Город
Романовский век
04 июня
В 1970-х по стране ходил задиристый анекдот. Некий западный турист из русских белоэмигрантов, посетив советский Ленинград, вернулся домой, в буржуазную Европу. На расспросы друзей и близких отвечал просто: наша прежняя столица изменилась незначительно, разве что называется теперь не именем грозного императора, а псевдонимом большевистского вождя. Ну, еще на улицах вместо пролеток снуют автомобили, и у околоточных с жандармами мундиры какие-то другие, незнакомые, глазу непривычные. А в остальном – все по-старому: Мариинка танцует, Елисеев торгует, Романов диктует…
Григорий Васильевич сменил на посту «первого по обкому» маститого аппаратчика Василия Толстикова, переведенного – что было в новинку для городских чиновников такого ранга – с партийной на дипломатическую службу, послом в красный Пекин. В коридорах Смольного гордились: назначили – стало быть, доверяют! И второму секретарю Ленинградского обкома товарищу Романову, избранному в сентябре 1970-го секретарем номер один, партия оказала высокую честь. Ему предстоит руководить сложнейшим административно-хозяйственным организмом, решая стержневые, масштабные задачи, да еще накануне XXIV съезда КПСС!
Жизнь прожить – не поле перейти
Григорий Васильевич и сам понимал, какое бремя пало на его плечи в предсъездовскую осень того славного года, когда весь народ торжественно отметил столетие Владимира Ильича Ленина. А теперь надлежит сделать еще больше: впереди, в следующем марте, съезд, на котором утвердят IX пятилетний план, съезд, на котором он, Григорий Романов, впервые предстанет перед партией в качестве вожака ленинградских коммунистов. И он засучил рукава: глаза боятся, да руки делают! Недаром в нем, Григории (чье имя в переводе с греческого означает «бодрствующий») – здоровая, горячая крестьянская кровь. В их роду не страшились никаких трудностей, не робели ни перед какими преградами…
7 февраля 1923 года в нескольких сотнях верст от Петрограда, в деревне Зихново Боровичского уезда, издал первый крик мальчонка, нареченный Григорием. В некотором смысле он оказался земляком Алексея Кузнецова, когда-то родившегося в Боровичах. Но одновременно стал первым из ленинградских «управителей», кто увидел свет после Октябрьского переворота… Гришка был шестым ребенком в семье – поскребышем. Жили нелегко, бедновато: отец исходил фронты мировой войны, получил немецкую пулю, и рана частенько побаливала. Тут уж не до упорной работы. Вот почему Гришу порой замечали в соседских садах: любил мальчишка полакомиться на даровщинку спелыми яблоками. В 1929-м, в водовороте сталинской коллективизации, их семья, недолго раздумывая, вступила в колхоз. Наверное, не обманулись: когда через пять лет скоропостижно умер Василий Романов и домочадцы сели на шею старшему сыну, правление подбросило им и хлеба, и дров…
Григорий встретил эти удары смело и мужественно. В 1938-м с отличием окончил неполную среднюю школу, успев попутно вступить в комсомол. Почти сразу подался в Ленинградский судостроительный техникум, проучился четыре курса и… пошел громить фашистов, посягнувших на советскую землю. До осени 1941-го строил оборонительные сооружения – копал противотанковые рвы под Лугой. А после того как немцы овладели Лужским рубежом, группа студентов, в которой находился и Романов, отступила к Ленинграду. Как удалось уцелеть, известно лишь Господу Богу да еще доброй русской женщине по имени Анна… В блокадном городе Григорий быстро отощал, причем настолько, что врачи поставили пугающий диагноз: дистрофия. Парня отправили во Всеволожск, и там-то его отыскала фея-спасительница Анюта. Они познакомились до войны, но обвенчаться не успели: молоды были, да и отец Анечки воспротивился увлечению дочери: «Ты что, с ума сошла? Зачем тебе Гриша? Не будет его в моем доме – и баста. Вы – не пара!» Но Анюта показала себя девушкой с характером. Бросила все и вся, приехала во Всеволожск, каким-то чудом пробилась к Григорию и, продавая последнее имущество, приносила нехитрую провизию, дабы подкормить отощавшего защитника Отечества…
