Культура
«Скотопригоньевск лезет из всех щелей!»
24 июля
Достоевского оперные режиссеры жаловали не часто. Хотя драматизм и вселенский размах писателя как нельзя лучше подходят для такого значительного и серьезного жанра, как опера. И все же, видимо, Федор Михайлович подпускает к себе далеко не всех. Да и не каждый отважится…
Отважился петербургский композитор Александр Смелков, любящий работать с литературным словом. Артисты репетировали новые для них партии в течение всего двух месяцев, но сама работа над созданием музыки к опере началась три года назад.
– Мучительный, очень сложный труд был. И отчаяние настигало, и неверие в свои силы – не только в смысле сочинения мелодий и партий для многоголосого хора и солистов, – рассказал Александр Павлович. – Надо было постичь ту глубину богоборчества, богоискательства и покаяния, чем занимался Достоевский. Пришлось перелопатить горы литературы о нем, о его творчестве, перечитать не раз роман – все это шло вместе с поиском музыкальных интонаций (Смелков использовал темы музыкальных произведений великих композиторов, в частности «Оду к радости» Бетховена. – Е. Д.). И я до сих пор не знаю, позволено ли было мне оттуда, свыше, это приближение к Достоевскому.
Немало трудов затратил и автор либретто Юрий Димитрин – из огромного произведения надо было отобрать то, что «споется», и не хотелось явных пересечений с прежде созданными операми по «Братьям Карамазовым». Именно поэтому в нынешнем прочтении Достоевского расхожей фразы Ивана Карамазова о том, что «не стоит мировая гармония ни единой слезинки ребенка», слушатель и зритель не сыщет. На свет явится средневековая легенда о Великом инквизиторе, и на фоне ее разыграется трагедия в отдельно взятой семье Карамазовых в провинциальном смрадном городишке Скотопригоньевске.
Даже на генеральной репетиции, когда нервничал режиссер Василий Бархатов, выбегая то и дело на сцену и поправляя движения артистов, когда отлаживался свет, звук, мизансцены, – первые зрители спектакля ощутили и мощь, и размах, и накал действа, и комические его повороты. Самое главное, верилось в то, что драматические диалоги нужно именно петь – и Федору Павловичу (Николай Гассиев), и Дмитрию (Олег Балашов), и Алексею (Владислав Сулимский), Ивану (Алексей Марков), Катерине Ивановне (Елена Небера), Смердякову (Андрей Зорин), Грушеньке (Наталья Евстафьева). Мужской и женский хор с звучащим колокольным звоном добавлял действу мистической атмосферы.
Главным вдохновителем создания спектакля явился художественный руководитель Мариинки Валерий Гергиев. На генеральной репетиции он сам дирижировал оркестром. Гергиев рискнул доверить столь серьезную постановку молодому (но уже успевшему зарекомендовать себя в Мариинке яркими оперными спектаклями «Москва, Черемушки» Дмитрия Шостаковича, «Енуфа» Леоша Яначека) Василию Бархатову. На вопрос корреспондента «НВ», насколько интересен для него Достоевский, Василий ответил, что Федор Михайлович, как и Шекспир, будет современен всегда: «Посмотрите, Скотопригоньевск и сегодня из всех щелей лезет. И в Питере тоже…» Безусловно, ставя это сложнейшее произведение на оперной сцене, Бархатов решал и свои личные задачи как режиссер. Насколько все получилось, будет судить зритель, и не только в Петербурге – Гергиев собирается осенью везти оперу в Голландию.
…На сцене (выразительная работа художника-постановщика Зиновия Марголина) предстанет собор без купола, дом почти без окон, зато с широкими воротами, которые будут затворяться за людьми, как за скотом, а паперть будет превращаться то в место для инквизиции, то в судилище над отцеубийцей, то в место для похоронной процессии, и сюда же явится Господь, которого схватят и уведут стражники… Ощущаешь самой кожей, как и вправду современен Достоевский…
Елена Добрякова
Отважился петербургский композитор Александр Смелков, любящий работать с литературным словом. Артисты репетировали новые для них партии в течение всего двух месяцев, но сама работа над созданием музыки к опере началась три года назад.
– Мучительный, очень сложный труд был. И отчаяние настигало, и неверие в свои силы – не только в смысле сочинения мелодий и партий для многоголосого хора и солистов, – рассказал Александр Павлович. – Надо было постичь ту глубину богоборчества, богоискательства и покаяния, чем занимался Достоевский. Пришлось перелопатить горы литературы о нем, о его творчестве, перечитать не раз роман – все это шло вместе с поиском музыкальных интонаций (Смелков использовал темы музыкальных произведений великих композиторов, в частности «Оду к радости» Бетховена. – Е. Д.). И я до сих пор не знаю, позволено ли было мне оттуда, свыше, это приближение к Достоевскому.
Немало трудов затратил и автор либретто Юрий Димитрин – из огромного произведения надо было отобрать то, что «споется», и не хотелось явных пересечений с прежде созданными операми по «Братьям Карамазовым». Именно поэтому в нынешнем прочтении Достоевского расхожей фразы Ивана Карамазова о том, что «не стоит мировая гармония ни единой слезинки ребенка», слушатель и зритель не сыщет. На свет явится средневековая легенда о Великом инквизиторе, и на фоне ее разыграется трагедия в отдельно взятой семье Карамазовых в провинциальном смрадном городишке Скотопригоньевске.
Даже на генеральной репетиции, когда нервничал режиссер Василий Бархатов, выбегая то и дело на сцену и поправляя движения артистов, когда отлаживался свет, звук, мизансцены, – первые зрители спектакля ощутили и мощь, и размах, и накал действа, и комические его повороты. Самое главное, верилось в то, что драматические диалоги нужно именно петь – и Федору Павловичу (Николай Гассиев), и Дмитрию (Олег Балашов), и Алексею (Владислав Сулимский), Ивану (Алексей Марков), Катерине Ивановне (Елена Небера), Смердякову (Андрей Зорин), Грушеньке (Наталья Евстафьева). Мужской и женский хор с звучащим колокольным звоном добавлял действу мистической атмосферы.
Главным вдохновителем создания спектакля явился художественный руководитель Мариинки Валерий Гергиев. На генеральной репетиции он сам дирижировал оркестром. Гергиев рискнул доверить столь серьезную постановку молодому (но уже успевшему зарекомендовать себя в Мариинке яркими оперными спектаклями «Москва, Черемушки» Дмитрия Шостаковича, «Енуфа» Леоша Яначека) Василию Бархатову. На вопрос корреспондента «НВ», насколько интересен для него Достоевский, Василий ответил, что Федор Михайлович, как и Шекспир, будет современен всегда: «Посмотрите, Скотопригоньевск и сегодня из всех щелей лезет. И в Питере тоже…» Безусловно, ставя это сложнейшее произведение на оперной сцене, Бархатов решал и свои личные задачи как режиссер. Насколько все получилось, будет судить зритель, и не только в Петербурге – Гергиев собирается осенью везти оперу в Голландию.
…На сцене (выразительная работа художника-постановщика Зиновия Марголина) предстанет собор без купола, дом почти без окон, зато с широкими воротами, которые будут затворяться за людьми, как за скотом, а паперть будет превращаться то в место для инквизиции, то в судилище над отцеубийцей, то в место для похоронной процессии, и сюда же явится Господь, которого схватят и уведут стражники… Ощущаешь самой кожей, как и вправду современен Достоевский…
Елена Добрякова
