Культура
Клара Новикова: «Я – жертва своей прикольной профессии»
14 май
У Клары Новиковой есть маленький скетч, где она изображает актрису, которая не имеет ни минуты свободного времени – снимается в сериалах и в рекламе, по максимуму занята в театре, дает интервью и т.д., и т.п. Она прибегает в гримерку, уже не соображая, что за роль играет сегодня на сцене, и спрашивает костюмершу, какой сегодня дается спектакль. Вот такая жизнь. И она не выдуманная. Первая леди разговорного жанра на самом деле живет примерно в таком ритме. Поэтому поговорить с ней спокойно, не торопясь, практически невозможно. Ее даже трудно застать на месте. В чем я убедился на собственном опыте…
– Клара Борисовна, я так долго за вами гонялся! Пожалуйста, уделите мне полчаса!
– О чем вы?! Я только что с самолета – летела восемь часов из Канады. Завтра у меня день отдыха, а послезавтра – съемка, и сразу же уезжаю в Сочи. Понимаете, я жить не успеваю! Сейчас разговариваю, а сама хочу спать. Как я могу при этом что-то формулировать?
– Не надо ничего формулировать! Я потом...
– Нет уж! Допустим, я рассказываю коряво. Ну и пусть! Потому что я – такая. Может быть, косноязычная, может быть, говорящая глупости. Но не хочу себя украшать!
– Как заметила одна ваша героиня, надо быть по-настоящему умной, чтобы казаться дурой!
– И какой же надо быть дурой, чтобы хотеть казаться умной!
– Хорошо, не будем умничать. Вы постоянно в разъездах, каждый день – масса впечатлений…
– Впечатления – это когда приходишь в ресторан и говоришь официантке: «Я не ем мяса, нельзя ли без него? А она: «Ну, выньте его из тарелки – и будет без мяса!»
– Печальная история… Но ведь мир состоит не из одних бестолковых официанток! Разве это не замечательно – увидеть огромное количество стран?
– Если вы о туристических поездках – я их терпеть не могу! Когда толпой водят по интересным местам, бежишь, а тебе на ходу показывают: это Гюго, это Квазимодо! Это же как из окна мчащегося поезда наблюдать! Ну и что? Я должна при этом что-нибудь ощутить?
– Невеселый у нас с вами разговор получается… А мне всегда казалось, что вы – абсолютно оптимистичный, радостный человек.
– В том-то и дело, что я – жертва своей прикольной профессии. Меня всерьез даже семья не воспринимает. Как-то меня ограбили два бандита, ворвавшись в кабину лифта. Осталась я в одних трусиках, лифчике да с курицей в руках, из-за которой и пошла в магазин. Но – при шляпе! Так вот, когда домашние открыли дверь, никто не поверил, что на меня напали грабители: решили, что я их разыгрываю.
– Шляпа, курица и все остальное бандитам не понравились?
– Вот-вот, и моя подруга, когда я ей позвонила, воскликнула: «Как? А почему лифчик не сняли?» Я говорю: «Не знаю...» Она: «Может, он плохой был?» – «Да нет, французский!»
Вообще-то женщина для того и одевается, чтобы нашелся кто-то, кто сумеет красиво ее раздеть.
– По-мужски я с вами согласен. Но современные дамы, боюсь, мечтают о совершенно противоположных вещах…
– Я расскажу вам один случай. Это было в Уренгое. Человек сидел в первом ряду – большой такой дядя, но скромненький, в свитерочке. А оказалось – крутой бизнесмен. После концерта он подходит ко мне и говорит: «Клара, простите, я хотел бы показать вам шубы». Приглашает на аукцион мехов и спрашивает: «Вы не могли бы выбрать шубу?» Я решила, что он хочет купить ее своей женщине, и выбрала норку. Он: «Она ваша». – «Как моя?» – «Я вам ее дарю!» После этого со мной случился шок…
– А что случилось с шубой?
– Она была цвета спелой сирени! Однажды ее увидел на мне Жванецкий и очень удивился: «Кларка, откуда у тебя такая злякавшаяся норка?» Злякавшаяся – по-украински испуганная. Наверное, в тот момент, когда мне ее подарили, я была именно такого цвета.