В ноябре Гриша поправился, и его призвали в армию – в 56-й стрелковый полк. Вскоре откомандировали на курсы радиоспециалистов. Всю войну сражался под стенами Ленинграда, был контужен. После выздоровления – как раз к снятию блокады – произведен в сержанты и отправлен в мастерские связи 42-й армии, входившей в состав Второго, а затем Третьего Прибалтийского фронта. Вступил в партию. А к победному маю его часть стояла уже в Риге. Впрочем, воевать пришлось и дальше: в июле его и других фронтовиков погрузили в эшелоны и бросили на Дальний Восток – освобождать Маньчжурию. Да, видать, не судьба: на полпути сняли с поезда и отправили обратно. Товарищ Сталин распорядился: всех технических специалистов демобилизовать, доставив на Большую землю для возрождения народного хозяйства…
Ожиданием своим ты спасла меня
На берегах Невы Григорий постепенно переключился на мирные заботы, хотя ратные медали – «За оборону Ленинграда» и «За боевые заслуги» – носил всегда с удовольствием. Первым делом отыскал свою Анечку. Расписались! С отличием завершил занятия в техникуме и попал в конструкторское бюро Ждановского судостроительного завода (ныне – «Северная верфь»). В 1953-м, отучившись на вечернем отделении Кораблестроительного института, превратился в дипломированного инженера. Год спустя перешел на партийную стезю: сначала стал секретарем заводского парткома, потом – парторгом ЦК. На излете пятидесятых Романова перевели в Кировский райком КПСС. С февраля 1960-го он в горкоме, а с весны 1962-го – в одном из ключевых кабинетов смольнинского третьего этажа.
Тут и обосновался. И когда волюнтарист Хрущев задумал делить партию по производственному принципу, Григория Васильевича назначили вторым секретарем Ленинградского промышленного обкома. Правая рука Василия Толстикова! Этот статус он сохранил и в эпоху «оздоровления», когда Хрущев канул в Лету. Григорий Васильевич не терпел Никиту Сергеевича, так сказать, на клеточном уровне. По свидетельству журналиста Виктора Степакова, прочитав постановление ЦК от 30 июня 1956 года по поводу культа личности, молодой-горячий питерский «иерарх» возмущался среди единомышленников: «Решительно осуждаем! Сейчас! Умник какой нашелся. Малограмотный мужик, простые русские слова коверкает, за границей нас позорит, рыльце в пушку, клейма ставить негде, а в политику ударился. Поднял руку на наследника самого Ленина…»
Разумеется, подобные эмоции не выплескивались из узкого круга посвященных: Романов слишком крепко помнил страшные уроки «Ленинградского дела» и образцово, по-партийному держал язык за зубами. Про себя же усмехался: вот прошел наверх (из обкомовских вторых в первые) точь-в-точь по лекалам Кузнецова, Козлова и Толстикова. Не заплутать бы теперь в трех соснах. А то… Кузнецов зарыт где-то на Левашовской пустоши. Козлова погребли в Кремлевской стене через много-много лет после Кирова и Жданова. Ну и что толку? Судьба срезала Фрола в двух шагах от славы и почестей. А Вася в Пекине – на политический Олимп уже не взойдет. Да, не ошибиться бы, не промахнуться!
Партия, слушай, родная!
