Культура
Валерий Михайловский: «Балетная сцена – индикатор лжи»
23 июля
К мужскому балету можно относиться по-разному. Собственно, так и происходит. Одни труппу Валерия Михайловского восторженно принимают, другие безоговорочно отвергают. Нет лишь того, что обычно именуется «золотой серединой», а по сути, означает равнодушие. Учитывая же, что мужчины танцуют на пуантах уже 15 лет, но зрителям не наскучили, а напротив, вызывают все больший интерес... И, пользуясь случаем, поздравляем Валерия с днем рождения – с 55-летием…
– Прежде чем начнем интервью, давайте договоримся: не спрашивайте меня, пожалуйста, о «голубом балете»! Я считаю, что искусство вообще не может быть «голубым», «розовым» или еще каким-то! Разве что красным или коричневым, если оно агитационное. Но это – совершенно другое...
– Ну, вы, Валерий, меня и огорошили! Я хотел начать с поздравлений, а теперь придется объяснять, что никакого «голубого балета» у меня и в мыслях не было…
– Вот и хорошо. Потому что все, всегда и везде задают этот вопрос, а я уже давно не пытаюсь никого ни в чем переубеждать. Люди воспринимают те или иные вещи так, как им хочется видеть, и мой опыт показывает – я могу рвать на себе одежду, волосы, могу топать ногами и кричать: «Нет! Мы – совершенно другое!» Но зачем это делать? Для чего? Может быть, просто человеку именно такого по жизни не хватает? А в труппе у нас подобных разговоров совершенно не возникает. Тем более что половина моих ребят женаты, у многих есть дети…
Кстати, за поздравление вам спасибо большое! Но если говорить о мужском балете как таковом, то, по-моему, даже странно, что мысль о его создании до меня никому не приходила в голову.
– Возможно, не было надобности?
– Или время было другое. Говорят ведь, что самые экстравагантные, неожиданные, новаторские, авангардистские идеи рождаются непременно на стыке веков.
– Но идеи же не из воздуха возникают и уж тем более не на воздухе базируются!
– Понимаете, когда мне пришла в голову мысль о мужском балете, я начал уговаривать себя: а почему бы, собственно, и нет?! Но тут же возникло столько «но», что мне стало просто страшно. Во-первых, слишком явной была опасность скатиться в пошлость, клубничку, малинку. Во-вторых, не весь репертуар можно танцевать без женщин. И – самое главное – у многих ведь существуют комплексы, и когда ко мне стали приходить ребята, почти все говорили: «Да, все замечательно, я с удовольствием! Но только на мужские роли...» Я спрашивал: «Почему? Ты же артист! Сегодня ты Гамлет, завтра – Дон Кихот. Отчего не попробовать себя и в женской партии? Неужели тебе никогда не было интересно, как это балерины на пальцах танцуют?»
– Я, может быть, задам нелепый вопрос, но скажите: мужчин ведь не учат танцевать на пуантах. Разве это так просто, что можно, как вы говорите, взять и попробовать себя?
– Конечно, нет! Если бы вы только знали, сколько мы натерпелись с пальцевыми туфлями! Больших-то размеров не существует, поэтому мы брали маленькие и пришивали другую подошву. В результате – стертые в кровь пальцы! Снятые с пяток скальпы! Падения! И смешно, и больно…
Но самое сложное оказалось неожиданно для меня в другом. Когда мы стали пробовать женские партии, я понял: у девочек совершенно другие руки! Другой поворот головы, как будто у нас голова по-иному посажена! А кокетство во взгляде! Кошмар!
– Наверное, самое важное для актера – способность вживаться в роль?
– Безусловно! Ты все время думаешь об образе и незаметно начинаешь смотреть на мир, глазами, скажем, князя Мышкина! Стоишь в метро или на троллейбусной остановке и вдруг как-то по-особенному распрямляешься, поворачиваешь голову, принимаешь соответственную позу… Но «Идиот» в этом плане был еще ничего. А вот когда я на улице начинал оглядывать прохожих глазами Воланда, люди от меня просто шарахались! Ой, ужас, что это было, и ведь все абсолютно непроизвольно, незаметно для самого себя! Это невозможно контролировать! Просто твоя пластика начинает в определенный момент соответствовать образу и характеру героя. Мало того, у тебя даже меняется мировоззрение…
– Даже не представляю себе, как можно постоянно жить с такой раздвоенностью!
– Для этого надо родиться артистом, и это все-таки дается Богом.
