Культура
Юрий Яковлев: «Актерская профессия – страшная зараза!»
24 апреля
Невозможно вообразить себе, чтобы глубинно-трагический князь Мышкин, привычно разведя колени и присев, проговорил: «Ку!» Еще менее вероятным представляется, что Стива Облонский способен скороговоркой прошепелявить: «Челове-ек! Официант! Почки один раз царице!» И уж совершенно не вяжется с «футлярностью» Каренина (в спектакле Романа Виктюка) классическое «Ну и гадость эта ваша заливная рыба». И тем не менее все эти метаморфозы возможны. Правда, с одним условием. Если эти фразы, лишь слегка поменяв грим, произносит без преувеличения гениальный актер...
– Юрий Васильевич, я, честно говоря, в растерянности. Поздравлять с юбилеем заранее не принято, но на свое 80-летие вы же наверняка, как обычно, уедете из Москвы...
– В общем, вы попали в точку. Я так мыслю себе: настоящие праздники – это Новый год, Рождество и Пасха. А к своему дню рождения в последние годы отношусь спокойно, стараюсь его вообще не выделять. Но все-таки я вам очень признателен за поздравление. Хорошее человеческое отношение всегда приятно. Вот, ну приятно же!.. И, если позволите, я предварю ваш следующий вопрос. Отвечу сразу же: тьфу, тьфу, – вроде бы все в порядке...
– Тогда, если не возражаете, будем считать «официальную часть» нашей встречи законченной и перейдем к «неофициальной»?
– Вы так это произнесли, что мне сразу вспомнились прежние времена и торжественные партсобрания.
– А кстати, с каким чувством вы вспоминаете советские годы?
– В Древнем Китае говорили: «Пусть не доведется тебе жить во времена перемен». Большая часть моей жизни прошла при режиме, который большинство из нас хотело изменить. Но даже если мои слова покажутся кому-то парадоксальными, не могу не сказать, что и в те годы я ощущал себя нормальным человеком. С удовольствием вспоминаю, как в детстве ходил на первомайские и ноябрьские демонстрации, играл в испанцев и в Чапаева. Позже судьба свела меня и в искусстве, и в жизни с замечательными людьми, вернее, с личностями. Правда, при этом я всегда старался придерживаться совета профессора Преображенского: «Не читайте газеты, особенно «Правду», – помните?
– Быть не может, чтобы такая «аполитичность» никак не отразилась на вашей жизни!
– К сожалению, вы абсолютно правы. Был случай, когда я узнал, что в райком из театра пришло письмо, где говорилось, что я недостоин звания народного артиста СССР по таким-то и таким-то причинам. Прежде всего потому, что я не был членом партии. И из-за этого мое выдвижение было очень надолго задержано.
– Да кто ж написал такую дрянь?!
– Письмо анонимное. Оно было подписано просто: «вахтанговцы».
– И вы так никогда и не узнали имена этих «вахтанговцев»?
– Отчего же! Узнал... И это стало для меня горьким откровением, потому что мне такое не могло прийти в голову. Эти люди со мной долгие годы здоровались, улыбались, шутили, даже выпивали.
– Вы объяснились?
– Простить предательство я по природе своей не могу. Даже при том, что всегда придерживаюсь правила: «Не суди – и не судим будешь». Но, видите ли, я не отличаюсь качествами борца. Я после той истории продолжал с ними здороваться и – проходил мимо. Для меня они уже больше не существовали.
– Печальная история... Но вы упомянули библейскую заповедь, и у меня появился следующий вопрос: вы – верующий человек?
– В жизни было несколько случаев, когда моя жизнь могла прерваться. И каждый раз будто кто-то хранил меня. Именно тогда я и понял, как надо благодарить Бога за оставленные мне дни.
– Вы об автокатастрофе?
– На самом деле их было две, причем обе, по странному стечению обстоятельств, по дороге из Москвы в Ленинград. А когда ты чудом вылетаешь из переворачивающейся машины и видишь, как из нее начинает валить дым, одним простым везением такой случай, согласитесь, не объяснишь...