– Сегодня вы выглядите просто потрясающе!
– Я никогда не обращалась к пластическим хирургам, мне это не нужно! Посмотрите на меня, вы видите на моем лице следы от операций? Я считаю, что женщина должна стареть естественно и красиво.
– Вам ли говорить о старости?!
– Иногда после концертов ко мне подходят зрители: «Ой, а я помню, когда вы еще были молоденькая...» Слушайте, возраст – это бестактность, и мне не нравится, когда считают мои годы, словно пытаются отнять право на безрассудства, на которые я и сейчас способна.
– О каких именно безрассудствах вы говорите?
– Господи, да о любых! Я – женщина, грешница, и я хочу быть женщиной с каждым днем все больше! Ой, извините, мобильный телефон... Это как раз муж звонил. Может, мы с ним сегодня даже увидимся… Да, так о чем это мы? Вы же спрашивали о моих дорогах?
– Бог с ними, с дорогами! Клара Борисовна, вы часто плачете?
– Нет. А если уж плачу, то очень сильно! Рыдаю! Но ведь как бывает? Ты ревешь, а пройдет час, и сама не можешь понять: с чего это слеза прошибла? Сбросишь адреналин, начинается оценка, и становится смешно. Если подумать, слезы – это эмоции, а смех – оценка! Так мне кажется. Я сама только сейчас это сформулировала, раньше никогда не задумывалась.
– Вам не надоедает смешить людей? Никогда не хотелось для разнообразия чего-нибудь трагического?
– Хотелось, конечно. Я даже пыталась сниматься в фильме «Анна Каренина».
– Конечно, в заглавной роли?
– Знаете, если бы мне вдруг пришлось играть Каренину, то моя Анна, лежа на рельсах, наверняка бы услышала: «Поезд задерживается на четыре часа». Драма обязательно имела бы юмористическую развязку…
В общем, я пробовалась на роль Кити! Один знакомый предложил мне сделать пробу на катке. И хотя я никогда не стояла на коньках, все-таки согласилась. С помощью ножниц преобразовала зимнее пальто в полушубок, воротник – в муфточку, вышла на лед. И тут же шлепнулась. Поднялась и снова растянулась на льду. На этом моя киношная карьера завершилась.
– Не жалеете?
– Сама до сих пор не пойму. Хотя – разве это имеет значение?.. Вот, может быть, когда-нибудь я уйду со сцены, открою салон или маленький клуб-ресторанчик... Они сейчас появились в Москве, и в них все время происходит некое действо. Допустим, я сажусь за стол, ко мне подходит Обломов в халате и говорит, что спал, а как узнал, что гости, вышел поприветствовать. С ним – слуга, Захар, кланяется: «Наливочки-с... искушайте-с»...
– Неплохая идея!
– А у меня идея другая! Чтобы каждый день гостей принимал кто-нибудь из моих персонажей. Сегодня – Одарка Степановна с борщом и пампушками, завтра – тетка из Архангельска с пельменями или тетя Соня с еврейской кухней и анекдотами...
– А послезавтра та ваша женщина, что укладывает мужчин из зала на пол и заставляет говорить ласковые слова – почти постельная сцена… Кстати, а как вам нравятся откровенности на грани фола, которые у нас на всех телеканалах сплошь и рядом?
– Вы о чем?
– Ну, скажем, о Сomedy Сlub. Я видел у них недавно сценку – передаю дословно: бабушка говорит своему внуку и его голубому другу: «Вы пидарасы, что ли? Ой, горе-то какое, горе…»
– Я так думаю – вы задали все-таки риторический вопрос. Они, во-первых, очень энергетичные ребята. Во-вторых, сумели быстро войти в наше сознание. И, в-третьих, зарабатывают на этом деньги. Молодцы! И потом – такие вещи бытуют не только в России. Как-то мы с Ефимом Шифриным были в Сиэтле в «Андерграунд-клаб», где выступал голливудский комик. Был полный зал, все сидели, потягивали прохладительные напитки, курили и хохотали как сумасшедшие. Нам с Фимой переводили, а мы пожимали плечами. Этот артист рассказывал, как идет по улице беременная женщина, а ей навстречу – разные мужчины: пастор, студент, старик – и она всех их хочет. Понимаете, беременная – хочет. Им смешно...