– А в каком возрасте вы поняли, что родились именно артистом?
– Сколько себя помню, всегда искал для себя сценические площадки. Хотя при этом все время мечтал стать доктором. Я и сейчас очень люблю медицину, у меня отношение к врачам самое трепетное. Тем более что я ведь весь переломанный и перекалеченный, перенес несколько серьезных операций. Причем уже после первой (а мне было тогда всего двадцать лет) мне сказали: «Тебе нужно срочно менять профессию и весь образ жизни!» Представляете? А как менять? Как?! Балет – это ведь моя жизнь и есть...
Ой, ну что это я? Начал с одного, перескочил на совершенно другое. Впрочем, в жизни же так все – переплетено, взаимосвязано…
– Но как все-таки случилось, что вы ушли от Эйфмана?
– Я проработал у Бориса Яковлевича 14 лет и – Боже, как я счастлив, что это у меня было! Какие образы я сыграл! Такая удача многим артистам даже не может и присниться! Но не зря ведь придумано, что стаж балетного артиста – двадцать лет. Как ни крути, а организм за этот срок страшно изнашивается… И однажды я почувствовал: если проработаю у него еще хотя бы один сезон, закончу его инвалидом или в психушке, или еще где-то. И я ушел. Ушел в никуда. И оказался в ситуации, из которой существуют только три выхода. Некоторые в подобных обстоятельствах спиваются, другие – не дай Бог! – кончают самоубийством. Я выбрал самое трудное. Невероятно трудное! То, что можно, наверное, сопоставить со случаями, когда человек, находясь в безвыходном положении, разрывает голыми руками металлическую решетку.
– Вы о создании собственной балетной труппы?
– Да. Только сначала три месяца, понимаете, три долгих месяца я просто пролежал совершенно больной и разбитый. Лишь к концу этого срока я понял, что все равно буду танцевать, и решился предложить городу идею создания мужского балета.
– Скажите честно, Валерий, вы сами-то верили, что вам пойдут навстречу?
– Скорее опасался, что мне скажут: «Ты с ума сошел? Ты ненормальный, что ли?» Но, слава Богу, в комитете по культуре мне неожиданно пообещали: «Пробуй, делай программу, и если получится хорошо, то все у тебя будет».
– Что получилось хорошо, сегодня знают уже все. Но, согласитесь, в вашей идее содержалась немалая доля авантюризма! На что вы все-таки рассчитывали?
– На правду!
– Извините, не понял?
– Все мои мальчики – яркие индивидуальности, а балетная сцена – индикатор лжи. Если артист лжет телом, это сразу видно! То есть это на порядки заметнее, чем если бы он врал словами. Я сам сталкивался с тем, что некоторые так уверенно лгут, что и не распознаешь. А по тому, как работает танцовщик, можно даже определить, что он за человек в жизни!
– Но, чтобы артисты вашего балета начали выходить на сцену и танцевать правду, их нужно было для начала собрать, объединить! И – что немаловажно – им надо было платить!
– Вы, безусловно, правы! И пройти через все эти организационные трудности оказалось даже труднее, чем я предполагал. Но главное – я уверен! – в другом. У нас все же своя специфика – я имею в виду женские роли. В драматическом театре мужчины так играли, что публика в зале не догадывалась, что на сцене перед ней мужчина. Но в балете все сложнее – тело же открыто и, значит, нечего посягать на то, что тебе от природы не принадлежит! Мы не пытаемся подменить женщину. Но есть вещи, скажем, сцена обольщения в «Жизели», которые ни одна женщина никогда в жизни не смогла бы сделать, как мы. Просто по своей сути… Ой, я, наверное, слишком длинно об этом говорю?
– Наоборот! Только я не понял, почему молоденькая девушка станцует сцену обольщения хуже, чем мужчина?
– Если судить объективно, все это абсолютно объяснимо, потому что мужчина по-любому мощней физически, а современный балет требует очень больших физических нагрузок! Все-таки хрупкая балерина не в состоянии так высоко прыгнуть, сделать силовые, акробатические вещи. Впрочем, надо признать, многие все-таки это делают... Вы ведь наверняка видели, как девочки таскают по сцене мужиков?
– Господь миловал – ни разу!..
– Неужели нет? Странно... такое сегодня очень часто встречается... Да, так о чем я?.. В общем, у мужчин больше пластики, больший диапазон физических данных. Просто надо все это найти в танцовщике, выявить, воспитать, развить.