– Что-то мы с вами все о печальном беседуем, Юрий Васильевич! Вас ведь многие считают сугубо комическим актером...
– Пусть считают, если им так больше нравится! У меня есть гораздо более интересные роли.
– Но вы же сами отказываетесь говорить, к примеру, о князе Мышкине!
– Да, это особенная, другая история. Но взять того же Стиву Облонского. Это одна из моих любимых ролей, а ее никто не знает, мимо нее просто проходят. Вспоминают только поручика Ржевского или Буншу.
– Наверное, чаще всего все-таки – Ипполита?
– Ипполит... Когда картина в первый раз прошла на Новый год, мне просто нельзя было дойти от дома до театра. На меня указывали пальцами: «Смотри, Ипполит идет!» Это было, конечно, приятно, чего уж там говорить.
– Наверное, журналисты совсем вас замучили, когда этой зимой вышла «Ирония судьбы. Продолжение»?
– Вы знаете, нет... Нашу картину, безусловно, все еще любят и помнят, но особого ажиотажа я не наблюдал...
– Вам не было обидно?
– Как вам сказать... Мне, конечно, чужда излишняя скромность. Я в своей жизни получил достаточно, стал любим зрителем и, если хотите, знаменит. Но знаковость все-таки существует.
– Это вы о том, что у молодежи теперь другие интересы, взгляды на жизнь и, соответственно, другие кумиры?
– Молодежь в любые времена стремилась каким-то образом, в той или иной форме себя выразить. Обязательно! Другое дело, что мне не нравится огромное количество появившихся у нас «звезд». Куда ни глянь, – всюду «великие» и «гениальные»! Молодой человек спел одну песню или сыграл роль в плохоньком сериале – и его немедленно возводят в «звезды»!
– А вам самому приходилось играть в, как вы говорите, «плохоньких» картинах или спектаклях?
– Грешен... и на старуху бывает проруха... Есть несколько работ, которые, как я считаю, не украшают мою актерскую биографию. Был такой фильм – «Бархатный сезон», который уже много лет, к счастью, не показывают. Я когда прочел сценарий, сразу сказал: «Это же неинтересно! Что мне там играть?» Но фильм должны были снимать в Швейцарии, и Григорий Горин, который лучше всех знал, насколько слаб его сценарий, сказал тогда: «А чего? Хоть за границу съездим!» В общем, никто из замечательных актеров – а играли в нем и Ирина Скобцева, и Иннокентий Смоктуновский, и Николай Крючков – не отказались. Я, конечно, тоже согласился...
– Странно, но я ведь, хотя всегда старался посмотреть все киноновинки, не помню эту картину! О чем она?
– Да я ведь тоже совершенно забыл сюжет. Помню только, что играл миллионера...
– Вы сказали, что, посмотрев сценарий, сразу хотели от него отказаться. Значит, успех или неуспех ленты можно прогнозировать заранее?
– Абсолютно невозможно! Зрительское восприятие непредсказуемо! Иногда кажется, совершенно проходная роль, а народу нравится, допустим, как ты стоишь в пальто под душем. А иногда думаешь: эта роль – на уровне Гамлета! А она проходит незамеченной...
– Откровенно говоря – и это не комплимент, а констатация факта! – трудно представить, чтобы у вас были профессиональные неудачи. По крайней мере, я практически не видел в ваших работах вещей, к которым хотелось придраться.
– Представить себе можно все! И у меня были просчеты, даже серьезные. В театре, пожалуй, меньше, чем в кино. Но я-то всегда видел, что именно сделано плохо.
– А как вы относитесь к критике?
– Каюсь, более чем негативно. Все зависит от того, кто критикует, а критика у нас сегодня – сами знаете... Другое дело – самокритика. Мало кто у нас способен без обожания глядеть на свое творчество. Мне это дано. Я, кстати, разговаривая с кем-то о своих ролях, рассуждаю о себе в третьем лице. Потому что давным-давно научился смотреть на себя со стороны.
– Да как же этому можно научиться?! Мне кажется...
– Простите, я вас перебью. В актерстве очень многое невозможно объяснить. Но если говорить обо мне, я всю жизнь стремился играть характеры, очень далекие от моей собственной природы. Людей, не похожих на меня самого.
