Северо-Запад
Где же вы теперь, друзья-односельчане?
24 апреля
По итогам минувшего года в Вологодской области впервые за последнее десятилетие прекратился отток сельского населения в города. Более того, количество молодежи, возвратившейся на село после завершения обучения в вузах и техникумах, выросло почти в два с половиной раза.
Данные о прекращении оттока сельчан в города и возвращении молодежи на село были озвучены на заседании правительства региона. Впрочем, за этой статистикой скрываются свои подводные камни. Формально отток селян в города действительно прекратился, но фактически происходят серьезные миграционные процессы внутри самих сельских территорий. Из небольших деревень и глухих лесных поселков люди активно переезжают в районные центры или в центральные усадьбы бывших сельсоветов с более-менее развитой социальной инфраструктурой. Все это поощряется местными властями, которые все отчетливее делят сохранившиеся деревни на перспективные и не очень…
За этой позицией стоит многолетний и, как показала практика, малоэффективный опыт по спасению умирающих деревень. Еще чуть более полувека назад сельское население на Вологодчине превышало 60 процентов. Но послевоенные реформы, известная хрущевская «кукурузизация» (огромные посевные площади были отданы под «царицу полей», которая на севере так и не прижилась) и выдача паспортов колхозникам негативно сказались на большинстве территорий. Уже к 1970-м годам, когда доля селян в регионе сократилась до 45 процентов
Показательной стала и вторая половина 1990-х, когда региональные власти всерьез столкнулись с проблемой отдаленных лесных поселков, расположенных вдоль ведомственных железнодорожных магистралей. С развалом леспромхозов развалился и весь быт таких населенных пунктов. Они остались без связи, электричества (освещавшие их прежде стационарные дизеля тоже встали) и надежного транспортного сообщения (поезда по узкоколейкам стали ходить с перебоями, а строить к таким поселкам автодороги в советские времена почему-то никто не додумался). В ответ на многочисленные жалобы и призывы о помощи была разработана региональная программа по переселению жителей таких поселков в другие деревни, где было много свободного жилфонда. Предполагалось, что, получив новую крышу над головой, переселенцы тут же активно примутся возрождать сельское хозяйство…
Но на переезд согласились только две (!) семьи. Ехать снова в глухие деревни, чтобы идти в колхозники и получать за свой труд по 3–5 тысяч рублей, желающих не находилось. Тем более что обитатели лесных поселков (кто совсем уж не спился) спокойно «заколачивали» по 15–20 тысяч в месяц, даже формально оставаясь безработными, – собирая ягоды и подряжаясь нелегально рубить лес. В итоге областным властям пришлось выделять из регионального бюджета немалые суммы, чтобы вести к нежелающим умирать лесным поселкам линии ЛЭП и автодороги, реанимировать в них школы и здравпункты. И тут выяснилось, что в те населенные пункты, где более-менее закипела жизнь, стали уже добровольно и вполне сознательно переселяться люди из близлежащих деревень. Сюда же стала возвращаться и отучившаяся в техникумах молодежь.
Обобщив поступающие из рай-онов данные, региональные власти решили сделать ставку на создание сети своеобразных опорных пунктов на селе. То есть тех населенных пунктов, что могли бы стать центрами притяжения для жителей бесперспективных деревень. По сути, сейчас в Вологодской глубинке происходит процесс естественного отбора всех населенных пунктов, где еще теплится жизнь. Жителей бесперспективных деревень не торопят с переездом, но какой-то реальной помощи для развития их поселений уже не оказывают. Зато в опорных пунктах, а это как поселки, попавшие под финансирование в рамках различных целевых программ, так и крупные деревни, доказавшие свое право на жизнь в рамках вышеупомянутого естественного отбора, снова активно строится жилье, прокладываются дороги, возводятся объекты соцкультбыта.
Пока все плюсы от такой региональной политики вроде бы налицо. В сельской местности снова растет рождаемость (на 95 процентов именно за счет тех самых опорных пунктов), здесь все чаще играют свадьбы, а главное – у людей появилась перспектива. Сейчас практически в каждом районе Вологодчины уже строятся или вот-вот начнут строиться по два-три новых предприятия , которые как раз и призваны обеспечить стабильным заработком остающуюся в селах молодежь.