Более всего товарищ Романов ценил волевой шаг Леонида Ильича весною 1966-го, когда он, Григорий, пребывал еще за кулисами, в кадровой тени. Правильно поступил XXIII съезд, вернув партии два стержня – Политбюро и должность Генерального секретаря! Ведь Политбюро основали на пороге пролетарской революции, а пост генсека, введенный в апреле 1922-го, отдали Иосифу Сталину. Но то был не нынешний генсек, не лидер партии, а лишь руководитель Секретариата ЦК – партийной канцелярии. Между прочим, остальные небожители – от Троцкого до Бухарина – чурались этакой серой работы, считая ее недостойной их заслуг и талантов. Безумцы, фантазеры! Сталин – вот она, неподражаемая церковно-семинарская школа! – мастерски воспользовался обстановкой, внедрил всюду своих людей, обеспечил повсеместно проведение своего курса. И, борясь с оппозициями, опирался не на раздираемое склоками Политбюро, а на дисциплинированный, сжатый, как пружина, Секретариат. В тридцатых же вообще отказался от наименования «генсек» – убогого и маломерного в глазах недобитой пока старой гвардии. Отказался, взяв себе более оперативный, компактный и, главное, скромный титул – вождь. Коротко и ясно! Однако теперешний «генеральный» – совсем иной коленкор. Это высшая, лидерская, повелительная функция, знаменующая запредельную ступень партийного служения. И почему честолюбивому бухарестскому румыну Николае Чаушеску позволено провозгласить себя генсеком, а нашему Леониду Ильичу – нельзя? Интересно, удастся ли ему, Григорию Романову, когда-нибудь примерить сей сверкающий наряд?
…Да, под руководством такого Кремля легко дышится и споро работается. Изо дня в день, из года в год. На протяжении семидесятых, когда народ выполнял девятую и десятую пятилетки, экономика северной столицы изменилась глубоко и качественно. Резко вырос научно-производственный потенциал, прежде всего тяжелое, энергетическое и транспортное машиностроение, а также электротехническая, радиоэлектронная, судо- и приборостроительная отрасли. Это – коренник, который тянет за собою пристяжных! Наши турбины и генераторы не только шумят на крупнейших советских гидроэлектростанциях, но и «пашут» за рубежом – в Польше, Болгарии, Демократической Германии, Индии, Бразилии, во Франции.
Очень помогают производственные объединения – таковых в Ленинграде и области свыше 160, причем вклад этих колоссов огромен: до 70 процентов от валового выпуска городской промышленности. Продолжается закладка могучего гражданского флота. На Балтийском заводе сошел со стапелей мощнейший в мире научный корабль – «Космонавт Юрий Гагарин», а также два атомных ледокола – «Арктика» и «Сибирь». «Арктика», обладающая двигательной суперустановкой в 55 мегаватт, 17 августа 1977-го – в год 60-летия Великого Октября и принятия новой Конституции – достигла в свободном плавании Северного полюса. Эх, десяток-полтора вот таких ломовых лошадей – и несокрушимые айсберги Ледовитого океана расступятся перед караванами советских судов, плывущих в самые лютые морозы в Сибирь, на Чукотку, на Камчатку, на Дальний Восток. Круглый год – с утра и до ночи…
А 17 станций метро – на трех линиях! А животноводческие фермы по откорму свиней и рогатого скота! А жилищная поступь Ленинграда: регулярно в строй вводится около 2,5 миллиона квадратных метров жилплощади! Ну, а система профтехобразования, замышленная еще в пятидесятые годы, обрела совершенные формы: к концу 1970-х все ПТУ перешли на среднее образование. Подобная подготовка рабочей силы всегда была заветной мечтой Григория Васильевича. Сценарист документальной ленты «Тот самый Романов» Наталья Микова вспоминает: в разгар съемок главный герой ностальгически вздохнул, что всей молодежи, независимо от жизненной ориентации, следовало бы непременно закалять душу под сводами профтехучилищ. Как в армии! Жаль, мол, не удалось... Зато новаторский комплексный план социально-экономического развития города и области составляется ударными темпами. Зато решение по дамбе на Финском заливе одобрено в ЦК КПСС и Совмине. Нет, не зря партия одарила Григория Васильевича членством в Политбюро!