– И тогда весь мировой балет станет чисто мужским?
– Да не смотрите вы на меня так хитро! Я вам не отвечу однозначным «да». Я скажу иначе: «Искусство балета развивается сегодня в мужском направлении…»
Беседовал Владимир Ермолаев
– Прежде чем начнем интервью, давайте договоримся: не спрашивайте меня, пожалуйста, о «голубом балете»! Я считаю, что искусство вообще не может быть «голубым», «розовым» или еще каким-то! Разве что красным или коричневым, если оно агитационное. Но это – совершенно другое...
– Ну, вы, Валерий, меня и огорошили! Я хотел начать с поздравлений, а теперь придется объяснять, что никакого «голубого балета» у меня и в мыслях не было…
– Вот и хорошо. Потому что все, всегда и везде задают этот вопрос, а я уже давно не пытаюсь никого ни в чем переубеждать. Люди воспринимают те или иные вещи так, как им хочется видеть, и мой опыт показывает – я могу рвать на себе одежду, волосы, могу топать ногами и кричать: «Нет! Мы – совершенно другое!» Но зачем это делать? Для чего? Может быть, просто человеку именно такого по жизни не хватает? А в труппе у нас подобных разговоров совершенно не возникает. Тем более что половина моих ребят женаты, у многих есть дети…
Кстати, за поздравление вам спасибо большое! Но если говорить о мужском балете как таковом, то, по-моему, даже странно, что мысль о его создании до меня никому не приходила в голову.
– Возможно, не было надобности?
– Или время было другое. Говорят ведь, что самые экстравагантные, неожиданные, новаторские, авангардистские идеи рождаются непременно на стыке веков.
– Но идеи же не из воздуха возникают и уж тем более не на воздухе базируются!
– Понимаете, когда мне пришла в голову мысль о мужском балете, я начал уговаривать себя: а почему бы, собственно, и нет?! Но тут же возникло столько «но», что мне стало просто страшно. Во-первых, слишком явной была опасность скатиться в пошлость, клубничку, малинку. Во-вторых, не весь репертуар можно танцевать без женщин. И – самое главное – у многих ведь существуют комплексы, и когда ко мне стали приходить ребята, почти все говорили: «Да, все замечательно, я с удовольствием! Но только на мужские роли...» Я спрашивал: «Почему? Ты же артист! Сегодня ты Гамлет, завтра – Дон Кихот. Отчего не попробовать себя и в женской партии? Неужели тебе никогда не было интересно, как это балерины на пальцах танцуют?»
– Я, может быть, задам нелепый вопрос, но скажите: мужчин ведь не учат танцевать на пуантах. Разве это так просто, что можно, как вы говорите, взять и попробовать себя?
– Конечно, нет! Если бы вы только знали, сколько мы натерпелись с пальцевыми туфлями! Больших-то размеров не существует, поэтому мы брали маленькие и пришивали другую подошву. В результате – стертые в кровь пальцы! Снятые с пяток скальпы! Падения! И смешно, и больно…
Но самое сложное оказалось неожиданно для меня в другом. Когда мы стали пробовать женские партии, я понял: у девочек совершенно другие руки! Другой поворот головы, как будто у нас голова по-иному посажена! А кокетство во взгляде! Кошмар!
– Наверное, самое важное для актера – способность вживаться в роль?
– Безусловно! Ты все время думаешь об образе и незаметно начинаешь смотреть на мир, глазами, скажем, князя Мышкина! Стоишь в метро или на троллейбусной остановке и вдруг как-то по-особенному распрямляешься, поворачиваешь голову, принимаешь соответственную позу… Но «Идиот» в этом плане был еще ничего. А вот когда я на улице начинал оглядывать прохожих глазами Воланда, люди от меня просто шарахались! Ой, ужас, что это было, и ведь все абсолютно непроизвольно, незаметно для самого себя! Это невозможно контролировать! Просто твоя пластика начинает в определенный момент соответствовать образу и характеру героя. Мало того, у тебя даже меняется мировоззрение…
– Даже не представляю себе, как можно постоянно жить с такой раздвоенностью!
– Для этого надо родиться артистом, и это все-таки дается Богом.
– А в каком возрасте вы поняли, что родились именно артистом?
