Северо-Запад
Отдаст ли Ильмень корабль Садко
26 апреля
Новгородские подводные археологи готовятся в уникальную экспедицию, чтобы найти на дне Ильменского озера огромный флот, погибший в 1471 году. Сложность экспедиции усугубляет специфика мелкого водоема – толстый слой песка и очень мутная вода. Но из-за этих трудностей дно знаменитого озера практически не исследовано. Это и дарит энтузиастам надежду на успех.
Подводными исследованиями вокруг Новгорода серьезно занимаются двое: археолог и журналист Сергей Трояновский и водолаз экстра-класса Айвар Степанов. Оба известны прежде всего по феноменальным результатам поисков так называемого Великого моста в Новгороде – первой в истории республики стационарной переправы через Волхов. Трояновский руководит проектом, который еще далек от завершения, а Степанов отвечает за водолазные работы.
И вот этот научно-подводный тандем решил попытать счастья на дне Ильменя – попробовать найти место кораблекрушения 1471 года, когда в бурю погибла вся флотилия, шедшая из Новгорода в Старую Руссу. Учитывая, что суда были нагружены скарбом и людьми, можно предположить, что со дна реально поднять целый пласт средневековой истории.
Айвар Степанов рассказал, что Ильменем действительно никто серьезно не занимался по одной простой причине: озеро мелкое и мутное. В таких условиях водолазу работать очень тяжело, а все, что может представлять интерес для археологии, скорее всего, находится в глубоком слое песка. Геологи утверждают, что вязкий и сыпучий слой песка, способного перемещаться под воздействием волн, которые на мелководье взбаламучивают воду до самого дна, достигает 10 метров. Степанов к таким утверждениям относится скептически:
– Десять метров – это тот максимум, который сложился за тысячу лет, может быть. Я спускался на дно озера и не могу сказать, что водолаз там так уж и вязнет. Да, вязко, но работать можно. Конечно, сначала нужно определить место поиска, ведь обшаривать все озеро вслепую – это глупо.
Предполагаемое место катастрофы – это пересечение четырех ильменский фарватеров: мстинского, шелонского, ловатского и волховского. Средневековые новгородские суда, выходя из устья этих рек, всегда шли примерно одним и тем же путем. Кроме того, в летописях неоднократно упоминается злой ветер «шелонник» – дувший со стороны реки Шелони, то есть с юго-запада. Скорее всего, именно он поднял бурю, в которой погибли рушане (так исторически до сих пор называют жителей Старой Руссы). Причем, если следовать все той же летописи, утонули около 7 тысяч человек.
Степанов и это утверждение не берет на веру полностью:
– Семь тысяч – конечно, многовато, в Старой Руссе во всей столько народу тогда не было, наверное. Просто летописец, видимо, хотел подчеркнуть значимость катастрофы для республики: ни одно судно, вышедшее из Великого Новгорода в Старую Руссу, не достигло цели. А сам поход такой крупной флотилии – это последствия Шелонской битвы, случившейся в июле 1471 года. Рушане, убегая от московско-татарского войска в Новгород, захватили с собой самое ценное, чтобы пересидеть временное, как они думали, нашествие за крепкими стенами столицы республики. Но битва была проиграна, оставаться в Новгороде было уже невозможно, и рушане отправились в обратный путь. Где их и застигла буря.
Конечно, опытный водолаз Айвар Степанов не надеется, что их ждет удача прямо-таки сразу: целехонькое новгородское судно, аккуратно стоящее в песке мачтами вверх, – с этой мечтой пришлось расстаться еще в советские времена. Был такой яхтсмен, оставной моряк, великий энтузиаст истории водных путей Марк Баринов. И он всерьез полагал, что можно найти корабль Садко – ну если не самого Садко, то уж точно однотипный и тех же времен. На эти мысли Баринова натолкнули странствия по старинным деревням Приильменья, где еще на его глазах строили соймы – деревянные двухмачтовые суда, как полагают историки, практически не претерпевшие изменения в своей конструкции со Средневековья. Баринов при помощи «Комсомольской правды» организовал экспедицию, от которой ждали сенсации.
Сенсация была: те обломки, которые бариновцы находили в разных местах озера, неизменно оказывались значительно младше по возрасту даже петровских времен. Более того, многие
оказались вообще жертвами Второй мировой. Академик Янин, много лет возглавляющий всю археологическую деятельность в Великом Новгороде, был страшно недоволен результатами этого непрофессионализма и, по слухам, запретил даже думать о выклянчивании денег на дальнейшие подводные исследования.
Поэтому Степанов и Трояновский очень тщательно подходят к организации своей экспедиции. Сделать Ильмень посмешищем вторично им совершенно не хочется. Они намерены использовать самое современное оборудование для поисков остатков судов, для чего будет привлечен знаменитый проект Андрея Лукошкова – «Тайны затонувших кораблей». У лукошковцев тоже большой опыт, и совместная деятельность никому не повредит.