– Изо дня в день кардинально перевоплощаться, проживать новую жизнь? Сколько же на это нужно энергии?
– Во-первых, любая роль базируется на интуиции и наблюдении за людьми. Актер ведь живет не на необитаемом острове, и все, что он видит вокруг, складывается в его копилку. Где она находится – в сердце или в голове, – я не знаю, но создавать образы без нее совершенно невозможно. А во-вторых, в нашей профессии всегда присутствует некий набор штампов.
– Слово «штамп» принято считать едва ли не ругательным...
– И совершенно напрасно! Я вам расскажу сейчас известную актерскую байку, которая все объясняет. Однажды старейшему мхатовцу, Михаилу Михайловичу Тарханову, задали вопрос: «Верно ли, что у каждого актера есть штампы?» И он ответил: «А как же! Сегодня на тебя сошло вдохновение, а завтра его нет. Но ты, выходя на сцену, все равно обязан делать то, что тебе положено». Тогда его спросили: «А сколько штампов у вас?» Он посмотрел на них и гордо сказал: «Четыреста!» Вот так вот.
– Действительно четыреста?!
– Их у него было гораздо больше, да еще каких!
– И все-таки, мне кажется, на одних штампах далеко не уедешь. Многие хотят стать актерами и даже учатся у прекрасных педагогов, но мало у кого получается сделаться по-настоящему значимыми, и уж совсем единицы получают эпитет «великий»...
– В этой жизни ничто не происходит случайно. Я ведь вам сказал, что вдохновение, хотя и не каждый день, но все-таки сходит. Искусственно вызвать его, конечно, нельзя, в нем присутствует волшебная магия искусства. А вот почему оно приходит к одним и обходит стороной других?.. Это необъяснимая вещь! Мне кажется, боженька недаром дотрагивается рукой до одного, а к другому даже мизинчиком не прикасается. Наверное, он по каким-то одному ему известным признакам выбирает тех, кто ему интересен... Хотя – что это я говорю? Получается, будто я советую людям не думать о сцене...
– А вы сами никогда не жалели, что пошли по этому пути?
– Вы задали мне сейчас модный, очень распространенный у журналистов вопрос. Поэтому я отвечу так же, как отвечаю на него всегда: актерская профессия – страшная зараза. И если уж ты ее для себя выбрал, отступать некуда...
Беседовал Владимир Ермолаев
– Юрий Васильевич, я, честно говоря, в растерянности. Поздравлять с юбилеем заранее не принято, но на свое 80-летие вы же наверняка, как обычно, уедете из Москвы...
– В общем, вы попали в точку. Я так мыслю себе: настоящие праздники – это Новый год, Рождество и Пасха. А к своему дню рождения в последние годы отношусь спокойно, стараюсь его вообще не выделять. Но все-таки я вам очень признателен за поздравление. Хорошее человеческое отношение всегда приятно. Вот, ну приятно же!.. И, если позволите, я предварю ваш следующий вопрос. Отвечу сразу же: тьфу, тьфу, – вроде бы все в порядке...
– Тогда, если не возражаете, будем считать «официальную часть» нашей встречи законченной и перейдем к «неофициальной»?
– Вы так это произнесли, что мне сразу вспомнились прежние времена и торжественные партсобрания.
– А кстати, с каким чувством вы вспоминаете советские годы?
– В Древнем Китае говорили: «Пусть не доведется тебе жить во времена перемен». Большая часть моей жизни прошла при режиме, который большинство из нас хотело изменить. Но даже если мои слова покажутся кому-то парадоксальными, не могу не сказать, что и в те годы я ощущал себя нормальным человеком. С удовольствием вспоминаю, как в детстве ходил на первомайские и ноябрьские демонстрации, играл в испанцев и в Чапаева. Позже судьба свела меня и в искусстве, и в жизни с замечательными людьми, вернее, с личностями. Правда, при этом я всегда старался придерживаться совета профессора Преображенского: «Не читайте газеты, особенно «Правду», – помните?
– Быть не может, чтобы такая «аполитичность» никак не отразилась на вашей жизни!
