Культура
Михаил Шемякин: «Телу хранители не нужны!»
04 май
Пребывания Михаила Шемякина в Петербурге носят краткосрочный характер. На второй, на третий день после прибытия из Америки, а в последнее время из Франции, куда художник перебрался, чтобы быть поближе к России, он может отправиться либо в столицу для деловых переговоров на президентском уровне, либо в Ханты-Мансийск или Красноярск, где открываются его персональные выставки. Затем вернется в Питер, а через день-два опять на самолет – теперь летит в Кабардино-Балкарию, на родину предков. На дежурный вопрос нашего корреспондента «Как дела?» Шемякин устало вздохнул: «Как всегда. Верчусь на пупе в каком-то полубреду-полутумане…»
– Вам 65. В современной России круглые даты принято именовать юбилеями…
– На Западе так не считается. Юбилей – 25, 50, 75 лет. Как положено. А в России и год прожить не поле перейти. Не подстрелили, не отравился в какой-нибудь столовке, ну и отмечай очередной день рождения на всю катушку. Дай Бог не последний.
– Если не секрет, где и как вы собираетесь отмечать? Пышно, шумно? Или незаметно, по-семейному?
– Вообще-то я собирался поехать на малую родину, в Кабардино-Балкарию.
– Ну уж на Кавказе-то не упустят возможности закатить в вашу честь пир на весь мир!
– Там любой мой приезд воспринимается как юбилей. Я же был бы счастлив еще раз увидеть родную землю отца, свою многочисленную родню. По отцу, как вы знаете, я принадлежу к древнему роду кабардинцев Кардановых. Ну и, конечно, был бы рад встретиться с молодыми художниками, студентами. Молодежь Кабардино-Балкарии очень талантлива. На выставке молодых художников в Нальчике меня приятно удивило чувство пластики. У ребят необычайная какая-то, может быть, генетическая способность видеть мир через форму, через глину, через камень. Думаю, что именно на Северном Кавказе стану набирать себе учеников для мастерской, которую мне предложили в Российской академии художеств.
– Позвольте парочку «детских» вопросов: самый незабываемый день рождения и самый неожиданный подарок на день рождения?
– Ничего выдающегося. Разве что… Сара (жена. – Прим. ред.) часто дарит мне или кота, или собаку. С большой радостью принимаю, кто бы ни был. Года два назад Сара преподнесла мне котенка породы мейн кун. Это такие американские корабельные коты. Сейчас «котенок» весит килограммов десять. Прыгнет на стол – все летит по сторонам. Но существо, я вам скажу, по-прежнему обаятельнейшее!
– Вы с Сарой вместе уже, наверное, лет 20.
– Больше.
– И сколько за эти годы она вам подарила братьев меньших?
– К сожалению, век братьев наших меньших короче человеческого. Так что иных уж нет. Сейчас у нас семь котов и пять собак.
– А как происходит процесс дарения таких необычных подарков?
– Обыкновенно. Если мы дома. Но ведь в день моего рождения мы с Сарой можем находиться в другом городе, в другой стране. Тогда утром на постель мне кладется фотография очаровательной мордашки с надписью: «Папочка, я к тебе!»
– Мейн кун – последний подарок?
– Нет, последний подарок – пес породы шарпей. За год он тоже вымахал будь здоров! О чем сам не подозревает. Как маленький забирается ко мне на колени, через две минуты его начинает клонить в сон. А мне – держи такую махину!
– Одного из ваших псов воспел Владимир Высоцкий в стихотворении «Тушеноши»: «Вы ляжете, заколотые в спины, и Урка слижет с лиц у вас гримасу…»
– Урка – уникальный пес, он попал в массу моих гравюр, карнавалов и в самом деле упомянут в поэме Володи Высоцкого, которую тот написал по моим работам «Чрево Парижа». Урка прожил 15 лет. В своей усадьбе в Клавераке я поставил ему бронзовый памятник. Урка в камзоле, в треуголке, с трубкой в зубах, приветствует вас с пьедестала у входа в парк. Он стоит, облокотившись на колонну, на которой выгравирована его родословная. Прабабушка у него была «белая ведьма», отец – «черный пират». Бультерьерам в Англии обычно даются странные имена и почему-то все они связаны с пиратами, с ведьмами.