Романы Романова
«Первый по обкому» знал наверняка: любое серьезное восхождение чревато завистью, ненавистью и интрижными подкопами. Со стороны своих же, ближних. Вот и теперь земля слухами полнится: наш лидер завел шашни с певицей Людмилой Сенчиной. Наш любезный пьет горькую. Стаканами. За народный счет. Наш дорогой закатил свадьбу младшей дочери в Екатерининском зале Таврического дворца, а гостевой сервиз взяли из Эрмитажа, да наполовину переколотили в хмельном кураже. А сам-то, сам хорош – заложив за воротник, сполошно кричал: «Корону мне, мантию, скипетр! Романов я, из династии! Венчаться на царство хочу…» Короче, ужас какой-то!
Он, Григорий, догадывается, кто автор этих мерзких небылиц. Витя Гришин – московский городской «божок». Завидует его успехам, благосклонности к нему Леонида Ильича и старается заблаговременно блокировать подступы к Кремлю. Надо же сочинить такую чепуху! Ни с какой певицей Романов не встречался, разве что на концертах бывал. Нравилась, да, балерина Колпакова, ну так и что? Приглашали на высокие приемы – танцевала. Минут по тридцать-сорок, больше не могла: годы не те, здоровье не то. И как выступит Ирина Александровна – все, сразу роскошный банкет. Любит ли Григорий выпить? Любит! Под качественную закуску. Но в меру. Работе не мешает. Как не мешает и тяга к слабому полу. Только зачем ему знаменитые дамы? На то есть профессиональные девочки по вызову. Крошки без проблем. И сладкоголосая Сенчина тут не сбоку припеку. А с какой стати требовать монашеских обетов от здорового, в теле, мужика? Одна закавыка: Анюта догадывается и страдает…
Ну а что касается свадьбы, то лучше грязные лапы убрать подальше. Бракосочетание Наташи с ее одноклассником Левой Радченко отмечали не во дворце, а в узком семейном кругу, на служебной даче, в Осиновой Роще. Тихо, по-домашнему. Сам Григорий слегка припозднился: шли переговоры с представительной зарубежной делегацией. Романов задумался: прямо как у Алексея Кузнецова – тоже на казенной даче и тоже с опозданием к своей милой Алле и ее жениху Серго Микояну. Правда, Григорий Васильевич не умеет исполнять арии из оперетт. Вот как было! А на другой день молодые отбыли в теплоходное путешествие по Волге. Медовый месяц…
Но дело не в одних соперниках. Есть и внесистемные «супостаты». Бесхребетная превдотворческая интеллигенция, что горазда пошуметь о свободе самовыражения. Райкин, Товстоногов, Гранин, Глеб Горбовский, Олег Григорьев… А ведь он, первый по обкому, требует от сей публики элементарного – верности партии и народу. Приверженности канонам соцреализма. Они же хотят анархии, идейной всеядности. Некоторые бегут в Москву, к Гришину. Скатертью дорожка… Он, Романов, спуску болтунам не даст…
В сухом остатке
Все эти стычки не подействовали на советских вождей. Когда умер Брежнев, в романовском окружении сочли, что звезды на небосклоне расположились в благоприятном порядке. Еще бы! В январе 1983-го Юрий Владимирович Андропов забрал Григория в Москву – секретарем ЦК и куратором оборонной промышленности. И здесь, в величавых кремлевских палатах, Романов проиграл эпическую схватку за власть с бойким и напористым Михаилом Горбачевым. Летом 1985-го его отправили на пенсию, и с той поры он, потерявший в девяностых верную подругу, живет в семье старшей дочери Валентины и ее мужа Олега. Валентина Григорьевна – преуспевающая бизнес-леди, командует одним из столичных банков. А Наташа и Лева остались на невских берегах. Сестры созваниваются, видятся…
…Иногда люди спрашивают: что произошло бы в России, победи не Михаил, а Григорий? Не относительный либерал, а сравнительный консерватор? Вероятно, лучше всех на это ответил петербургский исследователь Александр Смирнов. Ни иная «генеральная» персона, ни иной состав ЦК, писал ученый, не предотвратили бы «растворение» перестройки в антитоталитарной революции, изменившей облик всей державы. Слишком уж остры были застарелые противоречия между бюрократическим государством и желавшим свежих ветров обществом, чтобы кто-то из смертных мог остановить неумолимые часы истории… Яков Евглевский
Григорий Васильевич сменил на посту «первого по обкому» маститого аппаратчика Василия Толстикова, переведенного – что было в новинку для городских чиновников такого ранга – с партийной на дипломатическую службу, послом в красный Пекин. В коридорах Смольного гордились: назначили – стало быть, доверяют! И второму секретарю Ленинградского обкома товарищу Романову, избранному в сентябре 1970-го секретарем номер один, партия оказала высокую честь. Ему предстоит руководить сложнейшим административно-хозяйственным организмом, решая стержневые, масштабные задачи, да еще накануне XXIV съезда КПСС!