– К сожалению, вы абсолютно правы. Был случай, когда я узнал, что в райком из театра пришло письмо, где говорилось, что я недостоин звания народного артиста СССР по таким-то и таким-то причинам. Прежде всего потому, что я не был членом партии. И из-за этого мое выдвижение было очень надолго задержано.
– Да кто ж написал такую дрянь?!
– Письмо анонимное. Оно было подписано просто: «вахтанговцы».
– И вы так никогда и не узнали имена этих «вахтанговцев»?
– Отчего же! Узнал... И это стало для меня горьким откровением, потому что мне такое не могло прийти в голову. Эти люди со мной долгие годы здоровались, улыбались, шутили, даже выпивали.
– Вы объяснились?
– Простить предательство я по природе своей не могу. Даже при том, что всегда придерживаюсь правила: «Не суди – и не судим будешь». Но, видите ли, я не отличаюсь качествами борца. Я после той истории продолжал с ними здороваться и – проходил мимо. Для меня они уже больше не существовали.
– Печальная история... Но вы упомянули библейскую заповедь, и у меня появился следующий вопрос: вы – верующий человек?
– В жизни было несколько случаев, когда моя жизнь могла прерваться. И каждый раз будто кто-то хранил меня. Именно тогда я и понял, как надо благодарить Бога за оставленные мне дни.
– Вы об автокатастрофе?
– На самом деле их было две, причем обе, по странному стечению обстоятельств, по дороге из Москвы в Ленинград. А когда ты чудом вылетаешь из переворачивающейся машины и видишь, как из нее начинает валить дым, одним простым везением такой случай, согласитесь, не объяснишь...
– Что-то мы с вами все о печальном беседуем, Юрий Васильевич! Вас ведь многие считают сугубо комическим актером...
– Пусть считают, если им так больше нравится! У меня есть гораздо более интересные роли.
– Но вы же сами отказываетесь говорить, к примеру, о князе Мышкине!
– Да, это особенная, другая история. Но взять того же Стиву Облонского. Это одна из моих любимых ролей, а ее никто не знает, мимо нее просто проходят. Вспоминают только поручика Ржевского или Буншу.
– Наверное, чаще всего все-таки – Ипполита?
– Ипполит... Когда картина в первый раз прошла на Новый год, мне просто нельзя было дойти от дома до театра. На меня указывали пальцами: «Смотри, Ипполит идет!» Это было, конечно, приятно, чего уж там говорить.
– Наверное, журналисты совсем вас замучили, когда этой зимой вышла «Ирония судьбы. Продолжение»?
– Вы знаете, нет... Нашу картину, безусловно, все еще любят и помнят, но особого ажиотажа я не наблюдал...
– Вам не было обидно?
– Как вам сказать... Мне, конечно, чужда излишняя скромность. Я в своей жизни получил достаточно, стал любим зрителем и, если хотите, знаменит. Но знаковость все-таки существует.
– Это вы о том, что у молодежи теперь другие интересы, взгляды на жизнь и, соответственно, другие кумиры?
– Молодежь в любые времена стремилась каким-то образом, в той или иной форме себя выразить. Обязательно! Другое дело, что мне не нравится огромное количество появившихся у нас «звезд». Куда ни глянь, – всюду «великие» и «гениальные»! Молодой человек спел одну песню или сыграл роль в плохоньком сериале – и его немедленно возводят в «звезды»!
– А вам самому приходилось играть в, как вы говорите, «плохоньких» картинах или спектаклях?
– Грешен... и на старуху бывает проруха... Есть несколько работ, которые, как я считаю, не украшают мою актерскую биографию. Был такой фильм – «Бархатный сезон», который уже много лет, к счастью, не показывают. Я когда прочел сценарий, сразу сказал: «Это же неинтересно! Что мне там играть?» Но фильм должны были снимать в Швейцарии, и Григорий Горин, который лучше всех знал, насколько слаб его сценарий, сказал тогда: «А чего? Хоть за границу съездим!» В общем, никто из замечательных актеров – а играли в нем и Ирина Скобцева, и Иннокентий Смоктуновский, и Николай Крючков – не отказались. Я, конечно, тоже согласился...
