал должен достаточно зарабатывать. Я не говорю – много. Богат не тот, у кого много денег, а тот, у кого их достаточно. Сейчас порой, когда узнаю о зарплатах в театрах, я хватаюсь за голову! Как на такие деньги – в лучшем случае 10 тысяч рублей – можно прожить?!
– Согласитесь, на антрепризных спектаклях будто клеймо поставлено – «второй сорт». А то и вовсе обзывают халтурой…
– Да, есть такое. Дескать, собираются звезды, ляпают спектакль и выезжают на чес по стране или за рубеж. На самом же деле принципиальная разница в форме собственности. Есть театр государственный, а есть частный. В государственном тратят бюджетные деньги, в частном – свои. Я никогда не стану призывать: закройте государственные театры, оставьте только частные. Потому что в антрепризе, как правило, заняты актеры, которые штатно работают в государственных, репертуарных театрах. Просто в наши дни у актера появилась возможность работать не в одном театре, а в нескольких. И слава Богу. Попробовал бы он это сделать при Товстоногове или Владимирове!
Зрителю решать, куда идти – в какой театр, на какой спектакль. Я всегда говорил, что есть молоко, есть кефир, есть простокваша, есть бифидок, есть топленое молоко. Вы любите топленое, а я люблю кислое. Ну и что, мы подеремся из-за этого? Нет, конечно.
– Одно из обвинений, выдвигаемых в адрес антрепризы приверженцами и представителями стационарного театра: мы выращиваем кадры, а вы их эксплуатируете!
– Что значит «выращиваем кадры»?! Актер растет только на ролях. В антрепризе порой он играет те роли, которые никогда не получит в театре. В репертуарном театре мы подчиняемся решению директора или главного режиссера. Вывешивается приказ о распределении ролей: приступаем к постановке «Гамлета», Гамлет – Желтов, Кошонин – третий стражник справа. А мы с вами вместе учились, в одной гримерке сидим. Друзья. Я думаю: «А почему Желтов? Почему не Кошонин?»
Ну ладно, пережил я третьего стражника. Следующий спектакль – «Отелло». «Отелло – Желтов, Кошонин – третий стражник слева». «Почему опять Желтов?! Почему не я?!» И Кошонин начинает тихо ненавидеть, таить злобу на актера Желтова. Желтов играет Гамлета (или Отелло), я стою у него за спиной, в массовке, и он кожей чувствует, как я его ненавижу, как я жду, чтобы он споткнулся, сломал себе что-нибудь, заболел и на роль Гамлета (или Отелло) ввели меня. В антрепризе ничего подобного нет. Вам предлагают роль – вы либо соглашаетесь, либо не соглашаетесь. Никто никого не неволит.
Может быть, повторюсь, но я очень люблю это сравнение. Антреприза – отряд быстрого реагирования. Как в армии спецназ. Где непременно должны работать суперпрофессионалы.
– Суперпрофессионалы, которых народ знает в лицо!
– Конечно, узнаваемые. В провинции вообще зритель идет не на спектакль – на фамилии и лица. Можно поставить гениальный спектакль, но, если в нем заняты актеры, которых знают лишь питерские театралы, мы не соберем зал, нам нечем будет заплатить ни режиссеру, ни исполнителям, ни администраторам, ни техническим службам. Априори антреприза должна зарабатывать.
– Позавчера названы лауреаты «Золотой маски». «Золотая маска», как я понимаю, антрепризу игнорирует…
– На кинофестивалях почему-то не спрашивают, на какие деньги снят фильм-номинант. Мы не знаем, на какие деньги – государственные или частные, инвестиционные – Лунгин снимал «Остров». Или Михалков фильм «12». А лауреатами «Золотой маски» или «Золотого софита» почему-то могут стать только государственные театры. Антрепризы даже не рассматриваются. Но у нас есть альтернатива – фестиваль антрепризных театров в Благовещенске «Амурская осень».
Театр Станиславского и Немировича-Данченко тоже, кстати, изначально был антрепризой чистой воды.