– Сколько себя помню, всегда искал для себя сценические площадки. Хотя при этом все время мечтал стать доктором. Я и сейчас очень люблю медицину, у меня отношение к врачам самое трепетное. Тем более что я ведь весь переломанный и перекалеченный, перенес несколько серьезных операций. Причем уже после первой (а мне было тогда всего двадцать лет) мне сказали: «Тебе нужно срочно менять профессию и весь образ жизни!» Представляете? А как менять? Как?! Балет – это ведь моя жизнь и есть...
Ой, ну что это я? Начал с одного, перескочил на совершенно другое. Впрочем, в жизни же так все – переплетено, взаимосвязано…
– Но как все-таки случилось, что вы ушли от Эйфмана?
– Я проработал у Бориса Яковлевича 14 лет и – Боже, как я счастлив, что это у меня было! Какие образы я сыграл! Такая удача многим артистам даже не может и присниться! Но не зря ведь придумано, что стаж балетного артиста – двадцать лет. Как ни крути, а организм за этот срок страшно изнашивается… И однажды я почувствовал: если проработаю у него еще хотя бы один сезон, закончу его инвалидом или в психушке, или еще где-то. И я ушел. Ушел в никуда. И оказался в ситуации, из которой существуют только три выхода. Некоторые в подобных обстоятельствах спиваются, другие – не дай Бог! – кончают самоубийством. Я выбрал самое трудное. Невероятно трудное! То, что можно, наверное, сопоставить со случаями, когда человек, находясь в безвыходном положении, разрывает голыми руками металлическую решетку.
– Вы о создании собственной балетной труппы?
– Да. Только сначала три месяца, понимаете, три долгих месяца я просто пролежал совершенно больной и разбитый. Лишь к концу этого срока я понял, что все равно буду танцевать, и решился предложить городу идею создания мужского балета.
– Скажите честно, Валерий, вы сами-то верили, что вам пойдут навстречу?
– Скорее опасался, что мне скажут: «Ты с ума сошел? Ты ненормальный, что ли?» Но, слава Богу, в комитете по культуре мне неожиданно пообещали: «Пробуй, делай программу, и если получится хорошо, то все у тебя будет».
– Что получилось хорошо, сегодня знают уже все. Но, согласитесь, в вашей идее содержалась немалая доля авантюризма! На что вы все-таки рассчитывали?
– На правду!
– Извините, не понял?
– Все мои мальчики – яркие индивидуальности, а балетная сцена – индикатор лжи. Если артист лжет телом, это сразу видно! То есть это на порядки заметнее, чем если бы он врал словами. Я сам сталкивался с тем, что некоторые так уверенно лгут, что и не распознаешь. А по тому, как работает танцовщик, можно даже определить, что он за человек в жизни!
– Но, чтобы артисты вашего балета начали выходить на сцену и танцевать правду, их нужно было для начала собрать, объединить! И – что немаловажно – им надо было платить!
– Вы, безусловно, правы! И пройти через все эти организационные трудности оказалось даже труднее, чем я предполагал. Но главное – я уверен! – в другом. У нас все же своя специфика – я имею в виду женские роли. В драматическом театре мужчины так играли, что публика в зале не догадывалась, что на сцене перед ней мужчина. Но в балете все сложнее – тело же открыто и, значит, нечего посягать на то, что тебе от природы не принадлежит! Мы не пытаемся подменить женщину. Но есть вещи, скажем, сцена обольщения в «Жизели», которые ни одна женщина никогда в жизни не смогла бы сделать, как мы. Просто по своей сути… Ой, я, наверное, слишком длинно об этом говорю?
– Наоборот! Только я не понял, почему молоденькая девушка станцует сцену обольщения хуже, чем мужчина?
– Если судить объективно, все это абсолютно объяснимо, потому что мужчина по-любому мощней физически, а современный балет требует очень больших физических нагрузок! Все-таки хрупкая балерина не в состоянии так высоко прыгнуть, сделать силовые, акробатические вещи. Впрочем, надо признать, многие все-таки это делают... Вы ведь наверняка видели, как девочки таскают по сцене мужиков?
– Господь миловал – ни разу!..
– Неужели нет? Странно... такое сегодня очень часто встречается... Да, так о чем я?.. В общем, у мужчин больше пластики, больший диапазон физических данных. Просто надо все это найти в танцовщике, выявить, воспитать, развить.
– И тогда весь мировой балет станет чисто мужским?
– Да не смотрите вы на меня так хитро! Я вам не отвечу однозначным «да». Я скажу иначе: «Искусство балета развивается сегодня в мужском направлении…»
Беседовал Владимир Ермолаев