– Странно, но я ведь, хотя всегда старался посмотреть все киноновинки, не помню эту картину! О чем она?
– Да я ведь тоже совершенно забыл сюжет. Помню только, что играл миллионера...
– Вы сказали, что, посмотрев сценарий, сразу хотели от него отказаться. Значит, успех или неуспех ленты можно прогнозировать заранее?
– Абсолютно невозможно! Зрительское восприятие непредсказуемо! Иногда кажется, совершенно проходная роль, а народу нравится, допустим, как ты стоишь в пальто под душем. А иногда думаешь: эта роль – на уровне Гамлета! А она проходит незамеченной...
– Откровенно говоря – и это не комплимент, а констатация факта! – трудно представить, чтобы у вас были профессиональные неудачи. По крайней мере, я практически не видел в ваших работах вещей, к которым хотелось придраться.
– Представить себе можно все! И у меня были просчеты, даже серьезные. В театре, пожалуй, меньше, чем в кино. Но я-то всегда видел, что именно сделано плохо.
– А как вы относитесь к критике?
– Каюсь, более чем негативно. Все зависит от того, кто критикует, а критика у нас сегодня – сами знаете... Другое дело – самокритика. Мало кто у нас способен без обожания глядеть на свое творчество. Мне это дано. Я, кстати, разговаривая с кем-то о своих ролях, рассуждаю о себе в третьем лице. Потому что давным-давно научился смотреть на себя со стороны.
– Да как же этому можно научиться?! Мне кажется...
– Простите, я вас перебью. В актерстве очень многое невозможно объяснить. Но если говорить обо мне, я всю жизнь стремился играть характеры, очень далекие от моей собственной природы. Людей, не похожих на меня самого.
– Изо дня в день кардинально перевоплощаться, проживать новую жизнь? Сколько же на это нужно энергии?
– Во-первых, любая роль базируется на интуиции и наблюдении за людьми. Актер ведь живет не на необитаемом острове, и все, что он видит вокруг, складывается в его копилку. Где она находится – в сердце или в голове, – я не знаю, но создавать образы без нее совершенно невозможно. А во-вторых, в нашей профессии всегда присутствует некий набор штампов.
– Слово «штамп» принято считать едва ли не ругательным...
– И совершенно напрасно! Я вам расскажу сейчас известную актерскую байку, которая все объясняет. Однажды старейшему мхатовцу, Михаилу Михайловичу Тарханову, задали вопрос: «Верно ли, что у каждого актера есть штампы?» И он ответил: «А как же! Сегодня на тебя сошло вдохновение, а завтра его нет. Но ты, выходя на сцену, все равно обязан делать то, что тебе положено». Тогда его спросили: «А сколько штампов у вас?» Он посмотрел на них и гордо сказал: «Четыреста!» Вот так вот.
– Действительно четыреста?!
– Их у него было гораздо больше, да еще каких!
– И все-таки, мне кажется, на одних штампах далеко не уедешь. Многие хотят стать актерами и даже учатся у прекрасных педагогов, но мало у кого получается сделаться по-настоящему значимыми, и уж совсем единицы получают эпитет «великий»...
– В этой жизни ничто не происходит случайно. Я ведь вам сказал, что вдохновение, хотя и не каждый день, но все-таки сходит. Искусственно вызвать его, конечно, нельзя, в нем присутствует волшебная магия искусства. А вот почему оно приходит к одним и обходит стороной других?.. Это необъяснимая вещь! Мне кажется, боженька недаром дотрагивается рукой до одного, а к другому даже мизинчиком не прикасается. Наверное, он по каким-то одному ему известным признакам выбирает тех, кто ему интересен... Хотя – что это я говорю? Получается, будто я советую людям не думать о сцене...
– А вы сами никогда не жалели, что пошли по этому пути?
– Вы задали мне сейчас модный, очень распространенный у журналистов вопрос. Поэтому я отвечу так же, как отвечаю на него всегда: актерская профессия – страшная зараза. И если уж ты ее для себя выбрал, отступать некуда...
Беседовал Владимир Ермолаев