– Которая потом превратилась в стационарный, академический МХАТ.
– После того как его национализировали. Если бы не произошла Великая Октябрьская революция, неизвестно, какой собственности были бы в России театры.
Тех, кто считает, что антрепризный театр – прибыльный бизнес, могу разубедить. В наши дни это не столько бизнес, сколько головная боль. Да, бывает плюс, а где-то – минус, и огромный минус. Часто выходим в «ноль». Если бы «Арт-Питер» работал «на потребу», наверное, было бы иначе. Но нам не хочется ставить спектакли про задницы и вагины. А предложений – море. Недавно предложили пьесу, где главные действующие лица – половые органы. «Монологи вагины» ди Капуа отдыхают!
– Что в творческих планах?
– Кино. Телевидение. Хотим снимать кино, делать телепередачи. Потому что то, что сейчас в телеэфире, меня приводит в ужас. В рейтингах зашкаливают совершенно тупые ток-шоу. «Они собрали 19 миллионов зрителей!» Так от 19 миллионов и становится страшно. Об этом если не кричать надо, то хотя бы шепотом, но говорить. Либо что-то противопоставлять. Чем «Арт-Питер» и намерен заняться в ближайшее время. Концепции разрабатываются. Цель одна – делать хороший продукт (извините за определение), которым можно гордиться.
Беседовал Владимир Желтов
– Сергей Анатольевич, вы одним из первых в нашем городе создали антрепризу и, можно сказать, еще в середине 90-х начали – без указки сверху – театральную реформу, о которой так много сейчас говорится и пишется.
– Честно скажу, я не очень знаю, что за реформа и как она проходит. Более 10 лет назад я уже понимал: обязательно что-то будет меняться в театральной жизни. Эпоха художественных руководителей и главных режиссеров завершается. В театре должен быть хозяин. Человек, который платит зарплаты, достает или выбивает средства на постановки. И должны быть приглашенные режиссеры. Тогда режиссер занимается только творчеством. Как только режиссер становится главным, он начинает заниматься не столько постановками спектаклей, сколько судьбами актеров. Актер Эн на меня, худрука, плохо посмотрел, вот он у меня лет пять без работы посидит! Чем я занимаюсь? Судьбой актера Эн. И он еще у меня в приемной пооколачивается, чтобы получить роль третьего стражника справа!
Обстоятельства сложились так, что после трех лет каждодневных репетиций роли мирового репертуара – Мэкки-Ножа в «Трехгрошовой опере» – я вынужден был уйти из Молодежного театра, в котором прослужил 20 лет. (У актеров есть такая поговорка: пришла молодая актриса в театр, сыграла две роли – и состарилась.) К тому же мне приходилось по ночам «бомбить» на машине, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Это неправильно. В моем представлении профессионал должен достаточно зарабатывать. Я не говорю – много. Богат не тот, у кого много денег, а тот, у кого их достаточно. Сейчас порой, когда узнаю о зарплатах в театрах, я хватаюсь за голову! Как на такие деньги – в лучшем случае 10 тысяч рублей – можно прожить?!
– Согласитесь, на антрепризных спектаклях будто клеймо поставлено – «второй сорт». А то и вовсе обзывают халтурой…
– Да, есть такое. Дескать, собираются звезды, ляпают спектакль и выезжают на чес по стране или за рубеж. На самом же деле принципиальная разница в форме собственности. Есть театр государственный, а есть частный. В государственном тратят бюджетные деньги, в частном – свои. Я никогда не стану призывать: закройте государственные театры, оставьте только частные. Потому что в антрепризе, как правило, заняты актеры, которые штатно работают в государственных, репертуарных театрах. Просто в наши дни у актера появилась возможность работать не в одном театре, а в нескольких. И слава Богу. Попробовал бы он это сделать при Товстоногове или Владимирове!
Зрителю решать, куда идти – в какой театр, на какой спектакль. Я всегда говорил, что есть молоко, есть кефир, есть простокваша, есть бифидок, есть топленое молоко. Вы любите топленое, а я люблю кислое. Ну и что, мы подеремся из-за этого? Нет, конечно.