– А они стали бы смеяться над тем, что делаете вы?
– Конечно! И мы в этом убедились. После выступления артисту сказали, что в зале двое юмористов из России. Он пригласил нас на сцену и попросил рассказать несколько анекдотов. А что рассказывать – не про Василия Ивановича же! Но мы нашлись, и зрители даже через переводчика хохотали над тем, как двое пропустили по маленькой, и один начинает вилкой ловить в банке соленый огурец: ловит, ловит – да и плюет на это дело. Тогда его собутыльник берет вилку – раз! – и подцепил. «Как же, – говорит первый с обидой, – поймал бы ты, если б я его раньше не замучил!»
– Боюсь, что я вас тоже уже замучил… Наверное, это очень утомительно – бесконечно отвечать на вопросы журналистов?
– Никогда не верьте артистам, которые говорят, что не хотят давать интервью! Кто бы нас вообще знал, если бы вы о нас не писали?
– Я рад, что общение с нашим братом – не самая неприятная часть вашей профессии. А что все-таки в актерской жизни вам лично дается труднее всего?
– Банкеты после концерта! Это я переживаю с трудом. Я прихожу как выжатый лимон, а люди хотят продолжения спектакля. Ждут: вот сейчас она еще что-нибудь выдаст – анекдоты, байки, истории.
– Или – еще лучше – споет. Все знают, что вы еще и замечательно поете!
– Я пою не для того, чтобы кого-то услаждать, а по ходу дела... Знаете, как отреагировала Лора Квинт, когда я ей сказала, что у меня в голосе две ноты?
– Откуда же!
– Она сказала: «Клара, у тебя мания величия!»
– Это она наверняка пошутила. Но мне бы все-таки хотелось узнать: идея с клубом-рестораном, о которой вы мне рассказали, – это всерьез?
– Да нет, это я просто так… Хотя… Мало ли какие обстоятельства могут случиться! Вот, например, моя любимая школьная учительница была певицей. Но у нее ни с того ни с сего пропал голос. Совершенно исчез! И она, понятно, не могла больше выходить на сцену. Но жизнь же на этом не остановилась! Она же нашла себя! Я, правда, – тьфу, тьфу! – даже мыслью такой пока не задаюсь, что со мной может что-либо подобное случиться…
Беседовал Владимир Ермолаев
– Клара Борисовна, я так долго за вами гонялся! Пожалуйста, уделите мне полчаса!
– О чем вы?! Я только что с самолета – летела восемь часов из Канады. Завтра у меня день отдыха, а послезавтра – съемка, и сразу же уезжаю в Сочи. Понимаете, я жить не успеваю! Сейчас разговариваю, а сама хочу спать. Как я могу при этом что-то формулировать?
– Не надо ничего формулировать! Я потом...
– Нет уж! Допустим, я рассказываю коряво. Ну и пусть! Потому что я – такая. Может быть, косноязычная, может быть, говорящая глупости. Но не хочу себя украшать!
– Как заметила одна ваша героиня, надо быть по-настоящему умной, чтобы казаться дурой!
– И какой же надо быть дурой, чтобы хотеть казаться умной!
– Хорошо, не будем умничать. Вы постоянно в разъездах, каждый день – масса впечатлений…
– Впечатления – это когда приходишь в ресторан и говоришь официантке: «Я не ем мяса, нельзя ли без него? А она: «Ну, выньте его из тарелки – и будет без мяса!»
– Печальная история… Но ведь мир состоит не из одних бестолковых официанток! Разве это не замечательно – увидеть огромное количество стран?
– Если вы о туристических поездках – я их терпеть не могу! Когда толпой водят по интересным местам, бежишь, а тебе на ходу показывают: это Гюго, это Квазимодо! Это же как из окна мчащегося поезда наблюдать! Ну и что? Я должна при этом что-нибудь ощутить?
– Невеселый у нас с вами разговор получается… А мне всегда казалось, что вы – абсолютно оптимистичный, радостный человек.