– Сара дарит вам только кошек и собак? Ничего экзотического?
– Я не большой любитель экзотики. То есть я люблю животный и растительный мир во всем его многообразии, всегда обожал рисовать в зоопарках, но в отношении домашних животных я человек традиционный.
– Мой следующий вопрос, наверное, будет сегодня не совсем уместен…
– Володя Высоцкий пел: «Да спрашивайте напрямик!»
– Года полтора назад вы устроили пресс-конференцию, где назвали имена двух человек, которые причастны к торговле «фальшивым Шемякиным». Один из них – крупный московский бизнесмен. Делая такие заявления, вы, что называется, должны быть готовы «за базар ответить».
– Я не делаю опрометчивых заявлений. За каждым моим словом – документ. Я мало кого боюсь. Если бы я боялся всего и всех, наверное, был бы другим человеком. И неизвестно, чего бы в жизни добился. Да и вообще, если мы будем бояться ворья, жуликов, бандитов, бояться критиковать власть за какие-то неблаговидные поступки, мы же сами себе только хуже сделаем.
– И все же… Есть такое понятие: разумная предосторожность. Люди, делая подобные заявления, сразу обзаводятся телохранителями.
– Я считаю, что телу хранители не нужны. Если человека решили убрать – уберут. В России за примерами далеко ходить не надо. Михоэлс, Маневич… Никогда не забуду, как когда-то на допросе в КГБ впервые услышал словосочетание: арсенал подпольного оружия. Я в очередной раз чему-то воспротивился, следователь орал, плевался, потом успокоился и тоже совершенно спокойно сказал: «На таких гадов, как ты, у нас есть арсенал подпольного оружия!» Я вытаращил глаза: «Простите, не понял». – «Размажем машиной о стенку!..» Несколько лет назад я беседовал с одним кремлевским чиновником. По понятным причинам не стану называть его имя. Он мне сказал: «Вы вообще-то шумный человек, господин Шемякин». Иронизирую: «Ну так что, может, пристрелить Шемякина, чтобы не шумел?» Чиновник задумался на полминуты и совершенно спокойно сказал: «Да нет, сейчас уже поздно». То есть момент упущен. Значит, самой идеи «отстрела» он не отрицал.
– Вы многостаночник: художник, скульптор, книжный график, мультипликатор, постановщик балетов. Никогда не хотелось заняться еще и моделированием одежды?
– Здрасте! Приехали! Вам ли не знать, что я сделал сотни костюмов к каждому моему балету в Мариинском театре? Это что, не моделирование одежды?!
– Я имел в виду не сценические костюмы. Можно ли будет когда-нибудь увидеть на подиуме или в повседневной жизни людей в костюмах «от Шемякина»?
– А жизнь – это что, не театр?! Все мы несмешные актеры в театре у Господа Бога! Посмотрите на сегодняшние моды. Куда бы вы ни зашли: в ресторан ли посидеть, в кафе ли перекусить – везде люди в фантастических нарядах. Таких костюмов на карнавале в Венеции не увидишь. Головы замотаны зеленым тюлем – лиц нет вообще! Этого достаточно, чтобы произвести фурор. О каком моделировании может идти речь? Мне приходится создавать сценические костюмы для сказочных персонажей, и они получаются необычайно элегантные и одновременно гротескные, почти метафизические, как в «Щелкунчике», «Принцессе Парлипат», так и в «Кроткой» по Достоевскому. Я работаю и над головными уборами, и над париками. Думаю, если будет возможность создать небольшой Дом (знаете, как теперь говорится, Дом Славы Зайцева, Дом Юдашкина?), я бы создал, думаю, очень интересные модели одежды. Если отнестись с душой, а без души я работать не могу.
– Настоящему художнику свойственно сомневаться. Вы уничтожали свои работы?