Жизнь прожить – не поле перейти
Григорий Васильевич и сам понимал, какое бремя пало на его плечи в предсъездовскую осень того славного года, когда весь народ торжественно отметил столетие Владимира Ильича Ленина. А теперь надлежит сделать еще больше: впереди, в следующем марте, съезд, на котором утвердят IX пятилетний план, съезд, на котором он, Григорий Романов, впервые предстанет перед партией в качестве вожака ленинградских коммунистов. И он засучил рукава: глаза боятся, да руки делают! Недаром в нем, Григории (чье имя в переводе с греческого означает «бодрствующий») – здоровая, горячая крестьянская кровь. В их роду не страшились никаких трудностей, не робели ни перед какими преградами…
7 февраля 1923 года в нескольких сотнях верст от Петрограда, в деревне Зихново Боровичского уезда, издал первый крик мальчонка, нареченный Григорием. В некотором смысле он оказался земляком Алексея Кузнецова, когда-то родившегося в Боровичах. Но одновременно стал первым из ленинградских «управителей», кто увидел свет после Октябрьского переворота… Гришка был шестым ребенком в семье – поскребышем. Жили нелегко, бедновато: отец исходил фронты мировой войны, получил немецкую пулю, и рана частенько побаливала. Тут уж не до упорной работы. Вот почему Гришу порой замечали в соседских садах: любил мальчишка полакомиться на даровщинку спелыми яблоками. В 1929-м, в водовороте сталинской коллективизации, их семья, недолго раздумывая, вступила в колхоз. Наверное, не обманулись: когда через пять лет скоропостижно умер Василий Романов и домочадцы сели на шею старшему сыну, правление подбросило им и хлеба, и дров…
Григорий встретил эти удары смело и мужественно. В 1938-м с отличием окончил неполную среднюю школу, успев попутно вступить в комсомол. Почти сразу подался в Ленинградский судостроительный техникум, проучился четыре курса и… пошел громить фашистов, посягнувших на советскую землю. До осени 1941-го строил оборонительные сооружения – копал противотанковые рвы под Лугой. А после того как немцы овладели Лужским рубежом, группа студентов, в которой находился и Романов, отступила к Ленинграду. Как удалось уцелеть, известно лишь Господу Богу да еще доброй русской женщине по имени Анна… В блокадном городе Григорий быстро отощал, причем настолько, что врачи поставили пугающий диагноз: дистрофия. Парня отправили во Всеволожск, и там-то его отыскала фея-спасительница Анюта. Они познакомились до войны, но обвенчаться не успели: молоды были, да и отец Анечки воспротивился увлечению дочери: «Ты что, с ума сошла? Зачем тебе Гриша? Не будет его в моем доме – и баста. Вы – не пара!» Но Анюта показала себя девушкой с характером. Бросила все и вся, приехала во Всеволожск, каким-то чудом пробилась к Григорию и, продавая последнее имущество, приносила нехитрую провизию, дабы подкормить отощавшего защитника Отечества…