– В том-то и дело, что я – жертва своей прикольной профессии. Меня всерьез даже семья не воспринимает. Как-то меня ограбили два бандита, ворвавшись в кабину лифта. Осталась я в одних трусиках, лифчике да с курицей в руках, из-за которой и пошла в магазин. Но – при шляпе! Так вот, когда домашние открыли дверь, никто не поверил, что на меня напали грабители: решили, что я их разыгрываю.
– Шляпа, курица и все остальное бандитам не понравились?
– Вот-вот, и моя подруга, когда я ей позвонила, воскликнула: «Как? А почему лифчик не сняли?» Я говорю: «Не знаю...» Она: «Может, он плохой был?» – «Да нет, французский!»
Вообще-то женщина для того и одевается, чтобы нашелся кто-то, кто сумеет красиво ее раздеть.
– По-мужски я с вами согласен. Но современные дамы, боюсь, мечтают о совершенно противоположных вещах…
– Я расскажу вам один случай. Это было в Уренгое. Человек сидел в первом ряду – большой такой дядя, но скромненький, в свитерочке. А оказалось – крутой бизнесмен. После концерта он подходит ко мне и говорит: «Клара, простите, я хотел бы показать вам шубы». Приглашает на аукцион мехов и спрашивает: «Вы не могли бы выбрать шубу?» Я решила, что он хочет купить ее своей женщине, и выбрала норку. Он: «Она ваша». – «Как моя?» – «Я вам ее дарю!» После этого со мной случился шок…
– А что случилось с шубой?
– Она была цвета спелой сирени! Однажды ее увидел на мне Жванецкий и очень удивился: «Кларка, откуда у тебя такая злякавшаяся норка?» Злякавшаяся – по-украински испуганная. Наверное, в тот момент, когда мне ее подарили, я была именно такого цвета.
– Сегодня вы выглядите просто потрясающе!
– Я никогда не обращалась к пластическим хирургам, мне это не нужно! Посмотрите на меня, вы видите на моем лице следы от операций? Я считаю, что женщина должна стареть естественно и красиво.
– Вам ли говорить о старости?!
– Иногда после концертов ко мне подходят зрители: «Ой, а я помню, когда вы еще были молоденькая...» Слушайте, возраст – это бестактность, и мне не нравится, когда считают мои годы, словно пытаются отнять право на безрассудства, на которые я и сейчас способна.
– О каких именно безрассудствах вы говорите?
– Господи, да о любых! Я – женщина, грешница, и я хочу быть женщиной с каждым днем все больше! Ой, извините, мобильный телефон... Это как раз муж звонил. Может, мы с ним сегодня даже увидимся… Да, так о чем это мы? Вы же спрашивали о моих дорогах?
– Бог с ними, с дорогами! Клара Борисовна, вы часто плачете?
– Нет. А если уж плачу, то очень сильно! Рыдаю! Но ведь как бывает? Ты ревешь, а пройдет час, и сама не можешь понять: с чего это слеза прошибла? Сбросишь адреналин, начинается оценка, и становится смешно. Если подумать, слезы – это эмоции, а смех – оценка! Так мне кажется. Я сама только сейчас это сформулировала, раньше никогда не задумывалась.
– Вам не надоедает смешить людей? Никогда не хотелось для разнообразия чего-нибудь трагического?
– Хотелось, конечно. Я даже пыталась сниматься в фильме «Анна Каренина».
– Конечно, в заглавной роли?
– Знаете, если бы мне вдруг пришлось играть Каренину, то моя Анна, лежа на рельсах, наверняка бы услышала: «Поезд задерживается на четыре часа». Драма обязательно имела бы юмористическую развязку…
В общем, я пробовалась на роль Кити! Один знакомый предложил мне сделать пробу на катке. И хотя я никогда не стояла на коньках, все-таки согласилась. С помощью ножниц преобразовала зимнее пальто в полушубок, воротник – в муфточку, вышла на лед. И тут же шлепнулась. Поднялась и снова растянулась на льду. На этом моя киношная карьера завершилась.
– Не жалеете?