Но и у археологов есть опыт на этот счет, в основном – негативный. Петр Сорокин из Института истории материальной культура РАН, эксперт по морской археологии, полагает, что экспедицию на Ильмене ждет множество проблем. И дело не в квалификации ее участников, а в простых исторических фактах:
– Вам не приходило в голову поискать в литературе – в летописях, в архивах – описание подъема грузовых барж по рекам вверх, то есть порожняком? Везде подробно рассказано, как груженые товаром суда спускались вниз. А что потом? А потом их… разбирали на части, делали из них мостки или еще что-нибудь, да хоть на дрова. Новые суда строили в месте погрузки товара. Это были одноразовые корабли! Новгородцы чаще всего строили суда из сосны – дуб был у них большой редкостью и его запасы охранялись. А сосновый кораблик служит около десяти лет. Дальше его бросают. Дубовый может продержаться около 50 лет. При том количестве судов, которые бороздили Ильмень и окрестные реки, трудно предположить, что вся эта колоссальная флотилия была построена из дуба. Да, на дне озера много чего лежит. Но в каком состоянии? Все это разметано по щепочке на огромной площади, и собрать из этих кусочков целое судно правильно – это почти как динозавра по косточкам слепить. И будет та же степень достоверности.
Допустим, достали из воды более-менее крупные обломки, что-то из них даже получилось. Но, как предупреждает Сорокин, здесь тоже своя опасность:
– Новгородцы действительно столетие за столетием строили однотипные корабли. И отличить судно, построенное в начале XX века, от «корабля Садко» по конструкции просто нереально. Можно попытаться сделать радиоуглеродный анализ, но я по своему горькому опыту знаю, что он очень несовершенный, плюс-минус три века – это в порядке вещей. В 1996 году на Ильмене мы прошли на «корабле викингов» – он был построен в Швеции по таким же канонам, как и исторические суда. И обнаружили в деревне Взвад в устье Ловати целую бригаду мастеров, которые делали рыбацкие соймы образца Новгородской республики. Наши «викинги» были в восторге – увидеть Средневековье в действии. Но прошло уже 10 лет, думаю, что промысел тот завял: уже тогда не найти было заказчиков, все предпочитали фабричные катера. Если этих мастеров не поддержать, не перенять у них опыт, традиция может быть утрачена навсегда. И тогда еще труднее будет понимать, что мы такое подняли со дна.
Татьяна Хмельник
Подводными исследованиями вокруг Новгорода серьезно занимаются двое: археолог и журналист Сергей Трояновский и водолаз экстра-класса Айвар Степанов. Оба известны прежде всего по феноменальным результатам поисков так называемого Великого моста в Новгороде – первой в истории республики стационарной переправы через Волхов. Трояновский руководит проектом, который еще далек от завершения, а Степанов отвечает за водолазные работы.
И вот этот научно-подводный тандем решил попытать счастья на дне Ильменя – попробовать найти место кораблекрушения 1471 года, когда в бурю погибла вся флотилия, шедшая из Новгорода в Старую Руссу. Учитывая, что суда были нагружены скарбом и людьми, можно предположить, что со дна реально поднять целый пласт средневековой истории.
Айвар Степанов рассказал, что Ильменем действительно никто серьезно не занимался по одной простой причине: озеро мелкое и мутное. В таких условиях водолазу работать очень тяжело, а все, что может представлять интерес для археологии, скорее всего, находится в глубоком слое песка. Геологи утверждают, что вязкий и сыпучий слой песка, способного перемещаться под воздействием волн, которые на мелководье взбаламучивают воду до самого дна, достигает 10 метров. Степанов к таким утверждениям относится скептически:
– Десять метров – это тот максимум, который сложился за тысячу лет, может быть. Я спускался на дно озера и не могу сказать, что водолаз там так уж и вязнет. Да, вязко, но работать можно. Конечно, сначала нужно определить место поиска, ведь обшаривать все озеро вслепую – это глупо.
Предполагаемое место катастрофы – это пересечение четырех ильменский фарватеров: мстинского, шелонского, ловатского и волховского. Средневековые новгородские суда, выходя из устья этих рек, всегда шли примерно одним и тем же путем. Кроме того, в летописях неоднократно упоминается злой ветер «шелонник» – дувший со стороны реки Шелони, то есть с юго-запада. Скорее всего, именно он поднял бурю, в которой погибли рушане (так исторически до сих пор называют жителей Старой Руссы). Причем, если следовать все той же летописи, утонули около 7 тысяч человек.