Но, правда, не совсем ясно, к каким изменениям это может привести в сельском хозяйстве. Пока Вологодчина является одним из лидеров Северо-Запада как по урожайности, так и по продуктивности молочного стада. Большинство экономистов считают, что внутрирайонная миграция населения не только не «подкосит» аграриев, но и даст им дополнительный импульс. Мол, все успешные хозяйства и так находятся в опорных пунктах. Скептики же уверяют, что излишняя урбанизация села, сопровождаемая утратой классических деревенских ценностей, еще обязательно аукнется будущими социальными катаклизмами. Кто прав в этом споре – покажет время. Владимир Романов, собкор «НВ» в Вологде
Данные о прекращении оттока сельчан в города и возвращении молодежи на село были озвучены на заседании правительства региона. Впрочем, за этой статистикой скрываются свои подводные камни. Формально отток селян в города действительно прекратился, но фактически происходят серьезные миграционные процессы внутри самих сельских территорий. Из небольших деревень и глухих лесных поселков люди активно переезжают в районные центры или в центральные усадьбы бывших сельсоветов с более-менее развитой социальной инфраструктурой. Все это поощряется местными властями, которые все отчетливее делят сохранившиеся деревни на перспективные и не очень…
За этой позицией стоит многолетний и, как показала практика, малоэффективный опыт по спасению умирающих деревень. Еще чуть более полувека назад сельское население на Вологодчине превышало 60 процентов. Но послевоенные реформы, известная хрущевская «кукурузизация» (огромные посевные площади были отданы под «царицу полей», которая на севере так и не прижилась) и выдача паспортов колхозникам негативно сказались на большинстве территорий. Уже к 1970-м годам, когда доля селян в регионе сократилась до 45 процентов
Показательной стала и вторая половина 1990-х, когда региональные власти всерьез столкнулись с проблемой отдаленных лесных поселков, расположенных вдоль ведомственных железнодорожных магистралей. С развалом леспромхозов развалился и весь быт таких населенных пунктов. Они остались без связи, электричества (освещавшие их прежде стационарные дизеля тоже встали) и надежного транспортного сообщения (поезда по узкоколейкам стали ходить с перебоями, а строить к таким поселкам автодороги в советские времена почему-то никто не додумался). В ответ на многочисленные жалобы и призывы о помощи была разработана региональная программа по переселению жителей таких поселков в другие деревни, где было много свободного жилфонда. Предполагалось, что, получив новую крышу над головой, переселенцы тут же активно примутся возрождать сельское хозяйство…
Но на переезд согласились только две (!) семьи. Ехать снова в глухие деревни, чтобы идти в колхозники и получать за свой труд по 3–5 тысяч рублей, желающих не находилось. Тем более что обитатели лесных поселков (кто совсем уж не спился) спокойно «заколачивали» по 15–20 тысяч в месяц, даже формально оставаясь безработными, – собирая ягоды и подряжаясь нелегально рубить лес. В итоге областным властям пришлось выделять из регионального бюджета немалые суммы, чтобы вести к нежелающим умирать лесным поселкам линии ЛЭП и автодороги, реанимировать в них школы и здравпункты. И тут выяснилось, что в те населенные пункты, где более-менее закипела жизнь, стали уже добровольно и вполне сознательно переселяться люди из близлежащих деревень. Сюда же стала возвращаться и отучившаяся в техникумах молодежь.
Обобщив поступающие из рай-онов данные, региональные власти решили сделать ставку на создание сети своеобразных опорных пунктов на селе. То есть тех населенных пунктов, что могли бы стать центрами притяжения для жителей бесперспективных деревень. По сути, сейчас в Вологодской глубинке происходит процесс естественного отбора всех населенных пунктов, где еще теплится жизнь. Жителей бесперспективных деревень не торопят с переездом, но какой-то реальной помощи для развития их поселений уже не оказывают. Зато в опорных пунктах, а это как поселки, попавшие под финансирование в рамках различных целевых программ, так и крупные деревни, доказавшие свое право на жизнь в рамках вышеупомянутого естественного отбора, снова активно строится жилье, прокладываются дороги, возводятся объекты соцкультбыта.
Пока все плюсы от такой региональной политики вроде бы налицо. В сельской местности снова растет рождаемость (на 95 процентов именно за счет тех самых опорных пунктов), здесь все чаще играют свадьбы, а главное – у людей появилась перспектива. Сейчас практически в каждом районе Вологодчины уже строятся или вот-вот начнут строиться по два-три новых предприятия , которые как раз и призваны обеспечить стабильным заработком остающуюся в селах молодежь.
Но, правда, не совсем ясно, к каким изменениям это может привести в сельском хозяйстве. Пока Вологодчина является одним из лидеров Северо-Запада как по урожайности, так и по продуктивности молочного стада. Большинство экономистов считают, что внутрирайонная миграция населения не только не «подкосит» аграриев, но и даст им дополнительный импульс. Мол, все успешные хозяйства и так находятся в опорных пунктах. Скептики же уверяют, что излишняя урбанизация села, сопровождаемая утратой классических деревенских ценностей, еще обязательно аукнется будущими социальными катаклизмами. Кто прав в этом споре – покажет время. Владимир Романов, собкор «НВ» в Вологде