– Сама до сих пор не пойму. Хотя – разве это имеет значение?.. Вот, может быть, когда-нибудь я уйду со сцены, открою салон или маленький клуб-ресторанчик... Они сейчас появились в Москве, и в них все время происходит некое действо. Допустим, я сажусь за стол, ко мне подходит Обломов в халате и говорит, что спал, а как узнал, что гости, вышел поприветствовать. С ним – слуга, Захар, кланяется: «Наливочки-с... искушайте-с»...
– Неплохая идея!
– А у меня идея другая! Чтобы каждый день гостей принимал кто-нибудь из моих персонажей. Сегодня – Одарка Степановна с борщом и пампушками, завтра – тетка из Архангельска с пельменями или тетя Соня с еврейской кухней и анекдотами...
– А послезавтра та ваша женщина, что укладывает мужчин из зала на пол и заставляет говорить ласковые слова – почти постельная сцена… Кстати, а как вам нравятся откровенности на грани фола, которые у нас на всех телеканалах сплошь и рядом?
– Вы о чем?
– Ну, скажем, о Сomedy Сlub. Я видел у них недавно сценку – передаю дословно: бабушка говорит своему внуку и его голубому другу: «Вы пидарасы, что ли? Ой, горе-то какое, горе…»
– Я так думаю – вы задали все-таки риторический вопрос. Они, во-первых, очень энергетичные ребята. Во-вторых, сумели быстро войти в наше сознание. И, в-третьих, зарабатывают на этом деньги. Молодцы! И потом – такие вещи бытуют не только в России. Как-то мы с Ефимом Шифриным были в Сиэтле в «Андерграунд-клаб», где выступал голливудский комик. Был полный зал, все сидели, потягивали прохладительные напитки, курили и хохотали как сумасшедшие. Нам с Фимой переводили, а мы пожимали плечами. Этот артист рассказывал, как идет по улице беременная женщина, а ей навстречу – разные мужчины: пастор, студент, старик – и она всех их хочет. Понимаете, беременная – хочет. Им смешно...
– А они стали бы смеяться над тем, что делаете вы?
– Конечно! И мы в этом убедились. После выступления артисту сказали, что в зале двое юмористов из России. Он пригласил нас на сцену и попросил рассказать несколько анекдотов. А что рассказывать – не про Василия Ивановича же! Но мы нашлись, и зрители даже через переводчика хохотали над тем, как двое пропустили по маленькой, и один начинает вилкой ловить в банке соленый огурец: ловит, ловит – да и плюет на это дело. Тогда его собутыльник берет вилку – раз! – и подцепил. «Как же, – говорит первый с обидой, – поймал бы ты, если б я его раньше не замучил!»
– Боюсь, что я вас тоже уже замучил… Наверное, это очень утомительно – бесконечно отвечать на вопросы журналистов?
– Никогда не верьте артистам, которые говорят, что не хотят давать интервью! Кто бы нас вообще знал, если бы вы о нас не писали?
– Я рад, что общение с нашим братом – не самая неприятная часть вашей профессии. А что все-таки в актерской жизни вам лично дается труднее всего?
– Банкеты после концерта! Это я переживаю с трудом. Я прихожу как выжатый лимон, а люди хотят продолжения спектакля. Ждут: вот сейчас она еще что-нибудь выдаст – анекдоты, байки, истории.
– Или – еще лучше – споет. Все знают, что вы еще и замечательно поете!
– Я пою не для того, чтобы кого-то услаждать, а по ходу дела... Знаете, как отреагировала Лора Квинт, когда я ей сказала, что у меня в голосе две ноты?
– Откуда же!
– Она сказала: «Клара, у тебя мания величия!»
– Это она наверняка пошутила. Но мне бы все-таки хотелось узнать: идея с клубом-рестораном, о которой вы мне рассказали, – это всерьез?
– Да нет, это я просто так… Хотя… Мало ли какие обстоятельства могут случиться! Вот, например, моя любимая школьная учительница была певицей. Но у нее ни с того ни с сего пропал голос. Совершенно исчез! И она, понятно, не могла больше выходить на сцену. Но жизнь же на этом не остановилась! Она же нашла себя! Я, правда, – тьфу, тьфу! – даже мыслью такой пока не задаюсь, что со мной может что-либо подобное случиться…
Беседовал Владимир Ермолаев