– Да, уничтожал. Галерейщики в надежде, что я начну сбавлять цену, стали мне объяснять, что у художника не все может получаться. Я вынес им ведро со своими скомканными рисунками и набросками. Нужно было видеть их лица! Они прикидывали, сколько денег заработали бы на этом помойном ведре! «Слушай, ничего не надо уничтожать! – сбивчиво заголосили. – Ты нам показывай, а мы уж тебе скажем, что хорошо, что плохо».
Беседовал Владимир Желтов
– Вам 65. В современной России круглые даты принято именовать юбилеями…
– На Западе так не считается. Юбилей – 25, 50, 75 лет. Как положено. А в России и год прожить не поле перейти. Не подстрелили, не отравился в какой-нибудь столовке, ну и отмечай очередной день рождения на всю катушку. Дай Бог не последний.
– Если не секрет, где и как вы собираетесь отмечать? Пышно, шумно? Или незаметно, по-семейному?
– Вообще-то я собирался поехать на малую родину, в Кабардино-Балкарию.
– Ну уж на Кавказе-то не упустят возможности закатить в вашу честь пир на весь мир!
– Там любой мой приезд воспринимается как юбилей. Я же был бы счастлив еще раз увидеть родную землю отца, свою многочисленную родню. По отцу, как вы знаете, я принадлежу к древнему роду кабардинцев Кардановых. Ну и, конечно, был бы рад встретиться с молодыми художниками, студентами. Молодежь Кабардино-Балкарии очень талантлива. На выставке молодых художников в Нальчике меня приятно удивило чувство пластики. У ребят необычайная какая-то, может быть, генетическая способность видеть мир через форму, через глину, через камень. Думаю, что именно на Северном Кавказе стану набирать себе учеников для мастерской, которую мне предложили в Российской академии художеств.
– Позвольте парочку «детских» вопросов: самый незабываемый день рождения и самый неожиданный подарок на день рождения?
– Ничего выдающегося. Разве что… Сара (жена. – Прим. ред.) часто дарит мне или кота, или собаку. С большой радостью принимаю, кто бы ни был. Года два назад Сара преподнесла мне котенка породы мейн кун. Это такие американские корабельные коты. Сейчас «котенок» весит килограммов десять. Прыгнет на стол – все летит по сторонам. Но существо, я вам скажу, по-прежнему обаятельнейшее!
– Вы с Сарой вместе уже, наверное, лет 20.
– Больше.
– И сколько за эти годы она вам подарила братьев меньших?
– К сожалению, век братьев наших меньших короче человеческого. Так что иных уж нет. Сейчас у нас семь котов и пять собак.
– А как происходит процесс дарения таких необычных подарков?
– Обыкновенно. Если мы дома. Но ведь в день моего рождения мы с Сарой можем находиться в другом городе, в другой стране. Тогда утром на постель мне кладется фотография очаровательной мордашки с надписью: «Папочка, я к тебе!»
– Мейн кун – последний подарок?
– Нет, последний подарок – пес породы шарпей. За год он тоже вымахал будь здоров! О чем сам не подозревает. Как маленький забирается ко мне на колени, через две минуты его начинает клонить в сон. А мне – держи такую махину!
– Одного из ваших псов воспел Владимир Высоцкий в стихотворении «Тушеноши»: «Вы ляжете, заколотые в спины, и Урка слижет с лиц у вас гримасу…»
– Урка – уникальный пес, он попал в массу моих гравюр, карнавалов и в самом деле упомянут в поэме Володи Высоцкого, которую тот написал по моим работам «Чрево Парижа». Урка прожил 15 лет. В своей усадьбе в Клавераке я поставил ему бронзовый памятник. Урка в камзоле, в треуголке, с трубкой в зубах, приветствует вас с пьедестала у входа в парк. Он стоит, облокотившись на колонну, на которой выгравирована его родословная. Прабабушка у него была «белая ведьма», отец – «черный пират». Бультерьерам в Англии обычно даются странные имена и почему-то все они связаны с пиратами, с ведьмами.
– Сара дарит вам только кошек и собак? Ничего экзотического?
– Я не большой любитель экзотики. То есть я люблю животный и растительный мир во всем его многообразии, всегда обожал рисовать в зоопарках, но в отношении домашних животных я человек традиционный.