В ноябре Гриша поправился, и его призвали в армию – в 56-й стрелковый полк. Вскоре откомандировали на курсы радиоспециалистов. Всю войну сражался под стенами Ленинграда, был контужен. После выздоровления – как раз к снятию блокады – произведен в сержанты и отправлен в мастерские связи 42-й армии, входившей в состав Второго, а затем Третьего Прибалтийского фронта. Вступил в партию. А к победному маю его часть стояла уже в Риге. Впрочем, воевать пришлось и дальше: в июле его и других фронтовиков погрузили в эшелоны и бросили на Дальний Восток – освобождать Маньчжурию. Да, видать, не судьба: на полпути сняли с поезда и отправили обратно. Товарищ Сталин распорядился: всех технических специалистов демобилизовать, доставив на Большую землю для возрождения народного хозяйства…
Ожиданием своим ты спасла меня
На берегах Невы Григорий постепенно переключился на мирные заботы, хотя ратные медали – «За оборону Ленинграда» и «За боевые заслуги» – носил всегда с удовольствием. Первым делом отыскал свою Анечку. Расписались! С отличием завершил занятия в техникуме и попал в конструкторское бюро Ждановского судостроительного завода (ныне – «Северная верфь»). В 1953-м, отучившись на вечернем отделении Кораблестроительного института, превратился в дипломированного инженера. Год спустя перешел на партийную стезю: сначала стал секретарем заводского парткома, потом – парторгом ЦК. На излете пятидесятых Романова перевели в Кировский райком КПСС. С февраля 1960-го он в горкоме, а с весны 1962-го – в одном из ключевых кабинетов смольнинского третьего этажа.
Тут и обосновался. И когда волюнтарист Хрущев задумал делить партию по производственному принципу, Григория Васильевича назначили вторым секретарем Ленинградского промышленного обкома. Правая рука Василия Толстикова! Этот статус он сохранил и в эпоху «оздоровления», когда Хрущев канул в Лету. Григорий Васильевич не терпел Никиту Сергеевича, так сказать, на клеточном уровне. По свидетельству журналиста Виктора Степакова, прочитав постановление ЦК от 30 июня 1956 года по поводу культа личности, молодой-горячий питерский «иерарх» возмущался среди единомышленников: «Решительно осуждаем! Сейчас! Умник какой нашелся. Малограмотный мужик, простые русские слова коверкает, за границей нас позорит, рыльце в пушку, клейма ставить негде, а в политику ударился. Поднял руку на наследника самого Ленина…»
Разумеется, подобные эмоции не выплескивались из узкого круга посвященных: Романов слишком крепко помнил страшные уроки «Ленинградского дела» и образцово, по-партийному держал язык за зубами. Про себя же усмехался: вот прошел наверх (из обкомовских вторых в первые) точь-в-точь по лекалам Кузнецова, Козлова и Толстикова. Не заплутать бы теперь в трех соснах. А то… Кузнецов зарыт где-то на Левашовской пустоши. Козлова погребли в Кремлевской стене через много-много лет после Кирова и Жданова. Ну и что толку? Судьба срезала Фрола в двух шагах от славы и почестей. А Вася в Пекине – на политический Олимп уже не взойдет. Да, не ошибиться бы, не промахнуться!
Партия, слушай, родная!