Степанов и это утверждение не берет на веру полностью:
– Семь тысяч – конечно, многовато, в Старой Руссе во всей столько народу тогда не было, наверное. Просто летописец, видимо, хотел подчеркнуть значимость катастрофы для республики: ни одно судно, вышедшее из Великого Новгорода в Старую Руссу, не достигло цели. А сам поход такой крупной флотилии – это последствия Шелонской битвы, случившейся в июле 1471 года. Рушане, убегая от московско-татарского войска в Новгород, захватили с собой самое ценное, чтобы пересидеть временное, как они думали, нашествие за крепкими стенами столицы республики. Но битва была проиграна, оставаться в Новгороде было уже невозможно, и рушане отправились в обратный путь. Где их и застигла буря.
Конечно, опытный водолаз Айвар Степанов не надеется, что их ждет удача прямо-таки сразу: целехонькое новгородское судно, аккуратно стоящее в песке мачтами вверх, – с этой мечтой пришлось расстаться еще в советские времена. Был такой яхтсмен, оставной моряк, великий энтузиаст истории водных путей Марк Баринов. И он всерьез полагал, что можно найти корабль Садко – ну если не самого Садко, то уж точно однотипный и тех же времен. На эти мысли Баринова натолкнули странствия по старинным деревням Приильменья, где еще на его глазах строили соймы – деревянные двухмачтовые суда, как полагают историки, практически не претерпевшие изменения в своей конструкции со Средневековья. Баринов при помощи «Комсомольской правды» организовал экспедицию, от которой ждали сенсации.
Сенсация была: те обломки, которые бариновцы находили в разных местах озера, неизменно оказывались значительно младше по возрасту даже петровских времен. Более того, многие
оказались вообще жертвами Второй мировой. Академик Янин, много лет возглавляющий всю археологическую деятельность в Великом Новгороде, был страшно недоволен результатами этого непрофессионализма и, по слухам, запретил даже думать о выклянчивании денег на дальнейшие подводные исследования.
Поэтому Степанов и Трояновский очень тщательно подходят к организации своей экспедиции. Сделать Ильмень посмешищем вторично им совершенно не хочется. Они намерены использовать самое современное оборудование для поисков остатков судов, для чего будет привлечен знаменитый проект Андрея Лукошкова – «Тайны затонувших кораблей». У лукошковцев тоже большой опыт, и совместная деятельность никому не повредит.
Но и у археологов есть опыт на этот счет, в основном – негативный. Петр Сорокин из Института истории материальной культура РАН, эксперт по морской археологии, полагает, что экспедицию на Ильмене ждет множество проблем. И дело не в квалификации ее участников, а в простых исторических фактах:
– Вам не приходило в голову поискать в литературе – в летописях, в архивах – описание подъема грузовых барж по рекам вверх, то есть порожняком? Везде подробно рассказано, как груженые товаром суда спускались вниз. А что потом? А потом их… разбирали на части, делали из них мостки или еще что-нибудь, да хоть на дрова. Новые суда строили в месте погрузки товара. Это были одноразовые корабли! Новгородцы чаще всего строили суда из сосны – дуб был у них большой редкостью и его запасы охранялись. А сосновый кораблик служит около десяти лет. Дальше его бросают. Дубовый может продержаться около 50 лет. При том количестве судов, которые бороздили Ильмень и окрестные реки, трудно предположить, что вся эта колоссальная флотилия была построена из дуба. Да, на дне озера много чего лежит. Но в каком состоянии? Все это разметано по щепочке на огромной площади, и собрать из этих кусочков целое судно правильно – это почти как динозавра по косточкам слепить. И будет та же степень достоверности.
Допустим, достали из воды более-менее крупные обломки, что-то из них даже получилось. Но, как предупреждает Сорокин, здесь тоже своя опасность:
– Новгородцы действительно столетие за столетием строили однотипные корабли. И отличить судно, построенное в начале XX века, от «корабля Садко» по конструкции просто нереально. Можно попытаться сделать радиоуглеродный анализ, но я по своему горькому опыту знаю, что он очень несовершенный, плюс-минус три века – это в порядке вещей. В 1996 году на Ильмене мы прошли на «корабле викингов» – он был построен в Швеции по таким же канонам, как и исторические суда. И обнаружили в деревне Взвад в устье Ловати целую бригаду мастеров, которые делали рыбацкие соймы образца Новгородской республики. Наши «викинги» были в восторге – увидеть Средневековье в действии. Но прошло уже 10 лет, думаю, что промысел тот завял: уже тогда не найти было заказчиков, все предпочитали фабричные катера. Если этих мастеров не поддержать, не перенять у них опыт, традиция может быть утрачена навсегда. И тогда еще труднее будет понимать, что мы такое подняли со дна.
Татьяна Хмельник