– Мой следующий вопрос, наверное, будет сегодня не совсем уместен…
– Володя Высоцкий пел: «Да спрашивайте напрямик!»
– Года полтора назад вы устроили пресс-конференцию, где назвали имена двух человек, которые причастны к торговле «фальшивым Шемякиным». Один из них – крупный московский бизнесмен. Делая такие заявления, вы, что называется, должны быть готовы «за базар ответить».
– Я не делаю опрометчивых заявлений. За каждым моим словом – документ. Я мало кого боюсь. Если бы я боялся всего и всех, наверное, был бы другим человеком. И неизвестно, чего бы в жизни добился. Да и вообще, если мы будем бояться ворья, жуликов, бандитов, бояться критиковать власть за какие-то неблаговидные поступки, мы же сами себе только хуже сделаем.
– И все же… Есть такое понятие: разумная предосторожность. Люди, делая подобные заявления, сразу обзаводятся телохранителями.
– Я считаю, что телу хранители не нужны. Если человека решили убрать – уберут. В России за примерами далеко ходить не надо. Михоэлс, Маневич… Никогда не забуду, как когда-то на допросе в КГБ впервые услышал словосочетание: арсенал подпольного оружия. Я в очередной раз чему-то воспротивился, следователь орал, плевался, потом успокоился и тоже совершенно спокойно сказал: «На таких гадов, как ты, у нас есть арсенал подпольного оружия!» Я вытаращил глаза: «Простите, не понял». – «Размажем машиной о стенку!..» Несколько лет назад я беседовал с одним кремлевским чиновником. По понятным причинам не стану называть его имя. Он мне сказал: «Вы вообще-то шумный человек, господин Шемякин». Иронизирую: «Ну так что, может, пристрелить Шемякина, чтобы не шумел?» Чиновник задумался на полминуты и совершенно спокойно сказал: «Да нет, сейчас уже поздно». То есть момент упущен. Значит, самой идеи «отстрела» он не отрицал.
– Вы многостаночник: художник, скульптор, книжный график, мультипликатор, постановщик балетов. Никогда не хотелось заняться еще и моделированием одежды?
– Здрасте! Приехали! Вам ли не знать, что я сделал сотни костюмов к каждому моему балету в Мариинском театре? Это что, не моделирование одежды?!
– Я имел в виду не сценические костюмы. Можно ли будет когда-нибудь увидеть на подиуме или в повседневной жизни людей в костюмах «от Шемякина»?
– А жизнь – это что, не театр?! Все мы несмешные актеры в театре у Господа Бога! Посмотрите на сегодняшние моды. Куда бы вы ни зашли: в ресторан ли посидеть, в кафе ли перекусить – везде люди в фантастических нарядах. Таких костюмов на карнавале в Венеции не увидишь. Головы замотаны зеленым тюлем – лиц нет вообще! Этого достаточно, чтобы произвести фурор. О каком моделировании может идти речь? Мне приходится создавать сценические костюмы для сказочных персонажей, и они получаются необычайно элегантные и одновременно гротескные, почти метафизические, как в «Щелкунчике», «Принцессе Парлипат», так и в «Кроткой» по Достоевскому. Я работаю и над головными уборами, и над париками. Думаю, если будет возможность создать небольшой Дом (знаете, как теперь говорится, Дом Славы Зайцева, Дом Юдашкина?), я бы создал, думаю, очень интересные модели одежды. Если отнестись с душой, а без души я работать не могу.
– Настоящему художнику свойственно сомневаться. Вы уничтожали свои работы?
– Да, уничтожал. Галерейщики в надежде, что я начну сбавлять цену, стали мне объяснять, что у художника не все может получаться. Я вынес им ведро со своими скомканными рисунками и набросками. Нужно было видеть их лица! Они прикидывали, сколько денег заработали бы на этом помойном ведре! «Слушай, ничего не надо уничтожать! – сбивчиво заголосили. – Ты нам показывай, а мы уж тебе скажем, что хорошо, что плохо».
Беседовал Владимир Желтов