Более всего товарищ Романов ценил волевой шаг Леонида Ильича весною 1966-го, когда он, Григорий, пребывал еще за кулисами, в кадровой тени. Правильно поступил XXIII съезд, вернув партии два стержня – Политбюро и должность Генерального секретаря! Ведь Политбюро основали на пороге пролетарской революции, а пост генсека, введенный в апреле 1922-го, отдали Иосифу Сталину. Но то был не нынешний генсек, не лидер партии, а лишь руководитель Секретариата ЦК – партийной канцелярии. Между прочим, остальные небожители – от Троцкого до Бухарина – чурались этакой серой работы, считая ее недостойной их заслуг и талантов. Безумцы, фантазеры! Сталин – вот она, неподражаемая церковно-семинарская школа! – мастерски воспользовался обстановкой, внедрил всюду своих людей, обеспечил повсеместно проведение своего курса. И, борясь с оппозициями, опирался не на раздираемое склоками Политбюро, а на дисциплинированный, сжатый, как пружина, Секретариат. В тридцатых же вообще отказался от наименования «генсек» – убогого и маломерного в глазах недобитой пока старой гвардии. Отказался, взяв себе более оперативный, компактный и, главное, скромный титул – вождь. Коротко и ясно! Однако теперешний «генеральный» – совсем иной коленкор. Это высшая, лидерская, повелительная функция, знаменующая запредельную ступень партийного служения. И почему честолюбивому бухарестскому румыну Николае Чаушеску позволено провозгласить себя генсеком, а нашему Леониду Ильичу – нельзя? Интересно, удастся ли ему, Григорию Романову, когда-нибудь примерить сей сверкающий наряд?
…Да, под руководством такого Кремля легко дышится и споро работается. Изо дня в день, из года в год. На протяжении семидесятых, когда народ выполнял девятую и десятую пятилетки, экономика северной столицы изменилась глубоко и качественно. Резко вырос научно-производственный потенциал, прежде всего тяжелое, энергетическое и транспортное машиностроение, а также электротехническая, радиоэлектронная, судо- и приборостроительная отрасли. Это – коренник, который тянет за собою пристяжных! Наши турбины и генераторы не только шумят на крупнейших советских гидроэлектростанциях, но и «пашут» за рубежом – в Польше, Болгарии, Демократической Германии, Индии, Бразилии, во Франции.
Очень помогают производственные объединения – таковых в Ленинграде и области свыше 160, причем вклад этих колоссов огромен: до 70 процентов от валового выпуска городской промышленности. Продолжается закладка могучего гражданского флота. На Балтийском заводе сошел со стапелей мощнейший в мире научный корабль – «Космонавт Юрий Гагарин», а также два атомных ледокола – «Арктика» и «Сибирь». «Арктика», обладающая двигательной суперустановкой в 55 мегаватт, 17 августа 1977-го – в год 60-летия Великого Октября и принятия новой Конституции – достигла в свободном плавании Северного полюса. Эх, десяток-полтора вот таких ломовых лошадей – и несокрушимые айсберги Ледовитого океана расступятся перед караванами советских судов, плывущих в самые лютые морозы в Сибирь, на Чукотку, на Камчатку, на Дальний Восток. Круглый год – с утра и до ночи…
А 17 станций метро – на трех линиях! А животноводческие фермы по откорму свиней и рогатого скота! А жилищная поступь Ленинграда: регулярно в строй вводится около 2,5 миллиона квадратных метров жилплощади! Ну, а система профтехобразования, замышленная еще в пятидесятые годы, обрела совершенные формы: к концу 1970-х все ПТУ перешли на среднее образование. Подобная подготовка рабочей силы всегда была заветной мечтой Григория Васильевича. Сценарист документальной ленты «Тот самый Романов» Наталья Микова вспоминает: в разгар съемок главный герой ностальгически вздохнул, что всей молодежи, независимо от жизненной ориентации, следовало бы непременно закалять душу под сводами профтехучилищ. Как в армии! Жаль, мол, не удалось... Зато новаторский комплексный план социально-экономического развития города и области составляется ударными темпами. Зато решение по дамбе на Финском заливе одобрено в ЦК КПСС и Совмине. Нет, не зря партия одарила Григория Васильевича членством в Политбюро!
Романы Романова
«Первый по обкому» знал наверняка: любое серьезное восхождение чревато завистью, ненавистью и интрижными подкопами. Со стороны своих же, ближних. Вот и теперь земля слухами полнится: наш лидер завел шашни с певицей Людмилой Сенчиной. Наш любезный пьет горькую. Стаканами. За народный счет. Наш дорогой закатил свадьбу младшей дочери в Екатерининском зале Таврического дворца, а гостевой сервиз взяли из Эрмитажа, да наполовину переколотили в хмельном кураже. А сам-то, сам хорош – заложив за воротник, сполошно кричал: «Корону мне, мантию, скипетр! Романов я, из династии! Венчаться на царство хочу…» Короче, ужас какой-то!