– Одно из обвинений, выдвигаемых в адрес антрепризы приверженцами и представителями стационарного театра: мы выращиваем кадры, а вы их эксплуатируете!
– Что значит «выращиваем кадры»?! Актер растет только на ролях. В антрепризе порой он играет те роли, которые никогда не получит в театре. В репертуарном театре мы подчиняемся решению директора или главного режиссера. Вывешивается приказ о распределении ролей: приступаем к постановке «Гамлета», Гамлет – Желтов, Кошонин – третий стражник справа. А мы с вами вместе учились, в одной гримерке сидим. Друзья. Я думаю: «А почему Желтов? Почему не Кошонин?»
Ну ладно, пережил я третьего стражника. Следующий спектакль – «Отелло». «Отелло – Желтов, Кошонин – третий стражник слева». «Почему опять Желтов?! Почему не я?!» И Кошонин начинает тихо ненавидеть, таить злобу на актера Желтова. Желтов играет Гамлета (или Отелло), я стою у него за спиной, в массовке, и он кожей чувствует, как я его ненавижу, как я жду, чтобы он споткнулся, сломал себе что-нибудь, заболел и на роль Гамлета (или Отелло) ввели меня. В антрепризе ничего подобного нет. Вам предлагают роль – вы либо соглашаетесь, либо не соглашаетесь. Никто никого не неволит.
Может быть, повторюсь, но я очень люблю это сравнение. Антреприза – отряд быстрого реагирования. Как в армии спецназ. Где непременно должны работать суперпрофессионалы.
– Суперпрофессионалы, которых народ знает в лицо!
– Конечно, узнаваемые. В провинции вообще зритель идет не на спектакль – на фамилии и лица. Можно поставить гениальный спектакль, но, если в нем заняты актеры, которых знают лишь питерские театралы, мы не соберем зал, нам нечем будет заплатить ни режиссеру, ни исполнителям, ни администраторам, ни техническим службам. Априори антреприза должна зарабатывать.
– Позавчера названы лауреаты «Золотой маски». «Золотая маска», как я понимаю, антрепризу игнорирует…
– На кинофестивалях почему-то не спрашивают, на какие деньги снят фильм-номинант. Мы не знаем, на какие деньги – государственные или частные, инвестиционные – Лунгин снимал «Остров». Или Михалков фильм «12». А лауреатами «Золотой маски» или «Золотого софита» почему-то могут стать только государственные театры. Антрепризы даже не рассматриваются. Но у нас есть альтернатива – фестиваль антрепризных театров в Благовещенске «Амурская осень».
Театр Станиславского и Немировича-Данченко тоже, кстати, изначально был антрепризой чистой воды.
– Которая потом превратилась в стационарный, академический МХАТ.
– После того как его национализировали. Если бы не произошла Великая Октябрьская революция, неизвестно, какой собственности были бы в России театры.
Тех, кто считает, что антрепризный театр – прибыльный бизнес, могу разубедить. В наши дни это не столько бизнес, сколько головная боль. Да, бывает плюс, а где-то – минус, и огромный минус. Часто выходим в «ноль». Если бы «Арт-Питер» работал «на потребу», наверное, было бы иначе. Но нам не хочется ставить спектакли про задницы и вагины. А предложений – море. Недавно предложили пьесу, где главные действующие лица – половые органы. «Монологи вагины» ди Капуа отдыхают!
– Что в творческих планах?
– Кино. Телевидение. Хотим снимать кино, делать телепередачи. Потому что то, что сейчас в телеэфире, меня приводит в ужас. В рейтингах зашкаливают совершенно тупые ток-шоу. «Они собрали 19 миллионов зрителей!» Так от 19 миллионов и становится страшно. Об этом если не кричать надо, то хотя бы шепотом, но говорить. Либо что-то противопоставлять. Чем «Арт-Питер» и намерен заняться в ближайшее время. Концепции разрабатываются. Цель одна – делать хороший продукт (извините за определение), которым можно гордиться.
Беседовал Владимир Желтов