Он, Григорий, догадывается, кто автор этих мерзких небылиц. Витя Гришин – московский городской «божок». Завидует его успехам, благосклонности к нему Леонида Ильича и старается заблаговременно блокировать подступы к Кремлю. Надо же сочинить такую чепуху! Ни с какой певицей Романов не встречался, разве что на концертах бывал. Нравилась, да, балерина Колпакова, ну так и что? Приглашали на высокие приемы – танцевала. Минут по тридцать-сорок, больше не могла: годы не те, здоровье не то. И как выступит Ирина Александровна – все, сразу роскошный банкет. Любит ли Григорий выпить? Любит! Под качественную закуску. Но в меру. Работе не мешает. Как не мешает и тяга к слабому полу. Только зачем ему знаменитые дамы? На то есть профессиональные девочки по вызову. Крошки без проблем. И сладкоголосая Сенчина тут не сбоку припеку. А с какой стати требовать монашеских обетов от здорового, в теле, мужика? Одна закавыка: Анюта догадывается и страдает…
Ну а что касается свадьбы, то лучше грязные лапы убрать подальше. Бракосочетание Наташи с ее одноклассником Левой Радченко отмечали не во дворце, а в узком семейном кругу, на служебной даче, в Осиновой Роще. Тихо, по-домашнему. Сам Григорий слегка припозднился: шли переговоры с представительной зарубежной делегацией. Романов задумался: прямо как у Алексея Кузнецова – тоже на казенной даче и тоже с опозданием к своей милой Алле и ее жениху Серго Микояну. Правда, Григорий Васильевич не умеет исполнять арии из оперетт. Вот как было! А на другой день молодые отбыли в теплоходное путешествие по Волге. Медовый месяц…
Но дело не в одних соперниках. Есть и внесистемные «супостаты». Бесхребетная превдотворческая интеллигенция, что горазда пошуметь о свободе самовыражения. Райкин, Товстоногов, Гранин, Глеб Горбовский, Олег Григорьев… А ведь он, первый по обкому, требует от сей публики элементарного – верности партии и народу. Приверженности канонам соцреализма. Они же хотят анархии, идейной всеядности. Некоторые бегут в Москву, к Гришину. Скатертью дорожка… Он, Романов, спуску болтунам не даст…
В сухом остатке
Все эти стычки не подействовали на советских вождей. Когда умер Брежнев, в романовском окружении сочли, что звезды на небосклоне расположились в благоприятном порядке. Еще бы! В январе 1983-го Юрий Владимирович Андропов забрал Григория в Москву – секретарем ЦК и куратором оборонной промышленности. И здесь, в величавых кремлевских палатах, Романов проиграл эпическую схватку за власть с бойким и напористым Михаилом Горбачевым. Летом 1985-го его отправили на пенсию, и с той поры он, потерявший в девяностых верную подругу, живет в семье старшей дочери Валентины и ее мужа Олега. Валентина Григорьевна – преуспевающая бизнес-леди, командует одним из столичных банков. А Наташа и Лева остались на невских берегах. Сестры созваниваются, видятся…
…Иногда люди спрашивают: что произошло бы в России, победи не Михаил, а Григорий? Не относительный либерал, а сравнительный консерватор? Вероятно, лучше всех на это ответил петербургский исследователь Александр Смирнов. Ни иная «генеральная» персона, ни иной состав ЦК, писал ученый, не предотвратили бы «растворение» перестройки в антитоталитарной революции, изменившей облик всей державы. Слишком уж остры были застарелые противоречия между бюрократическим государством и желавшим свежих ветров обществом, чтобы кто-то из смертных мог остановить неумолимые часы истории… Яков Евглевский
